Виктор Кирюшкин - Говорящий ключ Страница 12

— В самом деле, зачем тебе такие самородки? Хотя бы тот, с оленя, уж очень большой, — заинтересовался Воробьев.

— Я отвез бы его в Москву, в Кремль, — выпалил Виктор, застеснялся, опустил глаза и добавил вполголоса: — Пусть на него построят самый большой, самый красивый дом в Волгограде.

— А малюсенький зачем?

— Я купил бы на него себе бинокль, — глядя в костер, тихо ответил Виктор.

Воробьев молча снял висевший через плечо на тонком ремне артиллерийский бинокль, подал его мальчику. Виктор взял бинокль, еще не понимая, зачем его дали ему.

— Это тебе за красивую мечту, дружок, а в экспедицию я не могу тебя взять, не проси.

— Что вы сделали, Николай Владимирович! — шепнул Юферов. — Такой замечательный бинокль... разве можно?

— У вас есть, а я возьму экспедиционный, обойдемся. — Воробьев взял Юферова под руку, отошел к палатке, чтобы не мешать Виктору вволю насмотреться на подарок.

Наутро караван тронулся в путь и вечером подошел к стану третьей бригады оленеводческого совхоза. Еще за несколько километров до него стали встречаться олени, пасущиеся на склонах гор, где зеленовато-белым бархатом выделялись лужайки мха-ягеля. Олени не пугались людей. Подняв увенчанные раскидистыми рогами головы, они смотрели в сторону каравана большими красивыми глазами. У многих из них не было рогов.

— Важенки, — пояснил Урангин. — Рога только у самцов растут. Видите, оленята!

Под тенью большого дерева стояли две важенки, около них паслись длинноногие, рыжеватые оленята. Привлеченные звуками колокольчиков, они с любопытством выглядывали из-за маток. В стороне спокойно пасся большерогий самец.

— Оленята, оленята! — Нина, протянув руку, пошла к ним.

— Не ходите, хозяин рассердится, — остановил ее Урангин.

— Какой хозяин? — оглянулась девушка.

— А вот, видите? — Урангин показал на рогача-самца. Тот, сделав несколько решительных шагов навстречу радистке, склонил голову и, сердито пофыркивая, ударял копытом о мягкий покров мха. Важенки, встревоженные приближением Нины, медленно пошли в сторону. Одна из них подталкивала носом олененка, то и дело останавливающегося, чтобы взглянуть на людей.

— Ого, какой сердитый! Охраняет! — девушка снова присоединилась к каравану.

Где-то впереди залаяли собаки, им отозвался Хакаты, Юферов взял его за ошейник. Завидев оленей, Хакаты взвизгивал, рвался к ним, видимо, принимая их за диких животных. Антип Титыч едва удерживал сильного пса. Урангин сбросил с плеча карабин и что-то высматривал в большом стаде оленей, пасшихся в полусотне метров от тропы. Своего верхового оленя он передал одному из проводников и теперь шел рядом с Большаковым впереди каравана. Следом за ним шли Воробьев, Юферов и Нина, с интересом разглядывавшая животных. Вдруг резкий пронзительный свист прорезал воздух. Олени испуганно вскинули головы. Один из них, вырвавшись из середины стада, стремительно бросился в глубь леса. Урангин вскинул карабин. Гулко грянул выстрел, и олень, как бы споткнувшись, упал на передние колени, перевернулся и остался недвижимым. Движение каравана приостановилось.

— Зачем домашний олень стрелял? — спросил внезапно появившийся из-за деревьев приземистый, широкоплечий человек, в короткой куртке, с ружьем в руках. Остановившись в пяти шагах, он строго оглядел разведчиков и, задержав взгляд на Урангине, шагнул к нему, протягивая руку. Его широкое смуглое лицо озарилось радостной улыбкой.

— Олонго!

— Ультенай, здорово! — Урангин, пожав руку оленевода, показал в сторону убитого оленя. — Я стрелял. Согжой!

— А, хорошо. Метко бьешь. — Взгляд его черных внимательных глаз вопросительно остановился на экспедиции. Урангин, коротко объяснив, кто перед ним, представил его разведчикам.

— Наш лучший бригадир Ультенай. Беспокоится он, думал — домашнего оленя убил, а он дикий, согжой.

Урангин объяснил, что согжой — предок домашнего северного оленя, еще сохранившийся в диком состоянии. Отличить его от домашнего может только опытный оленевод. Согжой иногда присоединяется к стаду, обхаживая важенок. Потомство при этом отличается неукротимым нравом, приручению не поддается. Поэтому оленеводы, если встретят согжоя среди домашних оленей или вблизи от места их выпаса, стреляют в пришельца. Шкура согжоя совершенно непроницаема для холода благодаря особому пористому устройству волоса. Оленеводы и охотники используют ее для постели. Ведь им нередко приходится ночевать прямо на снегу.

В сопровождении бригадира Ультеная караван скоро подошел к стану оленеводов. Две новые ровдужные* (* Ровдуга — выделанная оленья кожа без шерсти) юрты стояли на берегу прозрачной, как хрусталь, горной речки, а кругом расстилалась расписным ковром богатая растительность тайги. Здесь Воробьев решил сделать дневку. Рядом с юртами выросли белые палатки экспедиции.

Глава пятая

На стане оленеводов

Бригадир оленеводов Александр Ультенай принадлежал к числу людей, наружность которых запоминается с первого взгляда. В его невысокой, плотно сбитой фигуре чувствовалась сила и ловкость жителя тайги. Смуглое, с резкими чертами лицо пожилого эвенка могло показаться суровым, если бы не глаза, смягчающие это впечатление. В них светился огонек душевной доброты много испытавшего на своем веку человека. Одежда оленевода представляла собой смесь обычной русской и национальной — эвенкийской. Поверх черной рубашки-косоворотки он носил меховую безрукавку, украшенную по краям ярким орнаментом вышивки. На ногах — короткие летние торбаза из выделанной оленьей кожи, голову накрывала фуражка, поверх которой была наброшена сетка накомарника.

Приветливо встретив экспедицию и показав, где поставить палатки, Ультенай вместе с Урангиным куда-то ушел. Вернулись они через час, неся на длинной жерди тушу оленя. Палатки были уже поставлены, и около них весело пылал костер. Разведчики собирались варить ужин. Опустив оленя на траву невдалеке от костра, Ультенай сказал Воробьеву:

— Согжой, которого застрелил Урангин, мясо нежное, все равно как домашний олень. Мы вам принесли, для всех хватит.

Николай Владимирович не стал огорчать гостеприимного хозяина отказом. Скоро мясо дикого оленя варилось в котлах. Оно оказалось очень вкусным. Разведчики наперебой хвалили Урангина за меткий выстрел. Плотно поужинав, стали располагаться на отдых. Сказывался длинный переход, сделанный в этот день. Все изрядно утомились.

Николай Владимирович спустился к речке. Она журчала по камням недалеко от стана, среди берегов, поросших высокой бархатной травой. Здесь геолог увидел пастухов, собравшихся в тесный кружок вокруг Урангина. Воробьев, присев рядом с ними, прислушался к неторопливой беседе эвенков. Урангин рассказывал оленеводам о плане развития животноводства и соревновании колхозов и совхоза за лучшее сохранение молодняка.

— Волки нам крепко вредят, — сказал Ультенай.

— А много здесь волков? — спросил Воробьев.

— Покоя нет от них, так за стадом и ходят. Куда мы перекочевываем, туда и волки. Осторожный зверь, близко к себе не подпускает. С неделю назад важенка от стада отбилась... Пока мы ее разыскивали, волки раньше нашли... зарезали.

— Облаву надо сделать, — посоветовал Урангин.

— Народу мало. Я заприметил распадок между сопок, где волки днем скрываются; чтобы окружить их, надо человек двадцать охотников, а нас всего пятеро...

***

Ночью где-то недалеко залаяли собаки, затем раздался выстрел, второй и человеческий крик, призывающий на помощь.

Воробьев, откинув полог большой палатки, где отдыхали разведчики, крикнул:

— Волки напали на оленей, берите ружья, за мной!

Захватив карабин, он быстро побежал следом за оленеводами.

Большое стадо оленей сбилось в кучу на берегу реки, метрах в двухстах от палаток. Самцы, выставив ветвистые рога, били копытами о землю и тревожно храпели.

Вокруг стада метались лохматые остроухие лайки. Собаки, видимо, боялись отбегать дальше в тайгу. Они жались ближе к стаду и людям. Когда Воробьев, запыхавшись, прибежал к стаду, он увидел оленеводов, столпившихся около лежащей на земле важенки. Оленуха была еще жива, она пыталась поднять молодую голову, ее большие, красивые глаза, казалось, с мольбой смотрели на людей. Из рваной раны на шее важенки с хлюпаньем лилась кровь. Ультенай молча вынул длинный нож и прекратил ее мучения.

— Ты чего же прозевал? — вытирая нож о шерсть важенки, спросил он у молодого, стройного пастуха с двуствольным ружьем в руках.

— Отбилось несколько оленей... Пока за теми ходил, волки на нее напали. Я стрелял, ранил одного, думал — убил, а он снова поднялся, убежал туда, наверное, и сейчас там. — Пастух показал на лесную заросль, островком чернеющую посредине обширной долины, за которой виднелись горы.

Тем временем подошли встревоженные Воробьевым разведчики. Нетерпеливый Афанасий Муравьев тотчас же направился к лесу, но Юферов задержал его.