Константин Кирицэ - Рыцари с Черешневой улицы, или Замок девушки в белом Страница 13

Тик, несмотря на волнение, которое он испытывал, приближаясь к развалинам, от души посмеялся рассказам девушки.

— Ну и пройдохи! Надо же! Прадед попа Мэрару…

— Ох, каких только историй у нас не бывало, — заключила девушка.

Вскоре она простилась со своими спутниками, показав им, как напрямик выйти к развалинам.

Развалины действительно представляли жалкое зрелище. Крепость была расположена у подножия крутой горы. Теперь от задней ее стены остались отдельные куски, разрушенные временем и человеком участки. Боковые стены сохранились лучше, по обеим сторонам зияли рвы и ямы. Передней стены как не бывало. Люди разобрали ее до основания и камни свезли в село, на фундаменты для домов. На месте стены пролегал глубокий ров, в нем, кроме вонючих луж, ничего не было.

Вот и все, что осталось от стародавнего Орлиного гнезда.

Трое друзей поставили палатку над задней стеной, вернее, над тем местом, где она когда-то стояла. С этого возвышения можно было свободно обозреть всю территорию бывшей крепости, а горная каменистая круча защищала их сзади.

Первое знакомство с развалинами произвело на ребят удручающее впечатление. Дан собрался было начертить план крепости, но потом передумал. Вряд ли эти жалкие остатки, исхоженные вдоль и поперек, могли представлять какой-либо интерес. А уж о беломраморном замке — приюте княжеских семей — и говорить не приходится. Вот потому-то они изучали развалины без особого рвения, хотя и внимательно.

— Мне кажется, — заметил Дан, — что крепость имела форму трапеции, причем основание проходило у самой горы… А ты что скажешь, Урсу?

— Трапеции? А мне подумалось — треугольника.

— Треугольника? — удивленно переспросил Дан. — А как же эта высокая стена впереди?

— Мне думается, что она не является частью самой крепости. Она скорее напоминает полукружье впереди крепости, как бы передовой ее форпост.

— Ты думаешь, она тянулась до самой? Тогда получается, что это пространство, которое мы называем крепостью, на самом деле было чем-то вроде замковой башни. Но где же это видано, чтобы башня имела форму треугольника?

— Во всяком случае, я уверен, что передний форпост не связан с развалинами, которые мы обследуем, — ответил Урсу. — Вполне возможно, что это остатки вовсе не крепости, а замка.

— Почему ты так думаешь? — спросил Тик.

— Слишком большая разница между передней стеной и стенами, на которых мы теперь находимся. Я видел несколько камней и кирпичей, что остались от форпоста. Вы тоже видели их…

— Да, — вспомнил Дан, — но не понимаю, в чем дело…

— Они из другого материала. Этим, наверное, и объясняется, почему стену использовали как настоящий каменный карьер, почему ничего не осталось от нее. Она была из лучшего, более прочного материала.

— И что же из этого следует? — спросил Дан.

— Кто его знает? Я не специалист, хотя позапрошлогодним летом и помогал дяде-каменщику. Кое-что я усвоил. Возможно, передняя стена более древняя, чем остальные…

— А я думал — наоборот, — удивился Тик.

— Нет, если хорошенько подумать…

— Я считаю, ты абсолютно прав, — заметил Дан. — Передняя стена как форпост подвергалась наиболее тяжелым ударам, и потому она должна была состоять из более прочного материала, чем здание и внутренние башни.

— Я тоже об этом думал, — подтвердил Урсу. — Теперь ты понимаешь, Тикуш, почему я решил, что перед нами развалины укрепленного замка?

— Не может быть! — решительно возразил Тик. — Не может эта развалюха быть замком! Да еще каким! Никогда этому не поверю!

— Тик, не горячись! — сказал Дан. — Почему ты решил, что именно здесь должен быть Замок двух крестов? Конечно, тут много совпадений. И в названиях и в самой архитектуре.

— Почему же историки ничего не обнаружили? — спросил Урсу. — Во всяком случае какой-то вывод они должны были сделать. Но какой?

— Яснее ясного, — заявил Дан. — Раз Орлиная крепость и Замок двух крестов до сих пор не найдены, то, значит, и здесь не обнаружено каких-либо следов.

— Неплохо все-таки обшарить эти подземелья, — предложил Урсу. — Мы не имеем права оставлять неисследованными такие места. А ты как думаешь, Тик?

Тик только этого и ждал. И Дан тоже. Оба осторожно последовали за Урсу. И действительно, пройдя несколько метров по мягкой, глинистой почве, они почувствовали под ногами твердый, очевидно каменный, пол. Трое разведчиков зажгли фонари. Они стояли у входа в подземную галерею, выложенную каменными плитами. Ребята осторожно продвигались, освещая себе путь. По обеим сторонам подземного хода зияли пустоты. Как выяснилось, это были заброшенные комнаты.

Они обследовали их поочередно, выстукивая стены, пол, но не обнаружили никаких выходов. Ни тайных, ни скрытых. Ребята уже собрались было повернуть обратно, как Дана вдруг осенило:

— Мы же не осмотрели потолки!

В комнате справа в углу потолка они обнаружили квадратное отверстие. Чирешары удивленно переглянулись. Это было уже любопытно. Воображению Тика рисовались таинственные мраморные палаты, и в них — в белом, ослепительно белом платье…

И он попросил у ребят разрешения первым проникнуть в квадратное отверстие.

Девушку в белом перевели в первое помещение, с которого началось ее знакомство с замком. После долгих поисков, нетерпеливого, злобного выстукивания, в просторной зале снова наступила тишина. Трое кладоискателей ничего тут не обнаружили. И теперь обшаривали другие помещения.

Пленница в сопровождении кота Филиппа вышла в большой внутренний двор. Новое событие взволновало ее. Утром она обнаружила у потайной двери бумажный сверток, а в нем большую золотую монету. Она снова рассмотрела ее при свете дня. Это была древняя римская монета. Она так хорошо сохранилась, что казалось, ее недавно отчеканили. Сколько могла стоить такая драгоценность? На обеих сторонах монеты был изображен римский император. Девушка расшифровала имя и вздрогнула: Калигула, деспот, жестокий владыка, присвоивший звание консула своему коню Инцитату. Значит, монета была почти 2000-летней давности…

Лаура разгладила бумагу, в которую была завернута монета, и с удивлением прочла: «Не волнуйся. Ты не одинока! Прими в знак искреннего расположения монету. Не теряй ее! Друг».

Кто же скрывался под этим именем? Что он хотел сказать словами «Ты не одинока»? Зачем он дарил ей эту ценную монету, да еще в «знак искреннего расположения»?

Пока понятно было одно: чирешары, если и получили письмо, еще не успели добраться до замка. Да и доберутся ли когда-нибудь? Она написала еще одно письмо и даже нарисовала план дороги, идущей к крепости, и тропку, что вела к входу в замок, приметные вехи в лабиринте, проложенном между буграми, рвами и камнями. Но как отправить это письмо чирешарам? Каким образом? С чьей помощью?

— Филипп, дурачок мой, как же тут одиноко! Как хочется на свободу и чтоб было побольше народу! Чтоб со мной были мои друзья!

Лаура решила еще раз подняться на стену. И снова, стоя над пропастью, с надеждой оглядела тропку, по которой тогда проходил чабан. Никого… Она спустилась во двор, ей было очень грустно.

— Как ты думаешь, Филипп, можно доверить тому, кто назвал себя другом, новое письмо чирешарам?

Лаура повторила вслух вопрос, который задавала себе мысленно не один раз.

— Что же ты молчишь, Филипп? — настаивала она. — Есть у нас в этой тюрьме друг или нет?

Но Филипп не слушал ее. Он вдруг высоко подпрыгнул и исчез за большим камнем. Лаура огляделась, не понимая, что это с ним. На каменном столике, который служил ей скамьей, она увидела черную движущуюся ленту…

Блестящая синяя змея, с роговидным выростом на верхней челюсти, напряглась, будто готовая взвиться пружина.

И когда змея молнией мелькнула в воздухе, кот прыгнул ей навстречу. Хвост гадюки скользнул по платью Лауры.

Змея не успела увернуться — Филипп мгновенно обезглавил ее. Затем как ни в чем не бывало стал тереться у ног девушки. А Лаура медленно приходила в себя. Надо было взять себя в руки, преодолеть ужас, что-то делать. Ласка зверька успокоила ее.

Она взяла палку и сбросила в яму извивающееся тело змеи. И только тут заметила страшную припухлость на челюсти маленькой, отвратительной головы. Мурашки пробежали у нее по спине. Филипп смотрел на нее ласковыми, сонными глазами. Наклонившись, Лаура стала гладить кота, а он принимал ласку, словно избалованное дитя, сожмурив глаза и монотонно мурлыча.

— Милый мой дружок… — ласково шептала девушка.

Вечерело. В замок проникали сумерки. Пленница направилась в свою комнату. В глазах ее стояли слезы.

— Какая жестокость, Филипп! Каким бессердечным он бывает… — шептала она, думая а человеке со шрамом.

…В комнате, где жили похитители, сидели на походной койке двое. Черты лица еле угадывались в сумеречном свете.