Станислав Жидков - Дольчино Страница 14

— Я знаю, доктор, ты честный, благородный человек. Ты живёшь в хорошем доме, всегда сыт и можешь заниматься высокими искусствами. Попав в число избранных, ты не испытываешь на себе тяжесть подневольного труда. Но пребывающие в рабстве и нищете не хотят терпеть угнетение. То, что тебе кажется пустой мечтой, становится для них верой и убеждением. И они будут драться за свою мечту, пока не претворят её в жизнь. Рано или поздно люди создадут царство справедливости. Те же, кого за ум и таланты всенародная любовь изберёт руководить братьями, будут жить наравне со всеми, и это заставит их заботиться об общем благе, как о своём собственном. А сейчас, Ринальдо, мы должны проститься.

Лонгино подошёл к окну, вглядываясь в колонну латников, появившуюся со стороны новарской дороги.

— Каков же будет твой ответ?

— Прощайте, — взволнованно произнёс медик. — Вот вам моя рука в знак того, что я принимаю предложение. Передайте Дольчино — я приеду в Гаттинару, как только закончу опыты с серной пылью. Если до той поры ваша коммуна уцелеет, клянусь творцом, Ринальдо ди Бергамо станет её членом!

Лонгино Каттанео и его спутники крепко пожали доктору руку.

Начало кампании

Отряды пеших и конных латников проходили по соборной площади под бой барабанов и резкие звуки медных труб. Яркое мартовское солнце отражалось в панцирях и щитах солдат, блистало на рыцарских доспехах. Пестрели гербами боевые знамёна, колыхались цветные значки на копьях.

Толпы горожан, привлечённые красочным зрелищем, жались к домам, пропуская по узким улицам выступавшие в поход войска. Все обсуждали знаменательное событие.

— Пришло время проучить мужичьё! — громко говорил дородный купец в плаще, подбитом лисьим мехом. — Мало того, что этим скотам дали свободу, теперь они хотят ещё и землю!

— Пора разделаться с тряпичниками, — вторил ему сосед, суконщик, — не то вся чернь убежит в Гаттинару. Из моей мастерской уже ушли двое.

— Вы слышали, торговый цех в Бьелла собрал для армии полторы тысячи флоринов.

— Что ж, мессере Бонифаччо, для дела и мы не скупились. Сеньор Ласкари пожертвовал свой палестинский алмаз.

— Скоро вероотступникам не поздоровится. Из одной Новары пришло семьсот копейщиков да конница.

— Монферратский маркиз прислал четыреста латников. С людьми лумельского графа и швейцарцами будет не меньше двух тысяч.

— Вы забыли вольных стрелков и рыцарей. Все союзные города снарядили отряды.

Неподалёку от купцов тесной группой стояли ремесленники с деревянными гончарными ножами за поясом. Они тихо обменивались короткими фразами:

— Смотри, сколько солдат! Как во время миланской войны.

— Не по вкусу сеньорам Гаттинара. Боятся, как бы их крестьяне тоже за топоры не взялись.

— Ходят слухи, епископ призвал немецких баронов.

— Этих только покличь — сбегутся со всей Европы.

— Нелегко придётся Дольчино.

— Бог не выдаст, свинья не съест…

В верхней лоджии своего дворца перед мраморной балюстрадой, обращённой к площади, сидел верчельский епископ Райнерий Авогадро де Пессано. Сняв с лысеющей головы тяжёлую митру, он неподвижно смотрел на проходивших внизу латников. Рядом стояли верчельские нобили — родственники епископа: братья Пьетро и Джакомо ди Кваренья и его племянник Симоне Колоббьяно.

Братья отличались завидным ростом. Оба были одеты в атласные синие плащи городских синдиков. Симоне Колоббьяно, невысокий, крепко сложенный юноша лет двадцати, был красив лицом и имел благородную осанку. Белоснежный кафтан из тонкого фламандского сукна плотно облегал его фигуру.

— Провались в ад их дьявольское отродье! — громко выругался Пьетро, старший из братьев. — Проклятые патарены спутали нам карты. Вместо того чтобы покончить с происками Тиццони, приходится возиться с этим сбродом.

— Пути господни неисповедимы, — усмехнулся епископ. — Если бы послание ересиарха не встревожило Рим, не был бы объявлен крестовый поход, и лигу не удалось бы создать.

— Только страх, что мятеж распространится, заставил соседних государей прислать войска, — подтвердил Джакомо. — Теперь мы имеем трёхтысячную армию. Разгромив апостоликов, можно ударить и по гибеллинам.

— Без таранов и штурмовых лестниц Гаттинару быстро не возьмёшь, — заметил Симоне Колоббьяно. — Дольчино хорошо укрепил селение.

— Лумельский граф — опытный кондотьер. Да и Коккарелло бывалый воин. Их не остановит деревенский забор, — возразил епископ Райнерий. — К тому же савойский герцог обещал прислать лестницы и тараны.

— Но почему ваше преосвященство не позволили мне и Джакомо участвовать в походе? Или перестали доверять нам?

— Напротив, я слишком ценю вас… Хватит и того, что с Коккарелло ушёл Томазо. В это смутное время надо быть вместе. Город кишит врагами.

— Вы имеете в виду сторонников Тиццони?

— Есть более опасные противники, чем гибеллины, Симоне. Гораздо более опасные… Впрочем, отложим деловые беседы до завтра. На сегодня мы достаточно потрудились — торжественный молебен, сборы, проводы. В шестьдесят лет человеку не следует пренебрегать отдыхом.

10 марта, в ночь под святого Константина, в Гаттинару вернулись Лонгино Каттанео, Паоло и Джуффреди. Они привезли тревожную весть: крестоносная армия, насчитывающая более трёх тысяч пеших и конных солдат, выступила в поход.

В дом, где остановился Дольчино, были срочно вызваны старейшины братства и выборные от ближайших селений. Маленькая комната едва вмещала собравшихся. На длинном дощатом столе лежал план местности. Все взоры были устремлены на карту.

— Крестоносцы разделились на две колонны и движутся вдоль Сезии, — рассказывал Лонгино Каттанео. — Мы проехали лесом и опередили их почти на сутки.

— Хорошо, что вовремя предупредили. — Дольчино подошёл к столу. — Удалось ли выяснить, из кого состоят войска? И кто у них кондотьеры?

— По правому берегу под командой Коккарелло идут верчельцы. Они должны ударить со стороны монастыря Донна ди Радо. По левому — лумельский граф Филиппоне де Лангоски ведёт новарских рыцарей, швейцарцев и латников из Монферрато.

— С нами хотят покончить одним ударом, — усмехнулся кузнец Альберто.

— Если взять Гаттинару приступом не удастся, — продолжал Лонгино, — они собираются повести осаду до прибытия из Пьемонта стенобитных таранов. Епископ поклялся сровнять наши поселения с землёй и всех перевешать.

— Кто кого будет вешать, ещё неизвестно. — Вождь апостолов подозвал к себе Паоло. — Прежде всего не дадим им соединиться. Переправь часть людей на левый берег и хорошенько укрепись на месте сожжённого замка. Пока вы будете у Лангоски за плечами, граф не перейдёт Сезию. А ты, Лонгино, стань с отрядом на вершине холма против монастыря святой девы. Тогда верчельцы не решатся осаждать Гаттинару. Только не ввязывайтесь в открытый бой. Наёмники и рыцари рассчитывают на преимущества доспехов. Пусть попробуют штурмовать в них укрепления. Тревожьте солдат внезапными налётами. При малейшей возможности уничтожайте обозы. Когда у них кончатся припасы, им будет не до нас.

… На рассвете отряды Паоло и Лонгино Каттанео покинули селение. Сотни женщин, стариков, детей собрались у околицы провожать своих. С надеждой смотрели они вслед уходящим.

— Боже праведный, защити сыновей и отцов наших, — слышались слова молитв. — Помоги разбить слуг антихриста!

С длинными копьями, тяжёлыми арбалетами на плечах, в самодельных кольчужных рубахах и латах уходили братья. Навстречу под защиту стен уже спешили толпы беженцев. Слух о приближении крестоносного войска разнёсся по деревням. Крестьяне, вооружённые косами, вилами и топорами, присоединялись к гаттинарцам.

Весь день воины Паоло и Лонгино Каттанео укрепляли свои позиции. Среди обгоревших развалин романьянского замка и на крутом холме неподалёку от монастыря Донна ди Радо выросло два новых лагеря.

Расчёт Дольчино оправдался. Разделённая на две части армия католиков, подойдя к апостольским твердыням, не решилась на штурм. Отряды лумельского графа разбили палатки на холме против сожжённого замка. Верчельцы расположились у стен обители Донна ди Радо.

Тщетно солдаты и рыцари кружили перед укреплениями гаттинарцев и вызывали их на бой. Братья спокойно наблюдали за ними. Не вступая в открытые сражения, они изводили врагов неожиданными атаками и засадами. Нигде пришельцы не чувствовали себя в безопасности.

Через неделю крестоносцы остались почти без припасов. Внезапные ночные нападения лишили их большей части провианта, захваченного в Верчелли. С каждым днём солдатам приходилось рыскать всё дальше по деревням. И всё чаще окрестные крестьяне брались за топоры.