Валерий Гусев - Агенты школьной безопасности Страница 11

На следующий день немцы подожгли село, а жителей согнали в конюшню, заколотили досками ворота. Расселись по грузовикам и уехали. Остались только трое солдат. Мотоцикл с пулеметом. Канистры с бензином. Закинув автоматы за спину, двое принялись поливать стены конюшни бензином. А пулеметчик на мотоцикле настороженно глядел в сторону дороги, откуда уже слышались не только удары орудий, но и ружейные выстрелы – приближались наши.

В конюшне раздались крики – по запаху бензина люди поняли, какая участь их ожидает. И о чем хотел их предупредить погибший учитель.

Один из поджигателей уже уселся за руль мотоцикла, с тревогой прислушиваясь к приближающейся стрельбе. А другой запалил факел. Но поджечь конюшню не успел…

Откуда ни возьмись раздалась автоматная очередь – поджигатель упал. Вторая очередь сразила мотоциклистов.

Из-за угла школы выбежал Юрка с автоматом. Он отбросил ногой подальше и затоптал пылающий факел и принялся сбивать прикладом доски с ворот.

И тут по улице села промчалась наша конница…»

– Вот такая героическая история, – сказал Колумб Христофорович.

Мы долго молчали. А потом Алешка спросил:

– А Юрка? С ним потом что стало?

– К сожалению, мне это неизвестно.

– Но он хоть живой?

– Кто же знает… Известно только, что он ушел вместе с нашей армией и в село больше не возвращался.

Алешка тут еще глубже задумался:

– А он сообщил партизанам об оружии?

– Ну, откуда же я знаю? – Колумб развел руками.

– Значит… Значит, это оружие так и лежит там, в этой школе. И эта схема… Вот здорово!

Он подпрыгнул на нартах. Мне даже показалось, что он прямо сейчас и прямо отсюда помчится на них в Чернодубово. Вот только собак у него для упряжки нет. Впрочем, собаки для Алешки – не проблема. Стоит ему только свистнуть! Со всего района сбегутся.

Если Колумб и удивился, то он своего удивления не показал.

А Лешка опять задумался.

– Оружие… – пробормотал он. – А написано «уе».

– Не было в то время никаких «уе», – почему-то сердито объяснил Колумб. – Были в то время обыкновенные советские рубли.

– Там же по-русски написано: «уе»!

– Ну-ка, покажи. – Колумб потянул руку. – Покажи свои «уе».

Он взял записку, рассмеялся:

– «Уе»! Леша, это не «уе» – это «уезд». Просто это слово не полностью сохранилось. Буквы «зд» стерлись на сгибе. Уезд! Раньше, до революции, область называлась губернией, а район уездом. Когда пришли немцы, они в захваченных местах вернули прежние названия. Вот тебе и расшифровка: «Московская область, Чернодубовский уезд». Теперь понятно?

– Нет! – заупрямился Алешка. – Если по-вашему, то должно быть не «Мск. обл.», а «Мск. губ.». Губерния, вы сами говорили. Нет, что ли?

– Все правильно, – сказал я. – «Уезд» написали в то время, а «область» – в наше.

– А кто написал? В наше время?

– Тот, кто не так давно, но раньше нас, обнаружил эту записку в книге.

Да, небольшое разочарование. Вот вам и чемодан с сокровищами!

Алешку, похоже, эта «утрата» сокровищ не шибко расстроила. Даже наоборот.

– Значит, в этом кладе, – воскликнул он, – никакие не доллары, а партизанское оружие! Значит, эту схему нарисовал пацан Юрка, чтобы ее передали партизанам! Класс! Значит, мы сейчас туда едем, достаем оружие, сдаем его в музей…

– На чем поедем? – спросил я. – На нартах? Так еще снега нет.

Тут мы получили неожиданную поддержку. Наш неутомимый путешественник Колумб, видно, сам очень заинтересовался этой историей. Глаза у него заблестели. Он встал и заходил по комнате. Хватаясь время от времени за усы.

– Интересно, – бормотал он, – очень интересно. – Потом остановился. – Я поеду с вами, если позволите.

– На нартах? – спросил Алешка. – Собак я соберу. А вот снега…

– Не нужен нам снег. И собаки тоже пока не нужны. У меня есть машина! – Эти слова он произнес с гордостью. И тут же без гордости добавил: – Правда, она уже не молода. Она примерно моего возраста.

– Да вы еще крепкий для своих лет, – выдал Алешка.

– Я тоже так думаю, – согласился Колумб. – Так, нынче у нас пятница, в субботу у меня два урока. Едем в воскресенье! Как только первые лучи солнца озарят нашу столицу с востока. Идет?

– Идет, – сказал Алешка.

– Моя задача – машина. Ваша задача – ценные указания. Да, записку эту возьмите с собой, на всякий случай.

Мы свернули карту, поставили «губернию» на место.

– А какая у вас машина? – спросил Алешка.

– У нее прекрасное имя: «Победа»! И машина прекрасная. Она даже иногда заводится!

Прекрасная машина… «Победа»… Иван Христофорович… В моей голове что-то начало вертеться. Что-то хотело вспомниться. Очень назойливо.

Но я уже заметил: если что-то вертится в голове, но никак не вспоминается, то нужно забыть об этом – и оно само всплывет, в самый неподходящий момент.

Мы договорились встретиться в воскресенье возле дома Колумба «с первыми восточными лучами солнца над нашей столицей» и помчались домой.

– Очень вовремя, – встретила нас мама. – Как раз пора вымыть руки и лечь спать. Без ужина.

– Подумаешь, – сказал Алешка. – Зато мы на нартах покатались. И по губернии поездили. И плоты потрогали, из китовых позвоночников.

– Зашибись! – сказала мама, перехватив наше любимое словечко. – Придется за это вас все-таки покормить. Что будете есть? Губернию или нарты?

– Сосиски с сардельками! – сказал Алешка. – И с котлетами!

Глава 7

«Где там у нас запад?»

В субботу мы узнали, что в школу заезжал господин Баулин. Он прибыл без охраны, почему-то на какой-то старенькой «копейке» и с букетом увядших цветов, которые ненадолго украсили нашу учительскую. Но зато он долго сидел в кабинете директора за закрытыми дверями.

Расставались они в коридоре, почему-то оба недовольные друг другом. Баулин был хмур, директор встревожен.

А потом, встретив Артошу, директор недовольно сказал ей:

– Ваш любимчик, Валюша, опять отличился.

– Стекло разбил? – всполошилась она.

Семен Михалыч ничего не ответил, только махнул рукой. И скрылся у себя.

Алешка подмигнул мне и сказал:

– Все ясно, Дим.

Когда Алешка произносит эту свою любимую фразу, у меня по спине мурашки бегут. Потому что я знаю: за этой фразой наступит пора активных и опасных действий. Не исключено, что после них Алешка скажет: «Я, Дим, ошибся», подумает, приставив палец ко лбу, и опять выдаст: «Теперь-то уж точно все ясно, Дим». И далее – по полной программе. Крутые виражи. По вертикальной стене.

– Давай в другой раз, Лех, – попросил я.

– Полковнику нужна наша помощь.

– Он тебя просил об этом? – Я уже начал злиться.

– Тогда я иду один!

И Лешка направился к директору. Ну не мог же я его оставить в такую минуту.

– Что вам, Оболенские? – устало спросил директор, явно подумав: «Вас еще мне не хватало!»

Алешка не стал приседать в реверансе. И сказал прямо:

– На вас наехали, Семен Михалыч!

– С чего ты взял?

– По вашему лицу видно. – Алешка произнес это так убедительно и уверенно, что директор подошел к зеркалу и долго любовался своими усами.

– Врешь ты все, Оболенский. Ничего по моему лицу не видно.

– Давайте мы нашему папе настучим, – предложил Алешка.

Директор поморщился:

– Откуда такая лексика? Ты что, сериалы смотришь? «Наехали», «настучим». Выбирай выражения. Ты все-таки в школе, а не на телестудии.

Семен Михалыч явно тянул время. А Лешка явно торопился.

– Да… – протянул Семен Михалыч. – Зря я, конечно… Так и знал…

– Да… – в тон ему протянул Алешка. – Зря вы, конечно… Таким людям нельзя доверять.

Директор посмотрел на него сверху вниз:

– Ты что, больше меня знаешь?

– Я больше вас догадываюсь.

– Может, подождем немного, а? Само утрясется. Как думаешь?

– Если его посадят, то утрясется.

Господи! О чем они говорят? Не на китайском ли языке?

– Если его посадят, – вздохнул Семен Михалыч, – то тогда и меня трясти начнут.

– Мы вас отмажем, – твердо пообещал Алешка.

– Опять? – Семен Михалыч вспомнил, что он педагог, и нахмурил свои густые седые брови. – Фильтруй базар, пацан! Извини, вырвалось. С вами всякого словесного сора наберешься. Идите-ка по классам.

– В общем, – сказал ему Алешка в дверях, – если что – мы рядом.

За дверью я схватил Алешку за ворот.

– В чем дело, Алексей?

– А я откуда знаю? Пусти, звонок уже был, Любаша по мне соскучилась.

Вечером Алешка вдруг замахал мне из прихожей. Я вышел: он прижимал телефонную трубку к уху и подзывал меня. Все ясно: подслушивает папин разговор. Папа иногда, конечно, об этом догадывается, но особенно не ругается. Совершенно секретных служебных разговоров он из дома никогда не ведет.

Я тоже прижался ухом к трубке. И сначала не сразу понял, о чем разговор. А когда догадался, мне стало ясно, что Алешка позвал меня не зря.

– Сергей Александрович, – говорил папин сотрудник, – Садовник сам пришел к нам за помощью.