Джонатан Барнс - Люди Домино Страница 9

— Вы помните мистера Джаспера? — спросил Питер.

— Доброе утро, — сказал человек с отпилингованным лицом.

— Здравствуйте, — сказал я.

Мистер Джаспер улыбнулся.

— Буду ждать вас в коридоре.

Он вышел, не забыв закрыть за собой дверь.

Хики-Браун вздохнул, уселся на свое место и сделал жест рукой, показывая, что мне следует сесть напротив.

— Извините, если вам кажется, что все это через край, — сказал он. — Я понимаю, у вас была трудная неделя.

— Да что такое происходит, черт возьми?

Питер посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом — то ли из осторожности, то ли и правда ничего не знал, я так и не понял.

— Мистер Джаспер ответит на все ваши вопросы.

— Да? А кто он такой — этот мистер Джаспер?

— Я вам уже говорил. Он из особого отдела. Я бы на вашем месте не беспокоился. Это часть Службы.

— Он приходил в дом моего деда. Он сказал, что полиция ему не указ.

Хики-Браун не осмеливался смотреть мне в глаза.

— Он, наверное, пошутил.

— Пошутил? А почему Барбара собирает мои вещи? Вы что — избавляетесь от меня?

— Вас переводят.

— Как это?

— Вы сами виноваты, Генри. Ваша работа классификатора закончилась.

— Что?

— Лучше поторопитесь. Он вас ждет.

Хики-Браун поднялся, прошел мимо меня и открыл дверь, давая понять, что наш разговор окончен — точка.

Я вышел из кабинета и обнаружил, что Джаспер стоит, опираясь на то, что было моим столом, и мило болтает с Барбарой. Она похихикивает в ответ, проводит пальцами по волосам, притрагивается пальцем к уголку рта и вообще кокетничает.

Увидев меня, Джаспер ухмыльнулся.

— Вот и вы!

Барбара, странным образом воодушевленная, поцеловала меня в щеку.

— Удачи вам, Генри.

Я стоял онемевший и неподвижный, словно манекен в витрине, а Джаспер сунул мне в руки коробку с моими вещами.

— Держите. Нам лучше поспешить.

— Прямо сейчас?

Джаспер кивнул.

Барбара сжала мою руку.

— Молодец, — прошептала она. — Удачи.

Я нервно откашлялся.

— Всем до свидания, — сказал я, обращаясь к присутствующим. — Похоже, я переезжаю.

Коллеги будто и не слышали моих слов. Ответом мне было лишь тюканье пальцев по клавиатуре, телефонные звонки, ленивые вздохи ксерокса. Кто-то, конечно, методично хрумкал чипсами. Сыр с луком, кажется. Я чуял запах.

Как только мы вышли из здания, Джаспер выхватил у меня из рук коробку и швырнул ее в ближайшую урну.

— Почему вы это сделали? — сказал я, стараясь, чтобы мой голос не звучал слишком жалобно.

— Там, куда мы идем… — Джаспер вышагивал впереди меня, — уж вы мне поверьте, вам горшок с цветком не понадобится.

Я семенил за ним, стараясь не отстать. Мы прошли мимо Южного банка, мимо Национального театра, НКТ,[23] ресторанов, книжных киосков, художников, рисующих на асфальте, мимо продавцов «Биг иссью»[24] и скейтбордистов, людей в шубах, жарящих каштаны. Мы направлялись в сторону огромного сверкающего сооружения «Глаза».

— И где же находится ваш отдел?

— Вы сразу узнаете, как увидите.

— Не понимаю.

— Кстати, — перевел разговор на другую тему Джаспер, — я думаю, вам следует купить новый костюм. Это старье носить уже больше нельзя. Это будет неприлично.

— Вот как.

— Эта девица у вас в офисе… Барбара, кажется. Вы, наверное, не знаете, есть у нее кто-нибудь близкий? — Тон Джаспера сменился со скрытой угрозы на нечто более похожее на приятельские отношения.

— Что? — переспросил я.

— Ну есть у нее, скажем, приятель? Кто-нибудь особенный в ее жизни?

Я в ответ оторопело:

— Понятия не имею.

— Гммм. Любопытно. — Похоже, он смаковал какой-то образ, возникший в его воображении, и наконец воскликнул: — Она идеальна, мистер Ламб. Эта девушка была просто идеальна!

— Что вы имеете в виду?

Мне пришло в голову, что это какая-то офисная шутка и, может быть, меня ради чьей-то забавы на один день выдали в руки сумасшедшего. Я украдкой огляделся — нет ли где скрытой камеры.

Джаспер резко остановился.

— Мы пришли.

Я, ошарашенный, поднял голову.

— Но это же «Глаз».

— Заходите.

Десятки туристов томились в очереди, которая продвигалась вперед черепашьим шагом. Джаспер прошел мимо них в первый ряд, и самое удивительное было то, что никто, казалось, и не возражал, почти как если бы нас вообще не заметили. Я обратил внимание, что, несмотря на всю свою браваду и самодовольство, Джаспер, казалось, внимательно оглядывал каждого из них, словно искал кого-то знакомого. Я заметил, что он не раз оглянулся и нервно осмотрел очередь за нами.

— Вы кого-то ищете? — спросил я.

— Врага, мистер Ламб. Враг не дремлет.

— Враг? — переспросил я, все больше убеждаясь в том, что это обернется каким-нибудь изощренным розыгрышем.

Мы добрались до начала очереди, прошли мимо билетера, который нам и слова не сказал, и остановились перед открытой кабиной, наполненной группой японских туристов. Все они ощетинились путеводителями и камерами, совершенно не замечая нас двоих.

Джаспер показал мне на кабину.

— После вас.

Туристы нас не замечали.

— Но тут народа битком.

— Доверьтесь мне.

Я не шелохнулся.

— Мистер Ламб, то, что вы должны сейчас увидеть, более чем совершенно секретно. Если вы только словом обмолвитесь о том, что увидите сегодня, против вас будут приведены в действие самые крайние меры. Вам это ясно?

Я кивнул, чувствуя легкое головокружение, словно это был сон и я знал, что мои поступки не окажут никакого воздействия на реальный мир.

— Ну так идите же тогда.

— Не могу. Кабина переполнена.

Джаспер, казалось, потерял терпение.

— Да идите же.

Он подтолкнул меня, и я вошел в кабину. К моему удивлению, я прошел сквозь толпу туристов так, словно они были не более чем туманом — болотные огоньки, вцепившиеся в сувениры, цифровые камеры и ламинированные карты города.

Джаспер ловко вошел следом за мной.

— Дым и зеркала… — пробормотал он тоном, каким говорят, пытаясь успокоить ребенка, разбуженного ночью кошмаром.

Внутри кабины было темнее и просторнее, чем я предполагал. Словно во сне я услышал, как с пневматическим шипением закрылась дверь, а затем кабина начала ровно подниматься. Внутри стоял запах, который показался мне смутно знакомым и вызывал ассоциации со штукатуркой и бородавками. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить. Это была хлорка — запах общественного бассейна.

Вид на Лондон нам затеняло нечто, похожее на емкость с водой, которая занимала почти половину кабины, словно мы по ошибке зашли в аквариум. Через воду мы различали лондонские достопримечательности — преломление перекорежило их, сделало необычными: собор Святого Петра вытянулся до неприличия, палаты Парламента сверкали и казались хрупкими, высотки Канари-Варф,[25] удлиненные и искаженные цитадели коммерции, мерцали, словно ты смотрел на них сквозь матовое стекло.

Но еще большее беспокойство у меня вызвало то, что плавало в емкости. Это был мужчина, очень дряхлый, с морщинистой отвисшей кожей со старческими пигментными пятнами. Он был обнажен, если не считать выцветших оранжевых плавок, и, казалось, плавал под водой; его древнее тело, подсвеченное снизу солнцем, купалось в ореоле желтого света.

Как это он дышит под водой, спрашивал я себя, но в конце концов отмел мысль о том, что он жив, как явно абсурдную.

Потом, хотя я и понимал, что это совершенно невозможно, старик заговорил. Губы его двигались под водой, но слышал я его совершенно отчетливо, как если бы он стоял рядом. Голос у него был низкий, скрипучий, печальный, говорил он со странными модуляциями.

— Добро пожаловать, Генри Ламб! — сказал он с такой теплотой, словно знал меня давным-давно. — Меня зовут Дедлок. Это Директорат. Вы только что были мобилизованы.

6

— Мы в Директорате не имеем дел с добровольцами. — Человек, назвавшийся Дедлоком, раскачиваясь в воде, улыбался мне с вызывающей бодростью, не отвечающей его возрасту. — Теперь вы — один из нас.

Я открыл рот, собираясь что-нибудь сказать, но в голову не приходило ни единого слова. Вместо этого я смотрел на торс старика, зачарованный рядами складок на его коже, этими клапанами плоти, которая подрагивала и пульсировала, словно жила независимой жизнью.

Жабры?

Нет, не может быть, чтобы у этого человека были жабры.

Дедлок сверлил меня свирепым взглядом.

— Мы в разгаре войны. И боюсь, мы ее проигрываем.

Несколько минут во рту у меня была такая сушь, что я и слова не мог сказать. Но вот наконец мне удалось выжать из себя:

— Война? А кто воюет-то?