Луиджи Бертелли - Дневник Джанни Урагани Страница 11

Всю эту пустяковую историю мама с сёстрами обсуждали, охая и ахая, битый час. Стали вспоминать, когда синьора Ольга была у нас последний раз, оказалось, в прошлый понедельник, вспомнили даже, что мама провела её в свою комнату, наконец Ада заключила:

– Это типичный случай клептомании.

Я-то знаю, что это: не раз встречал это слово в папиной газете. Это такая удивительная болезнь, когда человек, сам того не замечая, берёт чужое.

Тут я не выдержал:

– Вечно вы делаете из мухи слона!

Я хотел им всё объяснить и спасти синьору Ольгу от клеветы, но Вирджиния перебила меня: мол, я ребёнок и должен сидеть тихо, да ещё пригрозила, чтоб я не болтал о том, что услышал. Я махнул рукой, раз так, пусть сами разбираются.

Вечно эти взрослые задирают нос, считают себя самыми умными! Но теперь-то они поймут, что дети кое в чём разбираются получше, чем они.

2 ноября

Сегодня День поминовения усопших. Как всегда, вся семья идёт на кладбище навестить могилы дедушки с бабушкой и дяди Бартоломео, который, как назло, два года назад скончался, так и не подарив мне обещанный велосипед.

Мама велела мне скорей одеваться – вдруг по этому торжественному случаю папа меня простит, если, конечно, я обещаю хорошо себя вести.

Ну слава Богу! Наконец-то справедливость восторжествует и тот, кому следовало бы сразу разобраться, кто прав, кто виноват, перестанет сваливать всё на беззащитного ребёнка!

Прежде чем лечь спать, я хочу записать в свой драгоценный дневник важную новость: папа меня простил, но всё чуть было не сорвалось, и снова из-за сущего пустяка.

Итак, сегодня перед выходом папа протянул мне венок и строго сказал:

– Надеюсь, что мысли об усопших пробудят в вас желание исправиться…

Он всегда обращается ко мне на «вы», когда решает заговорить в первый раз после того, как я его сильно разозлю.

Я, само собой, ничего не ответил, мне ли не знать, что детям в моём плачевном положении не стоит свободно высказывать своё мнение: я пониже опустил голову и смотрел исподлобья на папу, который не сводил с меня укоризненного взора.

Тут нас позвала мама – экипаж, за которым она послала Катерину, прибыл. В него уселись все, кроме Вирджинии – она осталась дома принимать доктора, лечившего синьора Маралли.

– Можно мне на облучок? Так вам будет просторнее.

И я устроился на облучке. Там очень интересно, особенно когда экипаж берут напрокат: кучер тянет время, коляска еле тащится и можно подержать поводья.

– Какой чудесный денёк! – сказала Ада.

И правда, будто мы приехали не на кладбище, а на гулянье: на аллеях толпятся люди с яркими охапками цветов – просто глаз радуется.

Мы сходили на могилы бабушки, дедушки и дяди, помолились за них, как обычно, а потом прошлись по кладбищу, чтобы посмотреть на новые могилы.

У одной строящейся усыпальницы мы остановились, и Ада сказала:

– А вот и семейная часовня Росси, о которой столько болтает Биче…

– Какая роскошь! – заметила мама. – Сколько же это стоит?

– Три-четыре тысячи, не меньше! – ответил папа.

– Лучше бы они расплатились с долгами! – сказала Ада.

Я решил воспользоваться случаем, чтобы снова заговорить с папой, и спросил:

– Для чего это строят?

– Чтобы хоронить там одного за другим всех Росси…

– Значит, синьорина Биче тоже будет похоронена здесь?

– Конечно.

Я больше не мог сдерживаться и загоготал, как полоумный.

– Что тут смешного?

– Чуднó просто, когда живой человек строит себе усыпальницу.

– Ну, – сказал папа, – в каком-то смысле и правда это такое же тщеславие, как все остальное…

– Точно! – встряла Ада. – Всё равно что покупать собственную ложу в театре. Как только Биче не стыдно этим хвастаться, ведь всем известно, что её отец опять брал ссуду в банке.

Тут папа, мама и Ада принялись перемывать им косточки, и мне стало ужасно скучно. Завидев вдалеке Ренцо и Карлуччо, я догнал их, и мы стали скакать, как лошадки, по усыпанным гравием дорожкам – они идеально для этого подходят! – и прыгать через оградки прямо в траву, аккуратно, чтобы сторож не застукал.

Вдруг кто-то схватил меня за шиворот. Это был папа вне себя от злости: видимо, они давно меня искали.

– Для тебя нет ничего святого! – сказал он сурово. – Даже здесь, куда все приходят плакать, ты умудряешься проказничать!

– Фу, как стыдно! – подхватила Ада. – Затевать глупые игры на кладбище!

Тут уж я возмутился:

– Я играл с Карлуччо и Ренцо, потому что я ещё маленький и люблю друзей, где бы ни находился: кладбище не кладбище – всё равно, а некоторые взрослые барышни приходят сюда, только чтобы сплетничать о подругах!

Папа замахнулся было на меня, но Ада отвела его руку и прошипела:

– Не тронь его, умоляю… С него станется рассказать всё Биче!

Вот вечно они такие, эти старшие сёстры! Защищают своих младших братьев, только если им это выгодно, и плевать на истину и справедливость!

Я опасался, что дома разразится буря, но ожидавшие нас радостные вести рассеяли все тучи.

Вирджиния бросилась нам навстречу, смеясь и плача одновременно: оказывается, доктор нашёл, что Маралли гораздо лучше, и теперь не только обещает скорое выздоровление, но даже готов утверждать, что глазу больше ничего не грозит.

Как же мы обрадовались такому приятному и неожиданному известию!

Особенно ликовал я: теперь-то все поймут, что мои так называемые «ужасные выходки» не стоят выеденного яйца и пора уже перестать наказывать меня по пустякам!

5 ноября

За все эти дни у меня не выдалось ни одной свободной минутки, чтобы написать хоть строчку в мой драгоценный дневник, да и сегодня времени в обрез: надо делать уроки.

Да-да, именно так. Выходные кончились, и я взялся за ум. Я собираюсь прилежно учиться и «стать первым учеником», как мечтает мама.

Но всё-таки я не могу удержаться и нарисую тут нашего учителя латыни, он такой смешной, особенно когда принимает грозный вид и кричит:

– Всем молчать! Сидеть смирно! Чтоб ни один мускул не дрогнул!

Мы с первого дня прозвали его Профессор Мускул, и теперь это прозвище прилипло к нему на века!

Дома тем временем ничего нового. Синьор Маралли идёт на поправку, и дня через два доктор снимет ему повязку с глаза и разрешит смотреть на свет.

Вчера к нам приходили представители социалистической партии поздравить его с выздоровлением, и мама с папой немного повздорили, потому что мама не хотела впускать этих «еретиков» в дом, но папа всё-таки провел их в комнату к адвокату, и вышло ужасно смешно: Маралли сказал «Рад вас видеть», хотя ему не было видно ни зги.

А когда все ушли, Маралли сказал папе, что он просто счастлив: когда он оказался в беде, весь город пришёл выразить ему свои любовь и уважение…

Подумать только, «счастлив», а ведь сначала все кричали, что я его чуть ли не убил!

6 ноября

Вчера, пока я зубрил латинскую грамматику, я услышал кое-что интересненькое.

Мама с Адой разговаривали о синьоре Ольге и её мнимой клептомании. Мама, как могла аккуратно, рассказала обо всём мужу синьоры Ольги синьору Луиджи. Он родом из Болоньи, но говорит на неаполитанском диалекте, правда, раскрывает рот крайне редко и обычно угрюм, поэтому кажется, что его все раздражают. На самом деле это добрейшей души человек, который любит и жалеет детей.

Синьор Луиджи, насколько я расслышал, очень удивился тому, что рассказала мама, и отказывался в это поверить; но когда он своими глазами увидел у синьоры Ольги мамины часы, он сдался… и под благовидным предлогом пригласил к ней знаменитого врача. Тот заключил, что такой диагноз вполне вероятен, принимая во внимание расшатанные нервы синьоры, и прописал ей восстанавливающее лечение.

О визите врача синьора Ольга сама рассказала маме вчера вечером; но она думает, что её лечат от слабости, и считает, что этот диагноз высосан из пальца, потому что она прекрасно себя чувствует и выполняет предписания, только чтобы угодить мужу.

Мне, конечно, было очень смешно их слушать и, надеюсь, станет ещё веселее.

Утром я улучил момент, когда никто не обращал на меня внимания, пробрался в Адину комнату и стащил все платки, которые нашёл; потом, прихватив в столовой серебряный соусник, вышел в сад и позвал Маринеллу играть в прятки. Под этим предлогом я проник к ним в дом и оставил в столовой соусник. А платочки дал Маринелле и попросил отнести в комнату матери, что она тут же и сделала. За Маринеллу я спокоен: эта девочка никогда не болтает лишнего и умеет хранить секреты.

Ну что ж, подождём следующего действия этой комедии!