Олег Раин - Человек дейтерия Страница 11

— Что тут странного? — Степа хмыкнул. — Думаешь, деревенские и рисовать не могут?

— Почему же, — Гриша растерялся. — Могут, наверное.

— Наверное… — Степа хлопнул его по плечу. — Чудила! Ты биографии художников на досуге почитай. Знаешь, сколько там Ломоносовых да Васнецовых окажется! И крестьян, и крепостных, и прочих разных. Глазам не поверишь.

— Так я же это… Ничего.

— Ладно, проехали… — Степа серьезно ему подмигнул. — А того хорька как ты назвал? Саймон, что ли?

— Ну да, кличка такая.

— Вы назвали или он сам выдумал?

— Не знаю…

— Жаль. Интересно было бы выяснить. Клички — они ведь тоже не на пустом месте прорастают. — Видя, что Гришка не понимает, Степа терпеливо пояснил: — Саймон Легри — это плантатор, рабовладелец из «Хижины дяди Тома». Ты, я вижу, не читал?

— Не-е…

— И напрасно. Книжка очень даже ничего себе. И этот Саймон Легри тоже измывался над всеми, рабов кнутом забивал, куражился, как мог. Полное пресмыкающееся, короче. Вот и получается, что все в масть. Подходит имечко вашему обормоту.

— Еще бы! Саймон — тот еще зверюга. Весь квартал его боится.

— Ничего… Придумаем для вашей зверюги намордник, — Степа огляделся. — Ну? Долго стоять-то будем? Пошли, что ли.

— Куда? — не понял Гриша.

— К тебе, конечно. Чаем угостишь. Я тебя, как-никак, выручил. Значит, на чай заработал. Честно говоря, с утра ничего не ел.

— Пошли, конечно, — Гриша засуетился. — И чай найдем, и бутербродов сделаем. Чая у нас это… Всегда навалом.

— Вот и славно, — невесело вздохнул Степа. — Чай — штука сытная.

Они рисовали. Степа на подоконнике, Гриша за столом.

То есть сначала был, конечно чай с бутерами, с этим Гришка своего спасителя не обманул, а вот потом… Потом пришлось признаваться, что рисунков для Альберта Игнатьевича у него нет, что все его художество отец под горячую руку как-то смел в ведро и выбросил.

— Психованный? — Степа понимающе кивнул. — На моего тоже частенько накатывало. Неглупый вроде и все понимает, а бесится. На любое начальство мог рыкнуть. И сельские мужики боялись при нем химичить.

— Химичить?

— Ага, жить-то как-то нужно, лесхоз развалился, работы никакой, вот люди и промышляют кто чем. Торфоблоков тонну-другую свистнут, дачникам перепродадут. Или сруб бесхозный разберут — и с приветом, столбы от старой телефонки повалят… — Степан уловил недоумение на лице Гриши, терпеливо пояснил: — Сруб — это изба по-вашему. Бревенчатая основа. Она как конструктор — пронумеровал, разобрал аккуратненько и перевози куда хочешь. А там снова собирай — и живи себе на здоровье.

— А эта… Телефонка твоя?

— Ну, вообще-то она не моя, а государственная. Только провода там давным-давно поснимали, а столбы остались. Вполне приличные. Вот их и корчуют умельцы. — Степан вздохнул. — У нас этого добра валом, если поискать. Заброшенные элеваторы, техника на полях, узкоколейки заброшенные. С одной стороны, вроде государственное имущество, а с другой — никому почему-то не нужное. Вот и растаскивают почем зря. Зимой, скажем, пиломатериалы хорошо расходятся. Леса-то повырубали, хорошего дерева не найдешь. А на лесопилке можно договориться. Только наши и договариваться не пробуют. Ночью приезжают и тырят. Потом пропивают за неделю и снова принимаются мозговать, где бы что нахимичить. А отец такие разговоры на корню пресекал. А если что ловил краем уха, сразу в ярость впадал. А когда он в таком состоянии, ему хоть трое, хоть десятеро, — все равно как слон пойдет в лобовую. И все на своем пути разнесет.

— Да-а… — протянул Гриша. — Твоему хоть причина нужна, а мой и без причины злой.

— Совсем без причины не бывает. Значит, есть причина, только ты не в курсе.

— Да? — Гриша задумался. — Вообще-то у него на работе какие-то заморочки. То одно, то другое.

— Вот видишь!

— И спину недавно повредил, все никак не проходит. На днях шкаф хотел сдвинуть — сразу прихватило. На меня, понятно, наорал. А я виноват, что шкаф тяжелый?

— Этот, что ли? — Степан кивнул в сторону стены.

— Ага. Там вроде как место пропадает, и пыль выгребать неудобно… — Гриша указал на закуток у стены, нервно теребнул подбородок. Рассказывать о том, что он и поныне там частенько прячется, не хотелось.

— Ты бы не чесался, инфекцию занесешь, — задумчиво прогудел Степа, отложив рисунок, приблизился к шкафу, склонил голову набок. — Ножки вроде прочные, это хорошо, но без войлока, это плохо… Тряпку бы надо.

— Что? — не понял Гриша.

— Тряпку намочи и принеси сюда.

По-прежнему не понимая, что именно задумал его новый друг, Гриша принес из ванной мокрую тряпку.

— Годится. — Степан, нагнувшись, подцепил руками низ шкафа, присел на ногах. — Теперь так: я поднимаю, а ты тряпку под ножки суй.

— Ага…

Коротко выдохнув, Степа медленно привстал, и правый угол шкафа, о чудо! — поднялся над полом.

— Давай! — хрипло напомнил оторопевшему пареньку Степа. — Тряпку!..

Суетливо Гриша сунул тряпку под ножки, боязливо отдернул руки.

— Вот… — Степа опустил шкаф. — И впрямь тяжеленный.

Гриша ошарашено молчал.

— Теперь смазка есть, осталось подтолкнуть. — Зайдя с другой стороны, Степа навалился плечом. — Опа!.. Видал? Поехало вроде. Даже второй тряпки не понадобилось.

Шкаф действительно заскользил по полу, помаленьку перемещаясь к стене. Еще немного, и ножки уперлись в плинтус, закутка не стало.

— Аут! — Степа осмотрел пол. — Ничего вроде не поцарапали?

— Здорово! — Гришка показал большой палец.

— Сейчас еще разок подниму, а ты тряпку убирай.

— Ага.

— Между прочим, кое-кто из ученых до сих пор верит, что в древности таким способом глыбы каменные передвигали. Стелы там мексиканские, пирамиды в Египте и прочие дела. Смачивали водой катки деревянные — и катили.

— А я в одной передаче слышал, что их телекинезом поднимали, — припомнил Гриша. — Прямо по воздуху перемещали.

— Ну, может, кто и умеет по воздуху, а нам сподручнее с помощью тряпок. — Степа усмехнулся. — Давай, телепат…

Когда со шкафом было покончено, он звучно отряхнул ладони.

— Видишь! Работа для мужиков — все. Не заладится с ней, будут дома психовать, на родных злость срывать.

Гриша поглядел на Степу с удивлением. Подобных рассуждений от одноклассников он никогда не слышал.

— Ты прямо как взрослый рассуждаешь.

— А я и есть и взрослый. Кто семью-то кормит?

— Неужели ты?

— Кто же еще? Отец в больнице, мать с сеструхами малолетними сидит, а я на заводе.

— Правда, что ли? — не поверил Гриша.

— Кривда. Здесь-то у вас с работой полегче, сразу устроился. Это у нас там полная разруха. Ни работы, ничего, как хочешь, так и живи.

— Как же вы кормились?

— А вот так. Рыбачили с отцом, огородничали, на охоту ходили.

— И ты охотился? — поразился Гриша.

— А что такого? Недавно волков отстреливал вместе со всеми. Знаешь, сколько их в последние годы развелось! То есть раньше их особо не трогали, а тут пошла напасть. Коров местных стали драть, коз утаскивали. А как старика одного чуть не загрызли, нам разрешение на отстрел дали. Еще и с денежной премией.

— Ух ты!

— Волки — что. С медведем куда страшнее.

— Ты что, и с медведем встречался?

— Я — нет, разве что издали, а у отца были встречи.

— И как?

— Никак. Когда миром расходились, когда нет. Хорошо, батя у меня рявкать умеет. Голосина — чистый бас. Вот голосом и отпугивал.

— Разве так можно?

— Еще как! Думаешь, зачем звери рычат? Для охоты тишина нужна, а они рычат. — Степа улыбнулся. — Змея глухая — и та шипит. А ласки с росомахами, если с лисой или человеком встречаются, такой визг поднимают, оглохнуть можно. Тоже на испуг берут.

— И срабатывает?

— По-разному. Голоса — они ведь у всех разные. Я вон крикну, так медведь обделается от смеха, а от отца эти увальни наутек пускались.

Гриша припомнил, как совсем недавно новый друг его единственной фразой осадил Саймона и подумал, что Степа скромничает. Мог, наверное, тоже при случае рыкнуть так, что и медведь бы призадумался. Правда, что страшнее — Саймон или медведь, — на это у Гриши точного ответа не было. То есть разница, понятно, существовала, но лучше бы ему, простому смертному, этой разницы не знать.

— В лесу совсем без ничего трудно, — рассуждал Степа. — Либо голос нужен, либо ружьишко. Хотя и это не всегда спасает. Меня вот рысь однажды чуть не порвала. А вроде нож, ружье — все при мне было.

— Рысь? Настоящая?! — ахнул Гриша.

— Само собой. Я, видать, мимо логова проходил, она и сиганула сверху. Коготки такие, что разом весь полушубок располосовала. Он, считай, и спас.

— А дальше?