Александр Асмолов - Сказки Дальнего леса Страница 12

Он не исчез, просто закончилась сказка о прозрачной скале.

Тонкая травинка

Отправив спать своего друга Тришку, Ме́ня остался один перед скалой, что пропустила внутрь себя старуху. С одной стороны, ему очень хотелось попасть в скалу следом за нищенкой, которая потом превратилась в женщину-воина, и увидеть, что же там происходит. С другой стороны, ему было боязно вот так запросто сунуть лапу в камень, который почему-то стал прозрачным, как вода, и туда можно было нырнуть. А вдруг потом не вынырнешь? Он еще не слышал, чтобы кто-то из лесного народца побывал внутри скалы, из нее лишь вытекал ручей. Но зачем-то ведь старуха проникла туда. А главное, он видел, как она это сделала. Он теперь знал эту тайну. Конечно, можно было бы и забыть об этом и понежиться теплым вечером в последних лучах заходящего солнышка, но Ме́ня знал, что никто, кроме него, не сможет последовать за старухой и разгадать все секреты. Тайный знак на скале, что показала ему бабочка, и заклинание, которое услышал Тришка, были ключом.

Медвежонок огляделся. Вокруг было тихо и спокойно, летний вечер ждал, когда скроется солнышко, чтобы передать свои права короткой летней ночи. Все было как обычно, и только едва приметный знак на скале говорил о том, что тайна рядом. Ме́ня подошел к тому месту, где у скалы стояла старуха. Принюхался – ничего. Хотя нет, едва уловимый незнакомый запах привлек его внимание. Что же это могло быть? Ме́ня стал медленно втягивать своим маленьким черным носиком воздух у самой земли и осторожно разгребать листья у скалы. Вот оно! Почти незаметный тонкий стебелек затерялся в густой траве. Изловчившись, медвежонок подцепил его коготками. Чтобы получше разглядеть травинку, он поднялся на задние лапы, а передними оперся о скалу. Тут же сквозь крону сосен пробился луч заходящего солнца и, как фонариком, высветил его лапу с тонким стебельком.

– Спасибо тебе, солнышко! – вырвалось у Ме́ни.

Не успел он приглядеться и принюхаться к травинке с незнакомым запахом, как увидел прямо перед своим носом тот самый знак на скале. То ли оттого, что таинственный рисунок был на солнечной стороне, то ли оттого, что день был жарким, а может быть, и незнакомая травинка так повлияла, Ме́ня не успел сообразить, он только почувствовал тепло под подушечками своих лап. Медвежонок убрал травинку в сторону, и тепло под лапой исчезло. Вот почему никто из лесных жителей не замечал странного рисунка на скале. Нужна была незнакомая трава. Только на ее таинственный знак скала отзывался теплом. Наверное, это место можно было бы найти и ночью. Нужно будет проверить.

Ме́ня вновь приложил найденный стебелек к необычному знаку и тотчас почувствовал тепло. Будто он был живой и ждал этой встречи. Однако дальше ничего не происходило. Да, ведь нужно было еще что-то сказать. Только вот припомнить никак не получалось. Эти старухи столько страху нагнали, что, кроме их лохмотьев и неприятного дыхания, ничего в памяти не осталось. Вновь звать на помощь Тришку и подвергать его опасности медвежонку не хотелось. Хорошо, конечно, когда есть верные друзья. Они всегда помогут в трудную минуту, но и рисковать ими каждый раз – это не по-дружески, нужно самому вспоминать. Что же такое старуха шептала тогда? Тришка тоже не понял, даже переспрашивал. Но вспомнить надо… Вот!

Я знаю тайну дня и сна,Теченье времени я слышу,Мне истина до дна видна,Я проникаю в эту нишу.

Однако ничего не изменилось. Камень оставался твердым и не думал поддаваться, как ни надавливал медвежонок на него. Что-то не так он делал. Ну конечно, старуха водила пальцем по линиям рисунка и шептала заклинание. Только вот в какой последовательности? А можно ли водить когтем, а не пальцем? Как ни пытался Ме́ня припомнить или сообразить, вглядываясь в контуры таинственного знака, ничего не получалось. От отчаяния медвежонок попытался сам подбодрить себя:

– Я все равно вспомню это!

Неожиданно его лапа начала двигаться по линиям необычного рисунка, а заклинание он произнес именно с той изменяющейся интонацией голоса, как это делала старуха. Вспомнил ли он это сам или кто-то помог ему, косолапый не смог бы утверждать. Он понял одно – что верить в себя обязательно нужно.

Ме́ня попробовал нажать на камень, и тот стал похожим на воду – прозрачным и абсолютно не препятствующим проникновению вглубь. Было страшно и очень любопытно одновременно. Лапа медвежонка со всеми волосками и коготками погрузилась в только что бывший твердым камень. И он ее там видел и чувствовал. А вдруг лапа там застрянет, как в капкане, в который когда-то угодит Потапыч? Нет, паниковать нельзя. Тем более говорить вслух об этом. Он давно усвоил один из маминых уроков – решился лезть на дерево, так не сворачивай, а то и меда не достанешь, и с дерева свалишься.

Все глубже погружалась лапа медвежонка, а за ней и весь он сам в податливую скалу у Высокого ручья. В голове промелькнула мысль – а кем же он станет теперь? Ведь старуха превратилась в женщину-воина. Нет, он ничего не имел против воинов, но женщиной он себя представить не мог. Он как-то видел их в лесу, в каких-то сарафанах с цветами. Однако представить себя одной из них он не мог. Смешно, право слово – медведь в сарафане. Только он это подумал, как в его воображении замелькали лесорубы, пасечники, разные зверушки, птицы, рыбы… Почему-то Ме́ня остановился на мышке – маленькой серой полевке, кои в великом множестве водятся на опушке.

Тут же он почувствовал, как уменьшается в размерах, а лапки стали такими маленькими, просто игрушечными. Ме́ня с трудом оторвал свой взгляд от тоненьких коготков и огляделся. Вокруг была огромная пещера, освещенная двумя факелами. Высокий свод ее терялся где-то в полумраке, откуда эхом доносились отголоски разговора. Медвежонку было очень непривычно все рассматривать с высоты такого маленького роста. А уж часто-часто семенить маленькими ножками, чтобы продвинуться вперед на несколько метров, было просто неудобно. Однако ничего иного ему не оставалось. Нужно было быстро привыкать и осваиваться с новым положением.

Стараясь не появляться в круге света от факелов, новоиспеченный мышонок начал принюхиваться, обследуя пещеру. Ме́ня был приятно удивлен, что мышиное чутье и слух были намного лучше медвежьего. Очевидно, у такого маленького зверька очень много врагов, а зубки не годились для обороны, зато услышать и почуять своих неприятелей мышонок мог гораздо раньше, чем они его. Именно эта особенность помогла понять Ме́не, что в пещере находится один человек, но два разных голоса. И еще незнакомый запах, очень похожий на запах травинки, что он нашел около таинственного знака снаружи пещеры, здесь чувствовался сильнее. Очень захотелось понять, кто же разговаривает. Для этого шустрый мышонок стал карабкаться на огромный камень, оплетенный сухими прутьями, служивший, очевидно, креслом.

С этой высоты ему стало все видно. Посередине пещеры, освещенной прыгающим светом факелов, было углубление наподобие ванной или маленького бассейна. Оно было заполнено водой с зеленоватым оттенком. В ней, положив руки на края и запрокинув голову на камень, поросший мхом, лежала та самая женщина-воин, в которую превратилась старуха. Ее обнаженное тело было почти скрыто водой, но в отблеске факелов угадывалось изгибы сильного и красивого человека. Казалось, она дремала. Глаза были закрыты, лицо неподвижно, однако дыхание не было ровным. Иногда она вздрагивала, будто во сне ее тревожили видения. Неподалеку был ровный каменный стол, на котором были разложены разные предметы. Один из них был похож на большую чашу с темно-синей жидкостью. Она светилась изнутри. Вот откуда исходил этот незнакомый запах. Не то чтобы он был неприятным, нет, скорее, он притягивал к себе, но и настораживал одновременно.

Опять кто-то заговорил на непонятном языке. Голос доносился со стороны бассейна, где дремала женщина, но ей он не принадлежал. Губы ее были плотно сжаты, а по напряженному выражению лица можно было догадаться, что она слушала то, что говорил незримый собеседник. Причем услышанное ею явно взволновало ее, и она начала отвечать. Оставаясь неподвижной, она явно пыталась возражать, перебивая голос и порываясь вскочить. Но сон или чары, охватившие ее, не давали ей двинуться с места. Ме́не было знакомо такое состояние во сне, когда хочется вырваться и бежать, а лапы тебя не слушают. Он попробовал вникнуть в смысл фраз, которые все громче и отрывистее звучали в пещере, но ничего не понимал. И кто только придумал столько разных языков? Как люди общаются друг с другом? То ли дело лесные жители – у них все друг друга понимают. Ему показалось, что нужно подкрасться поближе, может быть, тогда все прояснится. Да и любопытно было бы пройтись по этому большому столу.

Забраться на каменную плиту, служившую столом, грызуну помогла одежда, небрежно брошенная на край. Она-то и послужила мышонку отличной лестницей. Тут Ме́не вспомнилось, как медведица Тамара ругала его за разбросанные вещи, а за старухой, видно, в детстве никто не приглядывал, вот она и осталась неряхой. Иначе мышонок никогда не забрался бы на стол. А там было много интересного.