Джузеппе Д'Агата - Возвращение тамплиеров Страница 9

Анна Монфорти — блондинка двадцати лет, невысокая, но чрезвычайно изящная — уже накрасилась и тщательно подобрала вечерний наряд. Прислуга ушла — у нее был свободный вечер, родители и пятнадцатилетний брат накануне уехали кататься на лыжах в Кортина.

Девушка была дома одна, и когда раздался звонок в дверь, она как раз закончила выбирать самое подходящее освещение для просторной гостиной на первом этаже. И действительно, Джакомо попал в некую волну розового покоя, кое-где вспененную легкими водоворотами: отдельные лампы излучали чуть более сильный свет.

— Я ждала тебя в девять.

Этот легкий упрек прозвучал несколько вызывающе, хоть и сопровождался улыбкой. Но молодой человек не хотел утрачивать спокойствия, какое с трудом вернул себе, и еще меньше — оправдываться, рассказывая о происшествии, из-за которого задержался.

— Не думаю, чтобы лишние полчаса…

— Конечно, это пустяки. Но я знаю твою маниакальную пунктуальность. — Она направилась было ему навстречу, но Джакомо, отступив, сразу же обозначил дистанцию. — А кроме того, у меня было занятие. Я читала очень интересную статью о целлюлите.

— О целлюлите? — Джакомо взглянул на журнал, оставленный на диване. — Почему бы тебе не почитать какую-нибудь книгу?

Молодой человек взялся руками за спинку кресла: жест, выглядевший вполне естественно, на самом деле выдавал потребность в опоре.

— Так ты заказал столик? — поинтересовалась Анна.

Джакомо медленно покачал головой.

— Но разве ты не хотел отвезти меня в «Девять ступенек»?

— Верно. Я обещал. Но потом передумал и не заказал.

Анна не шелохнулась.

— Неважно. Если там будет много народу, отправимся в другое место. В Болонье хватает ресторанов. — Но тут девушка вдруг подумала, что, может быть, Джакомо просто захотел провести вечер по-другому: в интимной обстановке, вдвоем, что довольно редко случалось в их отношениях. Она постаралась придать выражению лица и улыбке некую соблазнительность. — Предпочитаешь остаться здесь, вдвоем? Да, наверное, это лучше, чем сидеть за столом.

Молодой человек решил уйти в оборону.

— Может быть, даже займемся любовью.

— А почему бы и нет? В конце концов, мы ведь помолвлены.

«Вот-вот, — решил Джакомо, — вот он, подходящий момент. Повод подала она сама».

— Как давно мы помолвлены?

— Не знаю, не помню. Два года, три: мы были детьми. — Анна села на диван и указала на место рядом с собой. — Иди сюда. Мне кажется, ты хочешь что-то сказать мне. А поехать куда-нибудь мы всегда успеем.

— Мне скоро надо уходить.

Сунув руки в карманы, Джакомо принялся шагать взад-вперед. Ковры, сплошь покрывавшие пол, гасили всякий шум.

— Ты мог бы сразу сказать, что у тебя другие планы на вечер, — недовольно ответила Анна. — Яирам?

Джакомо повернулся к девушке:

— Почему ты вдруг подумала о нем?

— Потому что знаю — вы подружились и часто видитесь.

— Это не имеет никакого значения, — сказал Джакомо. — Послушай меня внимательно, Анна. Я пришел, чтобы сказать тебе… Так вот, я хочу сказать, что мы должны расстаться.

Наступило тяжелое молчание. Потом девушка решила, что должна все же что-то ответить:

— Что ты сказал? Ты говоришь о нас с тобой?

— Именно так.

— А почему ты думаешь, что мы должны расстаться?

— Потому, что наша помолвка, если она вообще была, не имеет никакого смысла и ни к чему не приведет.

— У меня никогда прежде не возникало впечатления, будто ты настолько несчастлив, — заметила Анна с ледяным спокойствием. — Более того, я всегда считала, что нашим отношениям можно только завидовать. Но объяснись все же, отведи душу, если необходимо. Мне ведь только хочется услышать убедительное объяснение. Наверное, я имею на это право, нет?

— Убедительное… Мы расстаемся, и все. Жизнь на этом не кончается. И никто ни на кого не обижен.

— Да, но мои родители и знакомые… Мои подруги…

— Ты должна быть свободна, и я тоже, — сказал Джакомо, стискивая руки. — Думаю, что только так мы можем полностью реализовать себя.

— Свободны? Реализовать? Бог мой, что ты такое говоришь?

Он помрачнел:

— Не упоминай лишний раз Бога, прошу тебя. Ты знаешь, я не люблю этого.

Анна резко поднялась и порывисто обняла юношу.

— Ты должен что-то сделать. Может быть, тебе надо лечиться. С тобой явно что-то не так. Уже год, как я это замечаю. С тех пор, как ты стал встречаться с этими твоими товарищами, с этим монахом.

Он не ответил ей объятием. Более того, он вдруг почувствовал то, чего никогда не испытывал прежде, — отвращение к физическому контакту с ней.

— Анна, мы с тобой совсем не знаем друг друга. Мы чужие люди, и тут ничего не поделаешь.

В этот момент стены дома буквально задрожали от невероятного грохота. Чудовищный гром, казалось, подвел черту под словами Джакомо. Но то было лишь началом сильнейшей и совершенно неожиданной грозы.

Анна подошла к окну и посмотрела наружу:

— Какой ливень. Тебе и правда нужно идти?

Джакомо кивнул:

— Да, нужно. Сто раз я представлял себе эту сцену и теперь уже знаю ее так, что могу сыграть по памяти. Да, чуть не забыл: уверяю тебя, никакая другая женщина тут не замешана.

— Я даже не спросила об этом.

— Давай на днях возвратим друг другу наши письма. — Он рассмеялся. — Представляешь? За столько лет мы даже ни единой записки друг другу не написали.

Расставание на пороге виллы, перед стеной дождя, что обрушился на сад, оказалось довольно комичным: она вытягивала голову, желая поцеловать Джакомо хотя бы в щеку, он протягивал руку для пожатия. В итоге не вышло ни того ни другого. Джакомо быстро побежал к машине.

Оставшись одна, Анна попыталась разобраться в случившемся. Она не привыкла к противоречиям, не знала, что такое отчаяние, не знала, что значит плакать. Впрочем, решение Джакомо, внезапное как бушевавшая за окном гроза, было непостижимым, невероятным, нелепым. Его мог принять только человек психически неустойчивый, если не сказать больной. Вот оно — объяснение, которое она так лихорадочно искала. Найдено! В глазах других — а именно это больше всего ее беспокоило — все это не должно было выглядеть обычным разрывом двух помолвленных. Нет, ей следовало полностью обелить себя, оказаться невинной жертвой.

Позвонив Марине, тридцатилетней незамужней кузине, Анна не стала тратить время на объяснения, а попросила ее немедленно приехать, и та, выключив телевизор, без расспросов поспешила к сестре.

Тем временем Анна продолжала обдумывать объяснение, которое должно было получиться веским, но прежде всего — придать происшедшему нужный оттенок. Разве не правда, что Джакомо несколько месяцев как совершенно переменился, утверждая, что открыл смысл жизни и ее значение? Прежде он был высокомерным, презрительным, наглым, вызывающим, но способен был и уделять внимание повседневным мелочам (машина, лодки, дискотеки, одежда). Короче говоря, нормальный сынок богатого папы, настоящий сноб, как и многие другие молодые люди того же положения в обществе. Но когда появился этот старый бородатый монах, привычный мир стал для Джакомо банальным, скучным, пресным, чем-то безвозвратно ушедшим в прошлое. С тех пор он перестал встречаться и даже здороваться со многими друзьями, с теми самыми сверстниками, которые раньше считали его образцом для подражания. Должно быть, в мозгу Джакомо сломались какие-то колесики, разладилась зубчатая передача. В голове у Анны вертелось и другое предположение: даже если исключить присутствие других женщин, все случившееся определенно могло послужить признаком некоей двойной жизни (это было описано в одном читанном ею романе). Но размышления такого рода ни к чему не привели, и Анна оставила их.

Гроза бушевала все сильнее. Начался сильнейший ураган, как былинки гнувший кривые, голые ветви. Шквальный ветер, казалось, вымел и опустошил тускло освещенный сад. Неожиданно, словно под нажимом какой-то могучей силы, один из железных прутьев высокой ограды сломался и рухнул внутрь сада. С раздвоенным концом, напоминавшим два тонких крыла, прут этот походил на сломанное старинное копье. Именно таким он и показался Марине, когда она прошла в сад, плохо защищенная небольшим, почти игрушечным, зонтом. Такси ждало ее у ограды.

Она была лучшей подругой Анны и, конечно, с большим энтузиазмом выскочила бы навстречу ливню, если б только представляла, какие важные новости приготовила ей кузина.

Для Марины все на свете, черное и белое, сладкое и соленое, было приемлемым и совместимым: любое противоречие она без проблем заменяла новым. Джакомо был, конечно, чудовищем, но еще мгновение — и он оказывался святым. У него не только имелась тайная любовница, но еще и целый гарем, и в то же время он был самым преданным из мужчин. Он немного сошел с ума? Ничего страшного! Она знает стольких знаменитых врачей, которые в миг вылечат бедного Джакомо. Однако, если подумать как следует, стоило бы обратиться к хиромантке или даже знахарке. Милая Анна, она столь далека от жизни, что знает она о существовании дурного глаза? Любого человека легко можно сглазить! А ведь вполне возможно, даже совершенно нормально, что какой-нибудь завистник захотел разрушить неоспоримое очарование прекрасного Джакомо с помощью особого зелья!