Алексей Биргер - По ту сторону волков Страница 9

И я очнулся. Ну, конечно, это всего лишь сон. И никого рядом, лишь одно из окон дребезжит под ветром — видно, этот звук и превратился в моем сновидении в тонкий волчий вой.

Я только ругнулся и опять отвинтил крышечку фляжки, приложился к ней несколько раз, взглянул на часы. Пять утра. У меня еще два с половиной часа сна. Я устроился поудобней — и эти два с половиной часа проспал уже безо всяких сновидений.

Мы вышли туда, где следы были еще волчьими. Пошли по ним. Опер прямо поперхнулся и побагровел, увидя то место, где в истоптанном и разворошенном снегу волчий след превращался в человечий.

А я внимательно осмотрел все вокруг. Потом еще раз пригляделся к волчьим следам, смерил расстояния.

— Нет, это не человек на подошвах в виде волчьих лап шел, чтобы потом снять их, меня запутать, — сказал я. — Он бы себя своей походкой выдал. Волк, самый что ни на есть натуральный! — Я перешел туда, где начинались следы сапог. — Но и человек был натуральный. Допустим, хозяин волка. Да, вот сейчас, при дневном свете видно, что оттиски сапог глубоко вдавлены. И на пятки больше упор. Так в точности бывает, когда несешь тяжесть. А этот взрытый снег, словно кто-то валялся и превращался… Ну, конечно, чтобы обмануть и внушить мысль, будто кто-то тут из волка превращался в человека. Иначе не было бы смысла скрывать дохлого волка. Но откуда же этот мужик здесь взялся? Ведь не по воздуху же он перелетел!.. И сколько следов посторонних! Хорошо хоть, как я и предполагал, на след «вурдалака» никто наступать не посмел. Да, интересно было бы порасспросить этого молодчика, как он прямо на этом месте оказался, не оставив вокруг следов… Ага, вот оно! Как же я не понял, почему снег взрыт? По шпалам он сюда шел, по обледеневшим! — Я указал на проходившую совсем рядом боковую ветку железнодорожных путей — тупичок такой одноколейный — сам дивясь, почему сперва не взял ее в расчет, а отнесся к ней как к несущественному предмету обстановки: ну, есть, мол, и есть. — А потом он сюда прыгнул, под уклон, и снег взрыл, чтобы никто не дотумкал, с какой стороны он появился. Видно, еще и на заднице проехался. Расстояние-то солидное, метров пять будет! И этот след сразу все нам рассказал бы.

— Вопросец есть, — заметил опер. — А почему он на путях волка не дождался, чтобы уйти, не оставляя следов? Зачем ему было лишние сложности себе создавать?

— Я только предположить могу, — сказал я. — Мне видятся два варианта. Первый — волк бежал, бежал и настолько ослабел от раны, что упал и последние пять метров до путей дотянуть не смог, пришлось за ним спускаться. Второй он все это для форсу проделал, чтобы лишний ужас навести. Ну, полный создать маскарад, будто волк на самом деле в человека превратился. Мужик-то он, судя по всему, рисковый и с выдумкой — только нас никакими маскарадами не проведешь… В общем, он тут оказался и раненого волка к себе подманил, свистом или еще как. Волк от меня к хозяину шел. А у кого есть волк, тот должен его содержать. Конуру иметь специально и так далее… Да, больше тут, пожалуй, ничего не выяснишь. Дальше пойдем?

— Здорово следы читаешь, — сказал опер. — Где так наловчился?

— Я же почти всю войну в конной разведке был.

— Да, конечно, тебе и карты в руки. Пойдем дальше, на кладбище.

Так мы и добрались до того места, где след таинственным образом оборвался. Я принялся шарить вокруг, а энкеведешник, привыкнув, видно, доверять моим способностям следопыта, скучающе озирался и глазел на небо. Вдруг он взволнованно меня окликнул:

— Смотри! Смотри! На дереве, рядом с могилой, где след обрывается!

На гладком стволе виднелись свежие зарубки, уходившие вверх метра на два, где начиналось первое разветвление и два толстых сука уходили от ствола в разные стороны.

— Вот он — след его хитрости! — Я расплылся в улыбке, и, наверное, вид у меня в тот момент был довольно глупый. — Он им воспользовался, чтобы со своим грузом взобраться на дерево. И, видно, с трудом там держался, поэтому и не напал на меня — не было у него возможности напасть на меня неожиданно, из выгодной позиции. Но куда же он потом делся, ведь слезть-то он в конце концов должен был! — Я оглядел снег вокруг дерева. — Слез он с другой стороны, это ясно. Куда ушел — мы уже не узнаем, местные зеваки здесь особенно усердно ногами поработали. — Я еще раз осмотрел следы, ведущие к могиле. — Да, капель крови становится все меньше, они почти на нет сходят. Надо думать, рана была серьезная, волк истек кровью и сдох. Тащиться с мертвым окоченевшим волком… Не позавидую ему. Интересно, где он его похоронил? Тоже выясним, а?

— Выясним, — кивнул опер. — По-моему, мы узнали достаточно. Можно докладывать наверх, что оборотень — это обыкновенный хитрый бандюга. И есть все данные, позволяющие быстро и без шума найти его и ликвидировать. Пошли отсюда. Мы долго провозились, а у меня в районе еще полно дел.

Покинув кладбище, мы направились в поселок к моей конторе. Мне было о чем подумать. Во всем этом деле оставалось нечто очень странное. Судя по всему, у волка (а я, по следам, был готов поспорить на что угодно, что мы имеем дело не с крупной собакой, а с волком — хотя бы по тому, как поставлены лапы) был постоянный хозяин, которого этот волк обожал. Только как этот постоянный хозяин умудрился скрывать присутствие волка от всей округи, где о лишней вши ползут слухи? Как он оказался на пути своего питомца, не оставив никаких следов? Куда все-таки дел тело мертвого волка? Вряд ли унес куда-то далеко. Неужели тащился с ним несколько километров? И что за игра им велась вокруг мнимого превращения волка в человека? Почему нельзя было бросить дохлого волка — хоть на могиле, хоть не доходя кладбища?

Значит, хозяин почему-то не мог предоставить волка собственной судьбе. Почему? Отбрасываем вариант, что не додумался, — несерьезно. Тогда остается лишь одно, самое вероятное: он не мог бросить волка, потому что даже его труп наверняка выдал бы хозяина. Но как, если в округе никто и слыхом не слыхивал о человеке, содержащем волка? Может, он на волка надел ошейник со своим именем или с чем-то очень узнаваемым — так, для форсу? Тоже маловероятно. Может, он боялся, что у волка достаточно сил, чтобы привести меня к дому своего хозяина? Но ведь убил же хозяин этой твари моего предшественника! И мне мог устроить засаду в любой точке моей погони за волком. Нет, он предпочел спасать волка, и для него это было важнее, чем покончить со мной. Он даже рискнул отсиживаться на дереве, в такой позе, которая исключала нападение на меня, и, наоборот, сделала бы его моей жертвой — лишь бы утаить… Почему?

Скорей всего, все-таки страх, что волк дотянет до дома, а значит, и меня приведет по следу, и мне будут все карты в руки: и пистолет против его секиры или шестопера, и козыря внезапности он будет лишен. Но нет, не то, не то… Я уже начинал чувствовать нрав убийцы и понимал, что такая причина была бы не совсем в его нраве. Однако на тот момент это была единственная разумная и логически последовательная причина, которую я смог просчитать. И не стоило, пожалуй, обращать внимание на мелочное свербение в недовольном разуме. Все странности в конце концов объяснятся, когда возьмем убийцу.

Шофер уже давно вернулся, чаевничал с дежурным. Завидев своего начальника, вытянулся по струнке. Опер коротко кивнул шоферу, и он мигом завел машину и открыл перед ним дверцу. Тот уселся, шофер обежал машину, открыл дверцу с другой стороны, сел за руль, подал машину назад, лихо развернулся — и они умчались.

— Чайку не хотите? — спросил дежурный.

— Я?.. А, нет… Чай не водка — много не выпьешь. — Я вышел из рассеянности и постарался сосредоточиться на делах. — Где изъятое сложили?

— Оружие это?.. Как вы и велели, в одну из наших камер. Никто не залезет. Вот вам ключ, пожалуйста.

— Да-да, конечно. — Я убрал ключ в карман. — Пойду пройдусь. Неподалеку. Вернусь через четверть часа.

Я направился к водочному ларьку. На душе у меня было муторно. Поганое ощущение, будто делаю что-то не то, осталось осадком от разговора с опером.

У ларька стояли те самые фабричные, которых я вчера так эффектно «подставил» конокрадам.

— А-а, вы еще живы? — не без скуки в голосе удивился я.

Наступила короткая пауза.

— Стакан водки мне сделайте, — обратился я к продавщице. — Да нет, куда так мало, побольше лей.

Я выхлестал, не поморщась, полный стакан — фронтовая закалка. Поставил стакан на стойку и кинул небрежно — не без дешевенького пижонства, признаюсь тебе:

— Еще один. Такой же.

Пока продавщица наливала, я снова взглянул на ребят.

— Ну? Ничего сказать не имеете?

— Нечестные ты шутки шутишь, начальник, — рискнул подать голос один из них.

Я взял в правую руку полный стакан и хмыкнул:

— А вы честно со мной играете? О такой малости вас попросил, чтобы, пока вы на людях, все было тихо-спокойно. Я здесь за порядок отвечаю, с меня и спрашивают. А мне с кого спрашивать? Только с вас! — Я осушил стакан и вернул его продавщице. — Еще раз предлагаю: давайте со мной по-хорошему, и я с вами буду по-хорошему. И никаких неприятностей у вас не будет. Так что подумайте.