Ая эН - Ёлка, которая пароход Страница 13

Поминки устраивали в кафе. Людей рассчитали плохо, пришло меньше, чем ожидалось. В храме народу было – не пройти, а после кладбища у каждого нашелся благовидный предлог. За стол сели человек двадцать, а то и того меньше. Так что гора еды осталась. Сын усопшего, то есть отец Пети, собирать со стола не стал, неприлично. Но его троюродная сестра Катя забрать закуску зазорным не посчитала.

– Сегодня я заезжал к Катерине, и вот он результат! – Отец вывалил на стол красную рыбу, колбасу, листья салата, маслины…

Петя покосился на этот натюрморт не первой свежести и ничего не сказал.

– Ноу комментс, ясно! – кивнул отец. – Ты уж извини, но у меня нет ни сил, ни желания готовить. Так что давай сегодня с тобой так, по-холостяцки.

Петя согласно кивнул и подцепил вилкой ветчину цвета Викиных джинсов: розово-оранжевую, пятнами. Выглядела она совершенно неаппетитно. Даже антиаппетитно, можно сказать. Пока сын изучал строение ветчины, папа налил кипятка в первые попавшиеся чашки, опустил в них по пакетику.

– Там заваренный есть, – подсказал Петя. – С бергамотом.

– Да? Ладно, поздняк метаться.

За столом отец вел себя необычно: отправлял в рот все вперемешку, молчал, смотрел в одну точку. Потом налил в стакан водки, отрезал хлеба и так же молча ушел в комнату. Напиться он, что ли, собирается? Тогда трети стакана мало будет… Петя вернул пятнистую ветчину на блюдо и прошел за отцом в большую комнату.

Стакан с водкой, прикрытый хлебом, стоял перед траурным портретом деда. Хлеб доходил деду ровно до носа: на, портрет, нюхай! Пете стало неприятно от этой мысли, он отвел глаза в сторону.

– Это так принято, русская традиция, – пояснил отец. – Насчет других стран не знаю.

– А еще какие есть поминальные традиции? – спросил Петя, просто чтобы что-нибудь спросить. – Русские, в смысле…

– Еще блины поминальные, кутья… Ты блины вчера ел?

– Не.

– Съешь один. Там в отдельном пакете, на кухне, несколько штук осталось.

Петя пошел за блином. В пакете осталось не несколько, а ровно один – тощий, маленький, сложенный вчетверо и слипшийся от меда. Что с тобой сделало время, блин Филимон… Петя переложил его на блюдце и вернулся в гостиную.

Папа сидел все так же, уставившись на портрет. Петя отрезал вилкой кусочек вязкой слоистой массы и отправил в рот.

– Па, а у тебя какая группа крови?

– Первая, а что?

– Да так, ничего. А у деда какая была?

– Тоже первая. Какая теперь разница… Петя хотел спросить, почему у него тогда не первая, но тут же сообразил, что еще есть мама, и лучше сейчас этот вопрос отложить, потом между делом выяснить у мамы.

– Ну почему, какая разница… Разница есть все-таки. Говорят, гениальность по наследству передается, с группой крови.

– Ерунда. Кто тебе это сказал?

– В Инете.

– Мало ли глупостей пишут. Если бы гениальность передавалась по наследству, то у всех великих людей дети тоже были бы великими. Но это же не так!

– А Кюри?

– Ирен? Это исключение. Вторая дочь Мари и Пьера, Ева, была самая обычная.

Петя кивнул, отрезал еще кусочек блина.

– У нас в роду в любом случае никаких гениев не было. Хотя довольно известные в определенных кругах предки были. Ну, ты знаешь!

Петя опять кивнул. Он хотел еще спросить, но блин жевался медленно, а с набитым ртом говорить было несподручно.

– И твой дед Петр мог стать известным, да вот не судьба, видно. Он был очень умным.

Петя в третий раз кивнул и, несмотря на все еще набитый рот, сказал:

– Я помню. Он очень умный был.

– Да? А что ты, например, помнишь? – заинтересовался папа.

Петя проглотил и посмотрел на портрет:

– Ну, например, я помню, как мы сидим на кухне, и мама готовит блины. Не такие, как этот, а нормальные. А мне что-то их совсем не хочется. Тогда дед берет один блин и говорит вместо него: «Ты знаешь, Петя, для чего котенок – котенок?» Я догадался, говорю: «Для того, чтобы с ним играть!» Дед: «А для чего стул?» – «Чтоб сидеть!» – «А для чего блин?» – «Чтобы съесть!» Ну, я и съел.

Петя замолчал. Папа недоуменно поднял брови, хотел сказать, что этот пример вовсе не может быть иллюстрацией дедушкиного светлого ума, но не сказал, брови вернул на место и промолчал. А Петя добавил:

– А я потом весь день ходил и думал: а для чего я, Петя?

– Вот как? – опять заинтересовался папа. – Серьезный вопрос для трехлетки.

– Мне тогда почти четыре было, три года и десять месяцев.

– Откуда такая точность?

– С открытки. – Петя кивнул на «елку-пароход». – Это все в один и тот же день было. Тогда еще вы меня с нашей соседкой Викой одних оставили. Вынужденно. А мы с ней стали елку наряжать. И я нашел спрятанный подарок от Деда Мороза.

Сергей встал, взял в руки открытку, перевернул, прочел подпись деда.

– Ну у тебя и память. Дата стоит, да. Но все равно, запомнить такие подробности, и про елку, и про подарок…

– А это я сейчас лежал в ванне и вспоминал, – объяснил Петя.

Отец положил открытку обратно. Равнодушно положил, как и Вика несколько часов назад. Петя понял, что о гении интерпретации с ним можно разговора не начинать. И все-таки как узнать доподлинно, родной он или нет? Даже если гениальность не передается по наследству, все равно это важно. Обманывали его все эти годы или нет? А может, сейчас признаются? Может, окольными путями попробовать?

– Па!

– А?

– А тебя в детстве наказывали?

Отец, оторванный открыткой от созерцания портрета, теперь вяло перебирал книги. Петя, пока отбирал свои стопки, раскурочил два шкафа, и теперь свалка на полу была конкретная.

– Да, конечно, наказывали.

– Например…

– Например, меня после пятого класса в «Орленок» не пустили. Был такой лагерь. Бабушка – не твоя бабушка, а моя бабушка, твоя прабабушка, – принесла путевку. И у Кольки, моего друга, была путевка. Мы с ним планы строили грандиозные! И тут выяснилось, что у нас с ним четверки по русскому натянуты, чтобы картину успеваемости не портить, школа там в каком-то конкурсе участвовала. А на самом деле трояки у нас. Ну, и Кольку все равно пустили, а меня наказали. Долго я потом родителям этого простить не мог!

– А вот… – начал Петя, но перебить папу не получилось.

– И, главное, когда я уже вырос, как-то раз вернулись мы к этой теме, и тут выяснились интересные подробности. Оказалось, что и четверка у меня была настоящая, а не натянутая, а припугнули, чтобы я усерднее занимался. И еще оказалось, что тройка была только поводом; что меня, домашнего мальчика, просто боялись отпускать одного. И про Кольку я много чего интересного узнал…

Отец замолчал. Петя полагал, что его сейчас понесет вспоминать про Кольку, но отца не понесло, он вдруг уткнулся в какую-то книгу.

– А в угол тебя ставили?

– А? В угол? Да, бывало пару раз.

– Пару раз?

– Ну, может, больше. Не помню.

– Па, а дед тебя бил когда-нить?

– А? Что? А, да, кстати, бил однажды! – Отец закрыл книгу, отложил ее, встал с корточек. – Надо же, я и забыл!

Он опять подошел к портрету, но взгляд его был теперь другим, нормальным, не отрешенным.

– Но там такое дело было…

И отца понесло. Из его зашкально-эмоционального спича Петя понял только то, что досталось отцу за дело, и дед был в совершенно стрессовом состоянии, и что не так уж и досталось, и что вообще, по большому счету, такое происшествие не в счет. Ну, не в счет наказания. Ну, в смысле не то, что, мол, вот взяли и выпороли. Петя зевнул.

Отец заметил зевок и закруглился:

– Ладно, давай считать вечер воспоминаний оконченным. Доедай блин и пошли спать.

– Мы сегодня тут ночуем, не у теть Лены?

– Да-да. Это мы из-за мамы тут не ночевали, она не хотела. Ну, пусть. Ты ж понимаешь, женщины – существа нежные и мнительные.

Петя проглотил предпоследний кусочек блина и пошел помогать стелить постели. Пододеяльники решили не натягивать – на две ночи смысла нет.

– Хотя мне, может, придется задержаться, – вдруг сказал папа. – Тогда я тебя на «Сапсан» посажу, а там мама встретит.

– Сам доберусь, не маленький! А что у тебя за дела?

Отец замялся, потом сказал:

– Понимаешь, тут две небольшие проблемы. Одна с завещанием, оно неофициальное, совсем неофициальное, на словах. Но – последняя воля. Впрочем, там ничего серьезного, мелочь, просто надо решить, как быть.

– А вторая?

– Мы с мамой не смогли найти шкатулку с бабушкиными украшениями.

– О-па!

– Вот тебе и «о-па»!

– Это та, которая в шкафу за старым чемоданом хранилась? Я еще играл с ней в детстве, да? Два отделения, одно было заперто.

Отец кивал, кивал и кивал.

– Вот она и исчезла. Причем странно исчезла, ведь в квартиру никто не заходил, папа упал на лестнице, выходя из подъезда. Первыми в квартиру после его смерти вошли мы с мамой. Дверь была не вскрыта.

– А запасные ключи у кого-нибудь были?

– Нет. Катя отрицает, у Лены точно не было.

– А у соседей?

– Из соседей к деду только Вика постоянно ходила играть на рояле, но у нее и у ее мамы точно не было ключей.