Рекс Миллер - Тень в камне Страница 9

За свою жизнь Джек немало повидал подобных типов. Они как ядовитые цветы, произрастающие на грязной, вонючей почве сексуальных извращений. Полейте их смесью из славы и всеобщего внимания, и они вам порасскажут такое, что даже немыслимые похождения героев комиксов покажутся чепухой. Вот уж кто готов сознаться в чем угодно, лишь бы привлечь к себе внимание. Еще один способ крикнуть: «Эй, вы только посмотрите на меня!»

К тому же сбивал с толку характер убийств. Они не были преступлениями сексуального маньяка. Тот, кто совершил их, представал в высшей степени социопатической[15] личностью. Отсутствие очевидных связей, немотивированность поступков, различие в способах убийств, личность вероятного преступника — все это никак не увязывалось.

Два бесконечных далласских часа он непрерывно вглядывался в густую темноту номера, твердя, как молитву, «стереть в порошок». Измотанный мыслями, расстроенный и одинокий, Джек наконец провалился в сон. Но девять минут спустя страшный стук разбудил его, сорвал с кровати, заставил выпутаться из одеяла и протянуть руку за брюками. Натягивая их, он крикнул: «Подождите минутку!» — бросился к двери, распахнул ее и никого не обнаружил. Никакого движения. Всюду владычествовала тишина и мрак. Он в последний раз окинул взглядом коридор, выдохнул и закрыл дверь. Наверное, приснилось.

Бам! бам! бам! — три раза в дверь. Грохот раздался, когда Джек уже засыпал. На этот раз он добрался до двери быстрее, но все равно недостаточно быстро: призрак опять исчез. Надев туфли на босу ногу, он вытащил свой «смит», закрыл дверь и стал молча ждать возле нее.

У парня оказалось хорошее чувство времени. Прошли все десять минут, прежде чем он вернулся. Еще две минуты, и Джек сдался бы, пошел спать, но он был на месте. На втором ударе Эйхорд мгновенно распахнул дверь, и — что за черт! — опять никого, но наметанный глаз все же ухватил какое-то движение — слева от него медленно, осторожно закрывалась дверь в номер, Держа револьвер в кармане, Джек подошел и забарабанил в нее кулаком, как кувалдой, и барабанил до тех пор, пока в конце концов ему не открыли.

На пороге стоял жалкий трясущийся тип, возможно, одного с ним возраста. Примерно пяти футов семи дюймов роста.[16]

С лысиной, брюшком, слезящимися глазами и длинным красным носом.

— Привет, — мелодичным голосом произнес мужчина. — Хотите составить компанию? — Он держал в руке большой стеклянный стакан, на донышке которого плескалось немного виски. — Не желаете?

— Пожалуй, воздержусь, но все равно спасибо. Тем не менее один вопрос. Как вам удалось вернуться так быстро в свой номер?

— Это секрет, — прошептал мужчина, улыбаясь. — Я вам его открою, если вы войдете и выпьете со мной. — Он слегка шепелявил.

— Конечно. Вы все расскажете мне, даже если я не стану входить и выпивать с вами, — Джек показал полицейский значок, — или эта ночь плохо для вас кончится.

Тут сосед ударился в слезы, и Джек подумал, что тот опять начнет приставать со своей выпивкой и ему придется его урезонивать, а потом человек этот стал настолько жалок, что Эйхорд решил «какого черта?», и вошел, и они выпили, но даже виски бедолаги вызывало жалость.

Его звали Фил Как-бишь-его, из штата, название которого начиналось на гласную букву. Как показалось Эйхорду, он бормотал что-то вроде «Я весь шатаюсь», но потом оказалось, что он говорил: «Я весь в яйцах», имея в виду, что занимается оптовой продажей продуктов. Это был скучный человечек, с работой, которую ненавидел он, боссом, который ненавидел его, женой, которая тоже не испытывала к нему теплых чувств. Словом, печальный и одинокий простак. Глядя на таких, тоска берет.

Но когда занимаешься убийствами, даже мелкая неприятность может иметь свои достоинства. Мужчина барабанил в дверь длинной палкой. Так просто. Прямо под носом у Эйхорда. И тут Джек вспомнил забытую истину: если хочешь что-нибудь получше спрятать, оставляй это у всех на глазах. Он не был уверен, что идея ему пригодится. Но кто знает? Около трех часов утра Джек наконец заснул. Засыпая, он думал, как много у него общего со стариной Филом из соседнего номера. Оба они шатались, вот уж точно.

Из шикарного конференц-зала, расположенного на богато декорированном первом этаже, доносился веселый визг. В этом здании рядом с фирмой «Фиделити Мьютчуел» пристроили свои конторы Джонс, Селеска, Фой, Бигельман и Гутри, которых в среде адвокатов Техаса звали Джонс — Селеска. Хохоча, визжала женщина умопомрачительной красоты, которая стояла, наклонившись над очень дорогим длинным столом. В конце концов она нашла в себе силы прекратить смех и, когда отдышалась, сидевший напротив с невозмутимым видом мужчина, ответственный за ее постоянные истерические взрывы, произнес:

— Тебе следует научиться расслабляться, ты слишком серьезно смотришь на вещи. — И она снова зашлась от хохота.

— Только не визжать. Могут подумать, что ты меня здесь насилуешь, — сказал мужчина, а женщина начала стучать кулаком по столу.

— Пожалуйста... нет... — задыхалась она. — Пожалуйста... остановись.

— Эй, глупышка! Выметайся отсюда! — велел он, и эта фраза вновь поставила ее на грань истерики. Наконец, когда она окончательно успокоилась — по крайней мере настолько, что могла его слушать, — он спросил: — Тебе известна официальная точка зрения евреев на аборты?

— О-о-о-о, — застонала женщина, в шутку представляя, как ей больно.

— Она все еще в зародыше. Гарвардское законодательство никак ею не разродится. — Она захихикала, благодарная тому, что он сменил тему и им не придется обсуждать еще одного убийцу.

Ее секретарша открыла дверь:

— Мисс Коллнер, снова звонит этот полицейский. Уже второй раз. Мистер... — она глянула на листок розовой бумаги — Айкорт. Я полагаю, по поводу дела Хакаби.

Все еще посмеиваясь, красавица отмахнулась:

— Меня нет. — И со стоном опустилась в кресло.

ДАЛЛАС

— Я собиралась зайти в торговый центр в Саут-Оук-Клиф, чтобы кое-что купить, — со вздохом говорила она, повторяя одно и то же, наверное, в сотый раз, — в этот день мне предстояло заехать в несколько мест, по-моему, меня не преследовали. Останавливаясь в боковой аллее, я задела бампер стоявшей сзади машины. Всегда пугаешься, если такое случается. У меня камень с души свалился, когда взглянула в зеркало заднего вида и никого в машине не увидела. Понимаете, в такие минуты чувствуешь себя неловко. Но тут мужчина просунул голову в окно и наставил на меня пистолет. Я, конечно, перепугалась.

Эйхорд внимательно слушал и наблюдал.

— Простите, вы только что сказали «просунул голову в окно». Ваше окно было опущено?

— Что?

— Как он мог просунуть голову в окно машины, если оно было поднято?

— Ну да, окно было поднято. Он подошел, и вдруг в моем окне возникло его лицо, а я собиралась выйти и — ох! — чуть не подскочила от неожиданности. Я была так удивлена, подумала, что его машину задела, и вроде бы опустила окно. Да, мне пришлось включить и выключить двигатель, чтобы его опустить — иначе это нельзя сделать и...

— Постарайтесь припомнить, что вы почувствовали, когда его увидели? Какая в тот день была погода? Как вы были одеты? Что...

— О Господи, люди из разведки уже заставляли меня это описывать. Дон Дункан ездил со мной, попросил одеться точно так же, как и в тот день, и следовал за мной от самого дома. Тут недалеко, шесть-семь минут, но он заставил меня повторить все, что я делала, когда мы пытались найти то место, куда он меня отвез.

Она так и не смогла описать им дом, где ее держали в заточении. Тут у нее был полный провал. Она ничего не помнила с того момента, как выбралась из дома, и до того, как очутилась в полицейском участке. Даже того, как ее, прячущуюся в коробке из-под холодильника за сломанной плитой на заднем дворе магазина в центре города, обнаружил пьяница. Голой. Окровавленной. И в полной отключке.

— Донна. Меня интересуют не только факты, но и ваше описание их. Вы случайно можете сообщить мне нечто важное. Понимаете? — Как всегда, он разговаривал очень мягко.

— О-хо-хо, — вздохнула она, уже не выглядя свежей, как маргаритка.

Джеку она досталась после беседы с разведкой. И еще сеанс промывания мозгов прошлым вечером. Мисс Баннрош согласилась подвергнуться гипнозу. Эксперимент ровным счетом ничего не дал: где была ее временная тюрьма, так и не узнали.

— Ладно, — пожав плечами, согласилась Донна. — Давайте вспоминать. На мне были джинсы, туфли на высоком каблуке, свитер лилового цвета, под ним — блузка, в ушах — серьги, кошелек, драгоценностей больше никаких, на лице косметика, волосы распущены так же, как сегодня. День был обычный, прохладный... Я больше не могу припомнить ничего такого, о чем бы я уже не рассказывала миллион раз. Ну, он просовывает голову в окно и говорит: «Если ты взглянешь на мою руку, то увидишь, что я держу пистолет». Я испугалась, понимаете, и была в шоке. Кому хочется, чтобы его застрелили? Поэтому сделала все, как он велел.