Робин Кук - Мозг Страница 9

Лори кивнула, хотя и показала, что просьбе этой не рада. Ее раздражало, что Маннергейм кричал в коридоре.

Маннергейм уловил молчаливый упрек и вполголоса обругал сестру. — Бабы, — пробормотал он. Для Маннергейма сестры все больше и больше становились бельмом на глазу.

Маннергейм ворвался в операционную, как бык на арену. Атмосфера дружелюбия сразу пропала. Дарлин Купер вручила ему стерильное полотенце.

Вытерев одну кисть, затем другую и продолжая тереть запястья, Маннергейм склонился и осмотрел отверстие в черепе Лизы Марино.

— Черт побери, Ньюмен, — прорычал Маннергейм, — когда вы научитесь прилично делать краниотомию? Я уже говорил вам, говорил тысячу раз, что нужно больше скашивать кромки. Боже! Полная неразбериха.

Прикрытая салфетками Лиза ощутила новый наплыв страха. Что-то в ее операции шло не так.

— Я... — начал Ньюмен.

— Я не хочу слушать никаких оправданий. Либо вы будете делать это как следует, либо ищите другую работу. Ко мне сейчас придут японцы и что они подумают при виде этого?

Нэнси Донован стояла рядом с ним, чтобы взять полотенце, но Маннергейм предпочел бросить его на пол. Он любил создавать напряженность и, как ребенок, требовал всеобщего внимания, где бы он ни находился. И он его получал. По уровню технического мастерства он считался в стране одним из лучших нейрохирургов, и при том самым скоростным. Он сам выражался так:

«Как только влез в голову, миндальничать уже некогда.» И благодаря своему энциклопедическому знанию тонкостей нейроанатомии человека он действовал в высочайшей степени эффективно.

Дарлен Купер держала раскрытыми специальные коричневые резиновые перчатки, которые требовал Маннергейм. Всунув в них руки, он посмотрел ей в глаза.

— Аааах, — томно проворковал он, как будто испытывая оргастическое наслаждение от всовывания рук. — Бэби, ты сказка!

Дарлен Купер, подавая ему влажное полотенце, чтобы стереть порошок с перчаток, избегала смотреть Маннергейму в глаза. Она привыкла к его комментариям и по опыту знала, что лучше всего было не обращать на него внимания.

Расположившись во главе стола с Ньюменом по правую руку и Лоури по левую, Маннергейм вгляделся в полупрозрачную оболочку, закрывавшую мозг Лизы. Ньюмен сделал аккуратные швы на неполную толщину мозговой оболочки и прикрепил их к кромке участка краниотомии. Эти швы обеспечивали плотное прилегание оболочки к внутренней поверхности черепа.

— Ну что же, начнем представление, — произнес Маннергейм. — Дуральный крючок и скальпель.

Инструменты шлепнулись в руку Маннергейма.

— Легче, детка. Мы не на телевидении. Я не хочу испытывать боль всякий раз, когда прошу инструмент.

Начав работать, Маннергейм полностью сосредоточился. Его сравнительно небольшие руки двигались с экономной осмотрительностью, его выпуклые глаза не отрывались от пациента. Руки исключительно точно контролировались зрением. Его малый рост — 170 сантиметров — был для него источником раздражения. Он считал, что его обманули на пять дюймов, которых не доставало до его интеллектуальной высоты, но поддерживал себя в великолепной форме и выглядел значительно моложе своего шестидесяти одного года.

Пользуясь небольшими ножницами и коттоноидными полосками, которые он вложил между оболочкой и мозгом для его защиты, Маннергейм прорезал оболочку по контуру окна в черепе. Указательным пальцем он мягко пальпировал височную долю. Благодаря своему опыту он мог обнаружить малейшее отклонение от нормы. Эта тонкая взаимосвязь с живым пульсирующим человеческим мозгом была апофеозом существования Маннергейма. Во время многих операций это вызывало у него сексуальное возбуждение.

— Теперь стимулятор и провода электроэнцефалографа, — потребовал он.

Доктора Ньюмен и Лоури принялись распутывать клубок тонких проводков. Нэнси Донован как непосредственно работающая с ним сестра брала у них соответствующие проводки и подключала к находящимся рядом электрическим пультам. Доктор Ньюмен аккуратно расположил миниатюрные электроды двумя параллельными рядами — один посредине височной доли, другой — над сильвиевой веной. Гибкие электроды с серебряными наконечниками ушли под мозг. Нэнси Донован щелкнула тумблером, и экран электроэнцефалографа рядом с кардиомонитором ожил, флуоресцирующие точки стали вычерчивать на нем беспорядочные линии.

В операционную вошли доктор Харата и доктор Нагамото. Маннергейм был доволен, и не потому что визитеры могли чему-нибудь научиться — просто он любил публику.

— Вот смотрите, — показал Маннергейм, — в литературе полно всякого дерьма по поводу того, следует ли удалять верхнюю часть височной доли при темпоральной лобэктомии. Некоторые боятся, что это скажется на речи пациента. Ответ прост — нужно проверить.

Держа электрический стимулятор, как дирижерскую палочку, он подозвал доктора Ранада, и тот наклонился и приподнял салфетку. — Лиза, — позвал он.

Лиза открыла глаза. В них отразилось замешательство, вызванное услышанным разговором.

— Лиза, — повторил доктор Ранад. — Я прошу тебя рассказывать все, какие помнишь, детские стишки.

Лиза повиновалась, полагая, что это поможет скорее закончить дело. Она начала говорить, но в этот момент доктор Маннергейм коснулся стимулятором поверхности ее мозга. Лиза остановилась на полуслове. Она знала, что хочет сказать, но не могла. В то же время в ее голове возник образ какого-то человека, проходящего в дверь.

Заметив, что речь Лизы прервалась, Маннергейм воскликнул:

— Вот вам и ответ! У этого пациента верхнюю височную извилину мы не берем.

Японские визитеры согласно закивали головами.

Теперь переходим к более интересной части задачи, — продолжал Маннергейм, взяв один из двух глубинных электродов, полученных из Гибсоновского мемориального госпиталя. Кстати, пусть кто-нибудь позвонит рентгенологам. Мне нужен снимок этих электродов, чтобы потом знать, где они были.

Жесткие игольчатые электроды служили как для регистрации, так и для стимуляции. Еще до их стерилизации Маннергейм сделал на них метки в четырех сантиметрах от острия. С помощью маленькой металлической линейки он отмерил четыре сантиметра от переднего края височной доли. Держа электрод перпендикулярно поверхности мозга, Маннергейм свободно и легко погрузил его до метки. Сопротивление ткани мозга было минимально. Он взял второй электрод и воткнул двумя сантиметрами дальше. Каждый из электродов выступал над поверхностью мозга сантиметра на четыре.

К счастью, в этот момент пришел Кеннет Роббинс, старший рентгенолаборант Нейрорадиологии. Стоило ему опоздать, Маннергейм устроил бы одну из своих знаменитых истерик. Поскольку операционная была оборудована для проведения рентгенографии, Роббинсу для получения двух снимков нужно было всего несколько минут.

— Так, — произнес Маннергейм, посмотрев на часы и поняв, что нужно поторапливаться. — Давайте начнем стимулировать глубинными электродами и посмотрим, можно ли генерировать в мозгу эпилептические сигналы. По опыту знаю: если это удастся, то почти со стопроцентной вероятностью можно считать, что лобэктомия устранит припадки.

Врачи перегруппировались вокруг пациентки. Доктор Ранад, — бросил Маннергейм, — попросите пациентку описать, что она чувствует и думает после стимулирования.

Доктор Ранад кивнул и лицо его скрылось под краем салфетки.

Вынырнув, он показал, что Маннергейм может продолжать. Лиза ощутила стимул, как взрыв бомбы, но без звука или боли. После периода отключения сознания, длившегося может быть долю секунды, а может быть и час, на лицо доктора Ранада в конце длинного тоннеля наложился калейдоскоп образов. Она не узнала Ранада, не знала и где находится. Она чувствовала только ужасный запах, предшествовавший ее припадкам.

— Что ты чувствуешь? — спросил доктор Ранад.

— Помогите мне, — закричала Лиза. Она попыталась пошевелиться, но ощутила действие захватов. Она чувствовала приближение приступа. — Помогите мне.

— Лиза, — произнес встревоженный Ранад, — Лиза, все в порядке.

Просто расслабься.

— Помогите мне, — выкрикнула Лиза, теряя над собой контроль.

Фиксатор головы удержался, уцелел и кожаный ремень на ее талии. Вся ее энергия сосредоточилась в правой руке, которую она потянула с колоссальной силой и внезапностью. Кистевой фиксатор лопнул, и освободившаяся рука описала дугу через салфетки.

Маннергейм, завороженно следивший за необычными показаниями электроэнцефалографа, краем глаза увидел лизину руку. Среагируй он быстрее, несчастья можно было бы избежать. Но он был настолько потрясен, что на какое-то время утратил способность двигаться. Рука Лизы в своем неистовом стремлении освободить захваченное операционным столом тело натолкнулась на выступающие электроды и всадила их прямо в мозг.