Василий Смирнов - Ребята Скобского дворца Страница 10

— С-сгинь, нечистая сила! — прогрохотал он своим могучим басом.

Попавшийся на пути Черта Царь тоже отлетел в сторону. Остальные ребята брызнули от грузчика, как тараканы от огня.

— А-а-а-ми-инь! — снова прогрохотал Черт и тут же выругался.

Стоял он, засунув свои могучие ручищи в карманы широченных холщовых штанов, и, покачиваясь, глядел выпученными, налитыми кровью от постоянного пьянства глазищами, стараясь отыскать, на ком ему отвести душу.

Соперники немедленно разошлись. Продолжать поединок никто из них уже не хотел.

Вернулся Ванюшка на кухню чайной «Огонек» в плачевном виде: с испачканными мазутом щеками, взъерошенный, с синяком под глазом, но гордый, сияющий. Ему не терпелось сообщить домашним или хотя бы одним словом при удобном случае намекнуть о том, что говорил отец и сама Фроська.

— Ты ли это, Якунькин-Ванькин? — осведомился дед, выходя из-за стеклянной стойки буфета и протирая очки. — Разукрасили тебя под орех!

— Посмотри на себя! — качая головой, ужаснулась и мать. — На кого ты, образина, только похож?

Ознакомившись со своим изображением в зеркале, сконфуженный Ванюшка долго отмывался над раковиной. Но радужное настроение не покидало его. «Не очень-то кричите, — думал он. — А то уйду на житье к Зубаревым, заплачете. Попросите: «Вернись обратно!» Не вернусь».

Устроившись поудобнее за столом, Ванюшка предался заманчивым мечтам о том, что говорили отец Фроськи и сама Фроська. «Интересно, что скажет мать? — думал он, развалившись за столом. — Пожалуй, ругать станет».

И тут он вспомнил про своего отца: «Одобрит ли он? Согласится ли?»

С первых дней войны отец Ванюшки ушел на фронт воевать с немцами и не прислал ни одного письма. Мать наводила справки. «Пропал без вести», — отвечали ей.

«Вернется, — думал Ванюшка. — Может быть, в плену находится...» Он никак не хотел примириться с мыслью, что отца уже нет в живых.

Сидевший на стуле его любимец, черный с белым галстуком старый кот Васька, сладко жмурился, поглядывая на своего хозяина.

«Ваську тоже с собой возьму», — решил Ванюшка, погладив кота.

Предстоящая жизнь заняла все его воображение. Как дальше себя вести с Фроськой, он никак не мог решить. Конечно, он должен приказывать ей, а она только слушаться... Первым делом приказать не любезничать с Цветком, не скалить с ним зубы. Гнать его от себя в шею! Пускай Цветок злится, сколько ему угодно. Не обращать на него никакого внимания. «Смотри... Я обидчивый, — мысленно предупредил он Фроську. — Дружить ты теперича со мной обязана постоянно и на веки вечные».

— О чем, Ивашка, задумался? — поинтересовался маркер Терентий, появившись на кухне с пустой тарелкой в руках. Терентий умел первоклассно гонять по зеленому сукну бильярда костяные шары с черными номерами, а в свободные часы равнодушно созерцать посетителей в чайной, подпирая спиной косяк дверного пролета. В таком положении он мог находиться часами.

— Так, ни о чем, — уклонился от ответа Ванюшка, не желая посвящать посторонних людей в свои сокровенные мысли.

Маркер Терентий Ванюшке нравился. Он порой разрешал Ванюшке гонять шары на бильярде. Вот и сейчас у Ванюшки появилось непреодолимое желание хотя бы в игре излить свое настроение.

— Можно? — спросил Ванюшка, появляясь в бильярдной вслед за Терентием. Глаза его просительно смотрели на маркера. — Только два шарика.

Маркер нерешительно почесал черноволосый затылок.

— Тю-тю, — протянул он нараспев. — А мне за тебя от Николая Петровича неприятность терпеть?

— Одну только минуточку... Миленький... Хорошенький... — упрашивал Ванюшка, уже держа в руках увесистый деревянный кий. — Дедушка не узнает. Я скажу, что сам без спросу взял.

— Ну ладно, — согласился Терентий и вернулся к дверному пролету созерцать посетителей.

Ванюшка с увлечением стал гонять шары по зеленому нолю. Но Терентий скоро покинул свой дверной косяк и подошел к Ванюшке, чем-то встревоженный.

— Ивашка, — с непонятной таинственностью зашептал он на ухо Ванюшке, — у Михеля в мундштуке папироса торчит. Мне самому неудобно брать. Будь другом, возьми. Покурить хочется. Какой-то дурак оставил.

Ванюшка с удивлением взглянул на маркера и, ни слова не говоря, отправился за папиросой.

«Сам же ее в мундштук всунул, а теперь кого-то ругает», — думал Ванюшка, влезая на стул в малом зале и дотягиваясь до мундштука. Вынув папиросу, он отнес ее Терентию.

— Важнеющая, — бормотал Терентий, — дукатовская, — но курить почему-то не стал, снова устроившись у косяка.

К странностям Терентия Ванюшка уже привык. То казался ему маркер умным и хитрым, то дурашливым и суматошным.

Погоняв шары, Ванюшка отправился на кухню и, снова устроившись за столом у окна, вернулся к своим прежним мечтам.

Довольно ярко он представил себе, как придет в чайную «Огонек» вместе с Фроськой, усадит ее за стол и закажет пару чая с лимоном. Деньги у него есть дома в копилке. Конечно, из кухни будут выглядывать и мать и дедушка. Пускай глядят... Мысленно опорожнив вместе с Фроськой два чайника кипятку и сжевав свою дольку лимона, Ванюшка отправился в гости к Фроське на пятый этаж. «Накормлю я тебя рыбой — треской», — предупредила его Фроська, усаживая за стол.

Ванюшка согласился. Напротив за столом сидели Егор Зубарев и тетка Дарья, наперебой они упрашивали Ванюшку угощаться без стеснения. «Ладно, не упрашивайте, — думал Ванюшка. — Я капризничать за столом не умею». Тут же он счел уместным задобрить родителей Фроськи: «Когда потребуется, если нужно, я могу снова Кольку понянчить... Только, чур!.. — Он строго взглянул на Фроську и предупредил при всех: — Смотри, с Цветком больше не водиться...»

Как дальше развернулись бы события, Ванюшка не успел решить. Шорох за окном прервал его мысли. Обернувшись, он увидел в окне... Катюшку. Поднявшись на цыпочки, она настойчиво пялила глаза и тихим шепотком взывала:

— Ванюша, выйди-ка сюда! Что я тебе скажу...

«Наверно, Фроська послала», — догадался он и опрометью выскочил на двор. Но он горько ошибся.

Катюшка, прислонившись к стене, стояла у подъезда в своем заношенном до дыр пестром ситцевом платьишке, как-то криво опустив одно плечо и подняв другое. Белобровое, с черной родинкой возле носа лицо ее уныло вытянулось, а глаза часто моргали, словно она собиралась пустить слезу.

— Ну-у? Чего тебе? — спросил Ванюшка, неспокойно поглядывая по сторонам в поисках Фроськи.

Катюшка молчала. Собиралась она сказать ему многое, в первый раз в жизни поговорить по душам, но слова почему-то застряли, не шли с языка. Так они стояли с минуту и молчали: он — со все усиливающимся нетерпением ожидая и глядя вопросительно на нее, а Катюшка — потупив глаза, с виновато-убитым видом, тяжело вздыхая. Наконец, когда молчать стало уже нельзя, она подняла глаза, жалобно взглянула на Ванюшку и, собравшись с духом, разом отчаянно выложила:

— Ты Фроське не верь... Фроська Петьку больше уважает, чем тебя!

— Ну и пускай! — рассердился Ванюшка.

— Фроська тебя Чайником обзывает... «Нужен он мне, говорит, как гвоздь в сапоге». Вот лопни мои глаза! — скороговоркой спешила высказаться Катюшка, преданно и по-прежнему жалостливо глядя на Ванюшку своими простодушными, без какой-либо хитринки, бирюзовыми глазами. Очень Катюшке не хотелось, чтобы Фроська окончательно завладела Ванюшкой, о чем теперь во весь голос говорили все девчонки на дворе.

Ванюшку покоробило от такого сравнения его с гвоздем.

Но все же он мужественно выстоял. Он молча слушал, в душе удивляясь, какая сила могла толкнуть Катюшку на черное предательство. По законам Скобского дворца следовало ей дать хорошего подзатыльника: не ябедничай. Но он всегда относился к девчонкам снисходительно.

— Подумаешь, — сурово ответил Ванюшка. — Мне-то ничуточки ни жарко ни холодно.

Снова пытливо взглянув Катюшке в глаза. Ванюшка вдруг все понял и... покраснел.

Ему даже стало жаль Катюшку. Он добродушно глядел на впалое, чуть курносенькое, но все же приятное личико Катюшки, с маленьким ртом и бирюзовыми глазами. Смотрел на ее длинное, до босых пяток, ветхое ситцевое платьишко с какими-то косыми складками на боках, неумело перешитое из старой материнской юбки. Смотрел и думал: как объяснить ей, чтобы она не наговаривала больше на Фроську? Все равно бесполезно. Катюшка тоже ему нравилась, дружить с ней он не отказывался. Но ни в какое сравнение с Фроськой она не могла идти. Даже если бы все девчонки Скобского дворца дружно ста голосами стали бы хаять Фроську, все равно ничего бы у них не получилось.

На счастье, подошел Купчик, и Ванюшка вместе с ним удалился, очень смущенный.

Катюшка осталась одна. Две слезинки выкатились у нее из глаз. Ожидала, что Ванюшка скажет ей: «Пойдем, Катюшка (или, еще лучше, назвал бы Катей), пойдем на улицу», а он даже ласкового слова не оставил.