Марк Твен - Принц и нищий [Издание 1941 г.]

Марк Твен

ПРИНЦ И НИЩИЙ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Рождение принца и рождение нищего.

Это было в конце второй четверти шестнадцатого столетия.

В один осенний день в древнем городе Лондоне в бедной семье Кэнти родился мальчик, никому в этой семье не нужный.

В тот же день в богатой семье Тюдоров родился другой ребенок, всеми желанный и жданный, нужный не только своей семье, но и всей Англии. Англия так давно мечтала о нем, ждала его и молила бога о нем, что, когда он действительно появился на свет, народ чуть не обезумел от радости.

Люди, едва знакомые между собою, встречаясь в этот день, обнимались, целовались и плакали. Никто не работал. Все праздновали. Бедные и богатые, простолюдины и знатные — пировали, плясали, пели и угощались вином, и эта гульба продолжалась несколько дней и ночей. Днем Лондон представлял собою очень красивое зрелище: на каждом балконе, на каждой крыше развевались яркие флаги, по улицам ходили пышные процессии. Ночью тоже было на что посмотреть: на всех перекрестах пылали большие костры, а вокруг костров веселились целые эскадроны гуляк.

Во всей Англии только и разговоров было, что о новорожденном Эдуарде Тюдоре, принце Уэльском,[1] а тот лежал завернутый в шелка и батисты, не подозревая обо всей этой сутолоке и не зная, что с ним няньчатся знатные лорды и лэди, — ему это было совершенно все равно.

Но нигде не было толков о другом ребенке, Томе Кэнти, завернутом в жалкие тряпки. Говорили о нем только в той нищенской, убогой семье, которой его появление на свет сулило так много тяжелых забот.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Детство Тома.

Перешагнем через несколько лет.

Лондон существовал уже пятнадцать веков и был большим городом — по тем временам. В нем насчитывалось сто тысяч жителей, иные полагают — вдвое больше. Улицы были узкие, кривые и грязные, в особенности в той части города, где жил Том Кэнти, неподалеку от Лондонского моста. Дома были деревянные; второй этаж выдавался над первым, третий выставлял свои локти далеко над вторым. Чем выше росли дома, тем шире они становились. Скелеты у них были из крепких, положенных крест-накрест балок. Промежутки между балками заполнялись прочным материалом и сверху покрывались штукатуркой. Балки были окрашены в красный, синий или черный цвет, смотря по вкусу владельца, и это придавало домам очень живописный вид. Окна были маленькие, с мелкими многогранными стеклами и открывались наружу на петлях, как двери.

Дом, где жил отец Тома, стоял в вонючем тупике за Обжорным рядом. Тупик назывался Двор объедков. Дом был маленький, дряхлый, шаткий, доверху набитый голытьбою. Семейство Кэнти занимало комнату в третьем этаже. У отца с матерью было нечто вроде кровати в углу, но Том, его бабка и обе его сестры, Бэт и Нэн, не были прикреплены к одному какому-нибудь месту: им принадлежал весь пол, и они могли спать, где им вздумается.

Двор объедков.

У них были обрывки одного или двух одеял и несколько охапок грязной, обветшалой соломы, но это вряд ли можно было назвать постелью, потому что по утрам все это сваливали в кучу, из которой к ночи каждый выбирал, что хотел.

Бэт и Нэн были пятнадцатилетние девчонки-близнецы, добродушные замарашки, одетые в лохмотья и глубоко невежественные. И мать мало чем отличалась от них. Но отец с бабкой были сущие дьяволы. Они напивались, где только могли, и тогда дрались друг с другом или с кем попало, кто только под руку подвернется. Они ругались и божились на каждом шагу, в пьяном и в трезвом виде. Джон Кэнти был вор, а его мать — нищенка. Они научили детей просить милостыню, но сделать их ворами не могли.

Среди отребья, наполнявшего дом, жил добрый старик-священник, уволенный королем из церкви с ничтожной пенсией в несколько медных монет. Он часто уводил детей к себе и тайком от родителей учил их всему хорошему. Он научил Тома читать и писать. От него Том приобрел некоторые познания в латинском языке. Старик научил бы грамоте и девочек, но девочки боялись подруг, которые подняли бы их насмех за столь необычайную ученость.

Весь Двор объедков представлял собою такое же осиное гнездо, как и тот дом, где жил Кэнти. Попойки, ссоры и драки были здесь в порядке вещей. Они происходили каждую ночь и длились почти до утра. Проломленные головы были здесь таким же обычным явлением, как голод. Однако маленький Том не чувствовал себя несчастливцем. Иной раз ему приходилось очень туго, но это нисколько не огорчало его: ведь так жилось всем мальчикам во Дворе объедков; поэтому он полагал, что так оно и быть должно. Приходя домой вечером с пустыми руками, он знал, что отец будет ругать и колотить его, да и бабка не даст ему спуску, а поздней ночью к нему прокрадется вечно голодная мать и потихоньку сунет ему черствую корку или же какие-нибудь объедки, которые она могла бы съесть сама, но сберегла для него, хотя уже не раз попадалась во время этих коварных поступков и получала в награду тяжелые побои от мужа.

…сунет ему черствую корку.

Нет, Тому жилось не так плохо, в особенности летом. Он просил милостыню не слишком усердно, лишь бы спасти себя от домашних побоев, потому что законы против нищенства были суровы и попрошаек наказывали очень жестоко. Немало времени проводил он со священником Эндрью, слушая старые сказки о великанах и карликах, о волшебниках и феях, об очарованных замках, величавых королях и принцах. Его фантазия была полна этими дивными сказками, и не раз ночью, лежа в темноте на скудной и жесткой соломе, усталый, голодный, избитый, он давал волю воображению и скоро забывал обиды и боль, рисуя себе сладостные картины очаровательной жизни какого-нибудь принца в королевском дворце. День и ночь его преследовало одно желание: увидеть своими глазами настоящего принца. Раз он высказал это желание товарищам во Дворе объедков, но те подняли его насмех и так безжалостно издевались над ним, что он стал хранить свою мечту про себя.

Нередко он читал старинные книги священника и просил, чтобы тот объяснял ему непонятные строки и дополнял их своими рассказами. Мало-помалу эти книги и мечты произвели большие перемены в его жизни. Герои его грез были так изящны, что он стал тяготиться своими лохмотьями, своей неопрятностью, и ему захотелось быть чистым и лучше одетым. Правда, он и теперь зачастую возился в грязи и находил в этом большое удовольствие, но в Темзе стал он плескаться не только для забавы; теперь ему было дорого также и то, что вода смывает с него грязь.

У Тома всегда находилось на что поглазеть возле майского шеста в Чипсайде[2] или на ярмарках. Кроме того, время от времени ему, как и всем лондонцам, удавалось полюбоваться военным парадом, когда какую-нибудь несчастную знаменитость везли в тюрьму Тауэра[3] сухим путем или в лодке. В один летний день он видел, как сожгли на костре в Смитфилде бедную Анну Эскью,[4] а с нею еще троих человек; он слышал, как некий бывший епископ сказал им длинную проповедь, которая, впрочем, очень мало интересовала его. Да, в общем жизнь Тома была довольно-таки разнообразна и приятна. Понемногу чтение книг и мечты о жизни во дворцах так сильно подействовали на Тома, что он сам невольно стал разыгрывать принца. Его уличные приятели были очень удивлены и обрадованы, когда заметили, что он усвоил себе уморительно витиеватую церемонную речь и манеры придворных вельмож. Влияние Тома на его сверстников с каждым днем возрастало, и постепенно они привыкли относиться к нему с величайшим почтением, как к высшему существу. Он так много знал! Он умел делать и говорить такие дивные вещи! И сам он был такой умный, ученый! О каждом замечании и о каждой выходке Тома дети рассказывали старшим, так что под конец и старшие заговорили о Томе Кэнти как о чрезвычайно одаренном и необыкновенном ребенке. Взрослые люди в затруднительных случаях стали обращаться к нему за советом и часто дивились его уму и мудрости его приговоров. Он стал героем для всех, кто только знал его, — лишь родные не видели в нем ничего замечательного.

Взрослые стали обращаться к нему за советом.

Прошло немного времени, и Том устроил для себя королевский двор! Он был принцем, его ближайшие товарищи были его телохранителями, камергерами, конюшими, придворными лордами, статс-дамами и членами королевской фамилии. Каждый день самозванного принца встречали по церемониалу, вычитанному Томом из книг; каждый день великие дела его мнимого царства обсуждались на королевском совете; каждый день его высочество мнимый принц издавал указы воображаемым армиям, флотам и вице-королям.