Марк Твен - Похождения Гекльберри Финна Страница 12

Я занял позицию как раз в том месте, где течение подходит всего ближе к берегу. Это было мне как нельзя лучше известно. Вскоре приплыла другая большая булка, и на этот раз я не дал маху. Благополучно вытащив ее из воды и вынув вколоченный в булку деревянный колышек, выбросил стаканчик с ртутью и тотчас же принялся уплетать булку так, что у меня лишь за ушами трещало. Это был на стоящий белый хлеб, приготовленный в булочной, из лучшего сорта крупчатой муки и употреблявшийся исключительно местной нашей знатью, а не дрянная жесткая лепешка из маисовой муки, какою утоляет свой голод простонародье. Выбрав себе удобное местечко в чаще кустарника, я уселся там на бревно и принялся закусывать булкой и наблюдать за паромом. Я чувствовал себя как нельзя более довольным своей участью; при этом у меня мелькнула мысль, которая произвела на меня весьма сильное впечатление: мне представилось совершенно ясно, как вдовушка, пастор или другой столь же благочестивый человек молились о том, чтобы этот хлеб меня разыскал. Не подлежало сомнению, что в молитве был некоторый прок. Я решил, впрочем, что она бывает услышана лишь в том случае, когда исходит от людей вроде вдовушки или пастора; таким же сорванцам, как я, не стоит молиться, тем более что пришлось бы ходатайствовать о выполнении чего-нибудь доброго или благочестивого.

Закурив трубку, я продолжал с любопытством следить за поисками, производившимися на реке. Паром плыл по течению, и я решился не упустить случая посмотреть, кто именно на нем едет: паром должен был подойти почти вплотную к острову, в том самом месте, куда плыл хлеб. Когда паром приблизился достаточно близко к острову, я загасил трубку, пробрался ползком к тому месту, где занимался перед тем ловлей хлеба, и залег за бревном на маленькой прогалинке, возле самого берега. Бревно было с развилиной, сквозь которую я мог удобно наблюдать.

Паром все более приближался и подошел наконец так близко, что с него можно было перебросить лодку и сойти по ней на берег. Почти все мои хорошие знакомые оказались на пароме: мой папаша, судья Татчер, Бекки Татчер, Джо Гарпер, Том Сойер, старушка его, – тетка Полли, Сид, Мэри и многие другие; решительно все толковали про убийство, но капитан прервал этот разговор приказанием: «Гляди теперь в оба! Течением сносит тут все к самому острову; мальчика, может, прибило к берегу, и труп его зацепился где-нибудь за кусты. Я, по крайней мере, надеюсь найти его там».

Я лично не разделял этого мнения. Все находившиеся на пароме столпились около перил с моей стороны и, перевесившись через них, пристально вглядывались в кусты, окаймлявшие берег острова. Я как нельзя лучше видел всех и каждого, но меня никто не мог разглядеть.

Затем капитан скомандовал нараспев: «Посторонитесь! Пли!»

Пушка, стоявшая на пароме, выпалила прямо в меня. Я на мгновение оглох от страшного грохота и чуть не ослеп от дыма, так что счел себя убитым. Если бы пушка была заряжена ядром или картечью, то этим выстрелом, пожалуй, и удалось бы добыть труп, который так старательно разыскивали. В следующее затем мгновение я сообразил, что, к счастью, остался цел и невредим. Паром поплыл дальше и вскоре исчез из виду, обогнув переднюю оконечность острова. Я слышал, как временами палила пушка, но звук выстрела доносился до меня все слабее, и приблизительно через час он сделался совершенно неслышным. Остров тянулся в длину мили на три. Я думал, что паром, доплыв до нижней его оконечности, отказался от дальнейших поисков. На самом деле он обогнул остров и начал подниматься под парами по протоку, отделявшему остров от Миссурийского берега, продолжая время от времени стрелять из пушки. Убедившись в этом, я перешел на другую сторону острова и продолжал наблюдать за поисками. Поравнявшись с мысом, паром прекратил пальбу и направился к Миссурийскому берегу, где все мои знакомые вышли на пристань и вернулись в город.

Теперь я знал, что мой план вполне удался. Ни кто больше не станет за мной охотиться. Я вытащил свои пожитки из челна и устроил себе уютную лагерную стоянку в лесной чаще: свои одеяла я рас кинул в виде шатра, для того чтобы остальные мои вещи не промокли в случае дождя. Поймав на удочку большую щуку, я распластал ее пилою, а вечером, незадолго до захода солнца, развел в своем лагере костер и приготовил себе ужин, после которого за бросил на ночь удочку в надежде поймать что-нибудь к завтраку.

Долго еще после того, как стемнело, я сидел около своего лагерного костра, курил трубку и чувствовал себя совершенно довольным. Мало-помалу, однако, одиночество мне как будто наскучило. Я встал, вышел на берег и, усевшись там, начал прислушиваться к говору струй, пробегавших мимо. От нечего делать я принялся считать звезды, а также и проплывавшие мимо бревна и плоты. Наконец меня стало клонить ко сну, и, вернувшись в палатку, я лег в устроенную там себе постель. Когда человеку скучно, сон является для него самым надежным средством, чтобы убить время. Арифметика оказывается тут очень полезной: как только начнешь считать звезды, так сейчас же и заснешь.

Подобным образом провел я на острове трое су ток; день походил на день, а ночь на ночь. Никакой разницы подметить было нельзя. На четвертый день, однако, я решился тщательно осмотреть весь свой остров. Я был, если можно так выразиться, един ст венным и неограниченным его властелином, а потому мне следовало с ним хорошенько ознакомиться. Всего более побуждало меня к этой экскурсии желание убить время. Я нашел на острове много спелой превосходной земляники, недозревшего винограда, зеленой еще смородины, брусники и черники. С течением времени эти ягоды, разумеется, должны были мне пригодиться.

Я слонялся по лесу в чаще до тех пор, пока, по моим расчетам, не добрался почти до противоположного конца острова; со мной было ружье, но я не стрелял, так как захватил его лишь на всякий случай для личной обороны. Впрочем, я хотел на обратном пути подстрелить себе что-нибудь на ужин по соседству от моей стоянки. Как было упомянуто, я находился близ противоположного конца острова, когда вдруг чуть не наступил на змею солидных размеров. Она принялась от меня удирать, скользя по траве и между цветами, но я побежал за нею, рассчитывая улучить удобную минуту и размозжить ей выстрелом голову. Таким образом я неожиданно набежал прямо на пепел слегка еще дымившегося костра.

Сердце у меня забилось так сильно, что я положительно ощутил боль в груди. Не вдаваясь в более обстоятельные исследования, я потихоньку опустил взведенный курок ружья и неслышными шагами, на цыпочках, как можно быстрее скрылся в лесной чаще. Временами я на мгновенье останавливался и начинал прислушиваться, но моя грудь дышала так учащенно и тяжело, что положительно препятствовала мне различать посторонние шумы. Я отошел тогда немного дальше и снова начал прислушиваться, но так же неудачно. Вообще я находился в очень возбужденном состоянии: каждый пень казался мне человеком, а когда я наступал на хворостину и она подо мною ломалась, у меня захватывало дыхание и я с трудом мог удержаться на ногах. Вернувшись к своей лагерной стоянке, я почувствовал сильнейший упадок духа. Руки у меня окончательно опускались, но я сказал самому себе, что мешкать и лентяйничать теперь не время, а потому уложил все свое имущество обратно в челн, чтобы оно не могло попасться кому-нибудь на глаза. Затем я погасил костер и разбросал золу кругом так, что можно было думать, будто она осталась от про шлогодней стоянки, а затем влез на дерево.

На этом дереве я просидел, должно быть, часа два, но ничего не видел и не слышал со своего наблюдательного поста. Мне мерещилось, впрочем, будто я видел и слышал множество всевозможных страшных вещей. Во всяком случае, нельзя было вечно сидеть на дереве. Сообразив это, я под конец с него слез, но все время не выходил из чащи и держался настороже. Питаться я мог только ягодами и остатками от своего завтрака.

К ночи я сильно проголодался, а потому, когда совсем уже стемнело, воспользовался тем, что месяц еще не взошел, и переплыл с острова на Иллинойский берег, находившийся приблизительно в четверти мили от меня. Там я ушел в лес и сварил себе ужин, но только я решил расположиться на ночлег, как вдруг услышал отдаленный конский топот. Он все более приближался, и вскоре я мог различать доносившиеся вместе с ним человеческие голоса. Поспешно убрав свои пожитки в челн, я сам отправился лесом на разведку, причем шел с крайней осторожностью. Пройдя всего лишь несколько шагов, я услышал:

– Нам лучше всего будет остановиться здесь, если только найдем удобное место для ночлега. Лошади совсем истомились. Здесь, кажется, будет недурно.

Я, разумеется, поспешил бесшумно удалиться и отплыл обратно на остров. Привязав челн на прежнем месте, я решил, что всего безопаснее будет выспаться, не выходя из него.

Я спал, нельзя сказать чтобы особенно много: разные мысли мешали мне уснуть, к тому же каждый раз, когда я пробуждался, мне казалось, будто меня хватают за горло. При таких обстоятельствах сон не мог меня подкрепить. Дело дошло до того, что я убедился в невозможности вести более такую жизнь. Надо было выяснить во что бы то ни стало, кто именно находился вместе со мною на острове. Я ре шил разузнать это или погибнуть и, приняв такое решение, почувствовал себя значительно лучше.