Наль Подольский - Расчленяй и властвуй Страница 9

— Как ты это выяснил? Нашел отчет о командировке? Неужели они ТАКОЕ не уничтожили?

— Разумеется, уничтожили. Они уничтожили все, что надо. Но ты недооцениваешь подвид Homo Sapiens, именуемый Homo Sovieticus. Ему можно вручить кучу орденов и осыпать его деньгами, но он все равно привезет из командировки ворох билетов, корешков счетов и квитанций и отнесет все это в родную бухгалтерию в надежде, что заплатят еще хоть немного. Именно так и поступил Хуарес. Вряд ли ему заплатили, но гостиничные счета и автобусные билеты, вместе с пояснениями, положили в конверт в его папке. А когда уничтожали документы, об этих финансовых мелочах никто и не вспомнил… Да, вот еще: в гостинице он проживал в одном номере с неким Дегтяревым В. И.

— Завтра же пойду покупать шляпу.

— Зачем?

— Чтобы снять ее перед тобой. Лихо у тебя получилось.

Следующим утром, добросовестно выполняя поручение Багрова, адвокат позвонил в «Пигмалион» и поинтересовался, не поступала ли в банк органов почка, более удобная для синьоры Торелли (именно так он выразился), чем предложенные ранее, ибо личный врач супермодели не удовлетворен ими. Как и предсказывал Багров, Александра Петровича заверили, что почка найдется, и попросили позвонить через три дня.

— Чего-то я все-таки не понимаю, — недовольно проворчала Карина. — Теперь они будут искать почку, по всем параметрам идентичную утраченной. Неужели им не ясно, что она Клаве категорически не подходит?

— Я думаю, им все гораздо яснее, чем нам. Возможно, они даже знают, кому предназначена почка. И еще есть закон коммерции: желание клиента — закон. Если бы она захотела почку кенгуру, они бы и глазом не моргнули, лишь бы деньги платила.

— Это я понимаю. Но ведь фирма медицинская и якобы солидная. Как они ухитряются сохранять авторитет в медицинском мире? На них работают врачи с громкими именами, как же они такое терпят?

— Превосходный вопрос, в самую точку! Пока у меня только догадки. По-моему, Хуаресу удалось расчленить и полностью изолировать различные потоки информации. Фирма — многослойная и похожа на матрешек, вложенных одна в другую. У каждой изолированное кровообращение, они все слепые, и каждая считает себя единственной.

— Но ведь это почти невозможно! Если ему удалось такое, он просто ювелир. Тогда надо говорить не о матрешках, а скорее о китайских костяных шарах, вырезанных один в другом.

— Возможно. И нам предстоит разобраться в этой ювелирке… Посмотрим.

Люди полковника также проявили пунктуальность. Ответ на сделанный вечером запрос о Дегтяреве В. И., который мог бы иметь командировку в Штаты в 1964 году, был получен в девять утра. Из трех проживавших в Москве Дегтяревых В. И единственной подходящей кандидатурой оказался ныне покойный Владимир Игнатьевич Дегтярев, доктор биологических наук, заведующий лабораторией в Московском отделении института физиологии. Факт командировки был подтвержден по архивам ОВИРа.

В Институте физиологии решили пока не светиться и оба отправились в библиотеку. Карина, свободно читавшая по-английски, взяла на себя Гоммера, Александру Петровичу достался Дегтярев.

В этот день сотрудникам библиотеки пришлось основательно потрудиться. Карина и адвокат каждый час заказывали новые издания. Заказы, на которые обычно требовалось один-два дня, для них выполнялись в течение получаса; ксерокопии изготовлялись за час. Не обошлось, конечно, без коробок конфет и плиток шоколада, но дело было не только в них. Библиотекари, в основном молодые девчонки, почувствовали, что эта энергичная пара не занята обычной научной работой, а идет по горячему следу, и, не понимая, как след тридцатилетней давности может быть горячим, тем не менее включились в эту азартную охоту.

На сей раз Карина оказалась удачливее мужа. Ей удалось найти целую серию заметок о Гоммере, общий итог которым подводила обширная, на целый разворот, статья некоего Голдсмита, в те времена наиболее авторитетного обозревателя «Нью-Йорк таймс». Статья называлась «Загадка Гоммера» и была опубликована в конце апреля, по странному совпадению в один и тот же день с вручением в Москве наград Хуаресу.

Голдсмит подробно анализировал, «до и после Мидлтауна», политику публикаций Гоммера, действия его банков и поведение принадлежавших ему лобби в конгрессе. Обозреватель приходил к выводу, что изменение американской политики по отношению к Советскому Союзу — в сторону «потакания чудовищу» — в значительной мере было делом рук Гоммера, причем именно того «нового Гоммера», который появился на американской политической сцене по выходе из мидлтаунской клиники.

Высокий профессиональный уровень статьи, огромный объем привлекаемого материала и точность анализа плохо вязались с довольно беспомощной концовкой. Вместо ответа на естественный и законный вопрос, что же заставило Гоммера изменить свои убеждения и определенным образом повлиять на государственную политику, Голдсмит преподносил читателю расплывчатые рассуждения о том, что, находясь в клинике и почувствовав себя, как все люди, подвластным смерти, Гоммер общался с Господом, который и внушил ему новые взгляды на жизнь. Уже сам факт, что подобный текст мог появиться в «Нью-Йорк таймс», где каждая строчка, прежде чем попасть в набор, проходила жесточайшую конкуренцию, был симптомом растерянности американцев.

Карина и Александр Петрович, не сговариваясь специально, установили обычай обсуждать итоги рабочего дня в машине — обоим казалось, так безопаснее. Карина освоила эксплуатацию индикатора «жучков» и перед началом любого разговора педантично проводила гигиеническое обследование машины.

— Неужели Хуарес имел ко всему этому отношение? Я уверена, имел, — она непроизвольно понижала голос, отчего ее речь становилась еще возбужденней, — но каким образом? Не могу ничего придумать, просто не хватает воображения. А у тебя?

— У меня тоже. Думаю, Хуарес знает много такого, чего нам с тобой не придумать и лучше не знать, чтобы спалось спокойнее… Но ты сегодня неплохо поработала, а вот мне, увы, похвастаться нечем.

Ему, с помощью библиографов, удалось отыскать по алфавитному каталогу несколько монографий Дегтярева и по ссылкам и реферативным журналам — несколько десятков статей. Почти все они начинались с довольно косноязычного прославления советской науки, а все последующее было для адвоката китайской грамотой.

— Не унывай, — попыталась утешить его Карина, — не так все безнадежно. — Она на несколько секунд умолкла, перебирая пачку ксерокопий. — Смотри, часть статей — совместные, это уже зацепка. Вот здесь — авторы: Дегтярев и Безбородко, видишь, фамилии не по алфавиту. Наверняка его аспирант, и другие тоже, думаю, аспиранты. Возможно, из них кто-то жив… — Она прервала речь на полуслове. — Постой-ка… у меня есть идея… мне нужна большая коробка конфет, только пока ни о чем не спрашивай.

На добычу коробки конфет ушло несколько минут, и Карина скрылась в дверях библиотеки.

Она отсутствовала минут пятнадцать, а когда вернулась, вместо коробки конфет у нее в руке были две библиографические карточки, и, судя по сияющему выражению лица, она считала состоявшийся обмен весьма удачным.

— Вот эти две статьи в шестьдесят четвертом году перекочевали в спецхран, а в девяносто первом вернулись на общий доступ.

— Пожалуй, теперь моя очередь покупать шляпу, — заметил он после паузы, — мне ведь и в голову не пришло.

Обе означенные статьи имелись в ворохе ксерокопий. Одна называлась «Некоторые результаты исследования процессов возбуждения и торможения периферийных центров», другая — «Еще раз к вопросу о функциях замещения». В обеих статьях речь шла об опытах на мышах, но во второй — частично и на собаках, обе изобиловали диаграммами и графиками, и ни адвокат, ни Карина не могли понять, почему эти не слишком увлекательные опусы именно в шестьдесят четвертом году стали содержать государственные тайны.

Дома, после ужина, они рискнули показать статьи хозяину дома, надеясь, что врач-онколог поймет в них больше, чем юрист и искусствовед, вместе взятые.

Старый врач долго корпел над статьями, произнося время от времени невнятные междометия, а затем снял очки и начал барабанить пальцами по столу.

— Просветите нас хоть немного, о чем здесь идет речь, — жалобно попросила Карина.

— В общих чертах — о том, что в случае блокады определенных отделов головного мозга часть их функций берут на себя периферийные центры нервной системы. Это и без, — он надел очки и глянул на заголовок одной из статей, — и без коллеги Дегтярева достаточно известно. Он уточняет некоторые механизмы и детали этого явления. Насколько его исследования серьезны и интересны — не будучи специалистом, судить не могу. Но тут еще содержатся утверждения, претендующие если не на сенсационность, то по крайней мере на значительную новизну. До него — так он пишет — считалось, что периферийные узлы могут брать на себя только функции биорегуляции, то есть поддержания жизнеспособности организма. Он же приходит к выводу, что в периферийных узлах возможно дублирование и отдельных аспектов подсознания.