Григорий Бабаков - Тигр наступает Страница 15

— Ты же у нас потомственный лесник, — сказал он. Тебе и карты в руки. Подумай, какие деревья сажать будем, где их возьмем.

Сергей подумал и ответил, что одними деревьями здесь не отделаться, нужно сеять траву, чтобы закрепить почву.

— Верно! — ухватился за его мысль учитель. — Нужна трава, быстро задерновывающая землю. Ты поройся-ка в литературе, узнай, какие травы подходят для нашей цели.

— Нам подойдет травяная смесь из мятлика, клевера и птичьей гречишки. Семена придется сейчас самим собирать. А кроме того, вместе с саженцами надо перенести и лесную подстилку, — говорил Сергей.

— Видишь, ты, оказывается, это дело знаешь лучше меня, — улыбнулся учитель. — Вот и берись, организуй ребят, чтоб семена собирали, договорись с лесничеством о саженцах. Сам лесничий обещался помочь.

— Много проку от его помощи, — нахмурился Сергей. — Дремову в Васькином бору лесосеку отвел. Пока мы с Плешивой горой возимся, они с Дремовым бор вырубят. Ребята ходили уже к лесничему, а он только руками разводит: «Не моя вина!» Лесоустроители, мол, план рубок составили, исполком завизировал, область утвердила. Теперь, мол, это производственный план, его выполнять надо без рассуждений.

— Исполком тут, конечно, проморгал, — согласился Алексей Иванович. — Но вы не отчаивайтесь. За это я сам возьмусь. А вы давайте-ка за новое дело беритесь. Будем, как в нашей клятве говорится, охранять старое и создавать новое.

Теперь, шагая по улицам, Сергей обдумывал новое поручение: «Самое главное — заинтересовать ребят. Сажать будем не обычный лес. Ярусами по склону мы посадим все лесные породы, растущие в уральской тайге».

Он уже представлял себе Плешивую гору превращенной в густой зеленый парк. Серпантином спускаются узенькие тропинки. Они вьются меж высоких деревьев, теряются в густой траве и ведут путника по всем красотам уральского леса. Здесь будет много обширных полян, много зарослей рябинника. В осенние дни, когда яркие гроздья пригибают к земле ветки рябины, будут на них слетаться стаями дрозды-дерябы и с квохтаньем лакомиться алыми ягодами…

— А я думаю, — говорил Виктор, как всегда забегая вперед и размахивая руками, — надо засадить всю Плешивую гору кедром. Деревья посадим просторно, их кроны разрастутся и станут похожими на громадные темно-зеленые шары. И плодоносить эти кедры будут каждый год. Вот радости-то будет ребятам, шишкарить можно совсем рядом с домом.

— Это еще неизвестно, будет ли расти кедр на Плешивой, — задумчиво ответил Сергей.

— Как неизвестно? — удивился Виктор. — Ведь раньше здесь рос сплошной кедровник.

— То раньше! А теперь условия изменились. Может, ничего и не получится. И почему только кедр сажать, когда вокруг столько…

Но Виктор не дал ему договорить.

— Да неужели ты не понимаешь! Кедр — это самое могучее, самое красивое дерево наших лесов, символ величия и богатства уральской земли…

— Мы сейчас посмотрим, будет ли твой «символ» у нас расти, — Сергей похлопал рукой по учебнику лесоводства, который нес под мышкой.

Ребята вышли на Нагорную улицу и стали спускаться к пруду. Вдоль улицы выстроились молодые липы, посаженные в начале лета. Чья-то заботливая рука побелила стволы деревьев известкой, и теперь липки были похожи на девочек-школьниц в белых фартуках. Перед входом городской бани был разбит цветник.

— Видишь? — ухмыльнулся Сергей. — Синегубов решил лицом в грязь не ударить, цветочки развел.

Виктор ничего не ответил. Он думал о том, что людям очень нужен добрый пример, и тогда они уже сами захотят жить лучше и красивее.

У пруда они присели на скамейку. Сергей открыл учебник и, найдя нужное место, начал читать вслух:

«Из лесных богатств Советского Союза особую ценность представляют кедровые леса, которые занимают громадную территорию Российской Федерации начиная с Предуралья до берегов Охотского моря.

С освоением темнохвойной тайги под сельскохозяйственные угодья русские земледельцы положили начало оригинальному садоводству, они стали окультуривать кедр сибирский, как дерево «плодовое». Кедровые «сады», или так называемые «припоселковые кедровники», произрастают в настоящее время около многих русских деревень Урала и Западной Сибири…»

— Физкультпривет! — раздался вдруг за их спиной голос Борьки Жуковского. В руках у Борьки был мяч, такой же рыжий, как и Борькина голова.

— Сегодня мы заводским воткнем! — похвастался Борька. — В финал выйдем.

— Ну, это еще бабушка надвое сказала, — возразил Сергей.

— А ваша бабушка всегда надвое говорит. Она и про невод в прошлый раз какую-то чушь несла: убеждай, доказывай! Наши ребята четыре косы в дно воткнули — и конец неводу. Ровно на пять частей развалился. Ладно, побегу, — заспешил Борис. — Вечером после матча потолкуем! — И он широко зашагал по улице, но вдруг остановился и, озорно усмехнувшись, спросил:

— Кстати, вон там, на лавочке, не ваша ли бабушка сидит?

Ребята оглянулись. На соседней скамеечке сидел Аполлон с какой-то девушкой. Была видна лишь одна ее нога в маленькой красной босоножке. Аполлон, азартно жестикулируя, доказывал что-то своей соседке.

— Ай да молчун, ишь мозги вправляет! — Сергей захлопнул книгу. — Пошли!

Они прошли по тропке сзади беседующих, и оба узнали Наташу Лаптеву… Наташа была в открытом сарафане салатного цвета. Туго заплетенная коса золотистой змейкой спадала на худенькие плечи.

Витька почувствовал, как поднялась в нем обида. «В новом сарафане перед этим пижоном щеголяет», — со злостью подумал он, посмотрел на Сергея и промолчал. Мохнатые брови сошлись у Сергея на переносье.

Долго шли молча. Наконец Сергей не выдержал:

— Ты знаешь, как это называется? Самое настоящее предательство! Ты как хочешь, а я с ней и разговаривать не желаю!

— Эх, Наташка, Наташка! — махнул рукой Виктор и замолчал. У Витькиного дома друзья расстались.

И все-таки вечером Виктор пошел к Наташе. Нужно было забрать проявленные пленки.

— Что ты сегодня такой пасмурный? — спросила его Наташа, выглядывая из-за калитки. — Заходи в дом, отберем вместе.

— Не пойду! — буркнул Виктор.

— Да что с тобой? — удивилась Наташа, в ее глазах блеснули лукавые искорки. — Ты не заболел?

— Кто из нас заболел — это еще вопрос! — рассердился Витька. — Мы сегодня возле пруда видели двух больных.

— Ах, вот в чем дело, — засмеялась Наташа и кокетливо перебросила косу с одного плеча на другое. — А я-то думала…

— Ничего ты не думала! Мы добиваемся, чтобы этих двух лоботрясов вообще из города выдворить, а ты с одним из них любезничаешь. Чудесная парочка гусь да гагарочка — Аполлон Мясников и Наталия Лаптева. Роскошное словосочетание!

— Ну, знаешь… — нахмурилась Наташа. — Вы с Сергеем забываете, что людей можно убеждать и перевоспитывать, даже не подвешивая их для этого на березах. Аполлон и Васька совсем разные люди.

Витька чувствовал, что в чем-то Наташа права, но не хотел согласиться.

— Ах, какие мы нежные! — паясничал он. — Нельзя человечков на березах подвешивать. Им нужно душеспасительные сказочки рассказывать.

Наташа круто повернулась, быстро взбежала на крыльцо и скрылась в доме. Через минуту она вернулась с жестяной коробкой из-под киноленты.

— Держи, здесь все, — протянула она Виктору коробку. — Без меня разберетесь!

— Уж как-нибудь! — буркнул Виктор и, не попрощавшись, пошел домой.

Наташа долго смотрела ему вслед: «Ах, какие они еще дураки, и Витька и Серега! Какие сердитые и милые дураки!»

«Пробовано»

В приемной председателя исполкома было людно, как всегда перед заседанием. Иван Лукич Дремов, которому то и дело задавали вопросы, отвечал невпопад и «терзал» папиросу за папиросой.

«Безобразие! — негодовал он про себя. — Включают в повестку дня вопрос о Васькином боре и ставят меня в известность всего лишь за два часа до исполкома. Все математик этот под меня яму копает! Рыбная история тоже, наверняка его рук дело».

Рядом громко разговаривали, Иван Лукич прислушался.

— В нашем сельсовете уже давно известно, что за «тигр» такой орудует. А ведь, говорят, хотели из этих «тигров» уголовщину сделать. Знать, встали они, «тигры»-то, кой-кому из начальства поперек горла! Ох и шуткуют резко!..

— У меня в Кузнецовой пастух был. Пастух-то, надо сказать, хороший, да в брюхе больно плечист. По уговору все лето владельцы коров пастуха кормили. Чья очередь подходит, та хозяйка для него и печет, и жарит, и парит. А уж чтобы к обеду чарку не подали — такого и вовсе не бывало. Короче — не жил он, а прямо-таки благоденствовал. Нет же, мало ему показалось. Придумал для себя специальное угощение. Выгонит с утра стадо на пастбище, а сам на старицу, диких утят ловить. Видишь ли, шашлыков ему хочется. Пробовали его урезонить, да куда там! Я, говорит, утят не в вашей стайке ловлю и не ваша забота. И вот слышу как-то на улице превеликий шум. Выглянул из окна — что за картина! Вышагивает по дороге наш пастух в одних, простите, кальсонах. Женщины над ним потешаются, а он бровью не ведет, чинно двигается прямо ко мне. В руках — бумаженция. А в ней сказано, что нарушителю закона об охоте на водоплавающую дичь пастуху Зотову выносится на первый раз общественное порицание, что одежду он может получить у меня в сельсовете после того, как честно расскажет и признает свою вину. Подпись — «Тигр». Выслушал я Зотова, глянул — и действительно: лежит на скамье узелок — его брючишки и майка. С той поры наш пастух утятины в рот не берет: тошнота появляется. Хе-хе-хе!..