Вячеслав Имшенецкий - Подмена Страница 16

— А я пролезу? — спросил Петька.

— За тобой и приехал.

Жухов молча забрал повод из дрожащих стариковских рук и скомандовал:

— Жмыхин, в седло. Котельникова, парторгу горячего чаю. Побольше сахару.

Житуха понеслась к месту взрыва. В седле сидел Петька. Позабыв о своем радикулите, Жухов бежал рядом. Правой рукой он держался за стремя. Иван Иванович стоял на высоком пне и смотрел вслед, пока они не скрылись за темным ельником.

Из-под крыши вылетел стриж. Взвился в синее небо. Пронзительно закричал. И тотчас из расселин понеслись к нему черные стрелы птиц. Стая стрижей, почти не махая крыльями, закружилась в синеве.

Иван Иванович тяжело сошел с пенька.

— Танюша, накапай валерьяновки, в кухне на полочке стоит.

Таня опрометью бросилась в кухню. Когда прибежала обратно, Иван Иванович лежал на траве. Таня зубами вытащила из флакона резиновую пробку, накапала лекарства заболевшему прямо в рот. Схватила ковшик, плеснула туда воды.

— Ну как сердце?

— Проходит. Видишь, какой я нынче геолог. Такое у меня было на острове Волчьем. Чуть-чуть богу душу тогда не отдал. Едва отдышался.

Таня вспомнила схему Самоволина с надписью о гибели бойца Вещева, свидетеля третьего варианта.

— А он где, Волчий?

— Здесь, выше по течению.

— Вы его обследовали?

— На него, Танюша, опора железнодорожного моста встанет. Там мы шурфы били, или, попросту сказать, ямы копали до коренной породы. У меня сердце и забарахлило. Думал, вторая могила на острове появится.

Таня насторожилась:

— А что, Иван Иванович, там уже кто-то умирал?

— По нашим местам, Танюша, еще при царе прошла экспедиция под шифрованным названием «Багульник». На острове Волчьем у них погиб геолог. Беднягу там и схоронили. Вместо памятника высокий камень поставили, а на нем стрелку вырубили в виде молнии.

— А почему такую стрелку?

— Личный знак, Танюша, начальника погибшей экспедиции…

Слушая парторга, Таня подумала, почему же Казимир Самоволин о стрелке нигде не упомянул.

Иван Иванович встал, прошелся вокруг стола, сел на скамейку:

— Как-то с Колесниковым мы забрались в такое поднебесье — аж дух захватывало. Смотрим вниз между облаков, карту составляем и хвастливо думаем: до нас нога человека здесь не ступала. К вечеру закончили составлять планшет и решили заночевать. А Вячеслав, он же, Таня, в душе поэт, и говорит мне: «Давай, Иван Иванович, оставим здесь свой знак». Берет он молоток и пробирается к голубой лазуритовой глыбе, кричит мне: «Ночь протыкаю, а выбью надпись: «Впервые здесь ступила нога…» И умолк. Оглядываюсь. Сидит на корточках и что-то рассматривает. Подошел к нему, гляжу, а на глыбе стрелка выбита в виде молнии. Почти на тридцать лет опередил нас Петр Андреевич Ельников, начальник тогдашней экспедиции. Смутился Колесников и до утра молчал…

Последние полкилометра Петька и Жухов шли пешком. Долина была усеяна острыми камнями, и они боялись, что лошадь поранит ноги. Обломки искрились на солнце, и Петька отводил глаза вбок, на темную сторону хребта. Пахло каменной пылью и сгоревшей взрывчаткой.

— Смотри-ка, как садануло, — Жухов показал на вершину лиственницы. Камень, словно кинжал, пронзил насквозь сухое дерево и торчал с обеих сторон острыми пиками.

— Эге-гей! — услышали они крик из распадка. На уступе стоял Додоев и махал руками.

— Колесников живой? — спросил Жухов.

— Хнешно, живой. Немножко только оглушило, — эвенк улыбнулся. — Он, как соболь, в ловушку попался.

Поднялись на гору. Колесников действительно был в ловушке. Вход в пещеру наглухо закрыл съехавший с хребта многотонный обломок скалы. Вокруг лежали кайлы и погнутые ломы. Видно, геологи в горячах пытались руками отодвинуть базальтовую глыбу. Из-под нее торчали оборванные провода. Два желтых и два в ярко-красной оболочке. По ним Вячеслав подал электрический ток к взрывчатке, которая подняла в воздух Дурацкую.

На базальтовой глыбе лежали геологи и смотрели вниз. Между глыбой и скалой была щель. Через нее можно было вытащить пострадавшего, но в середине застрял камень. Додоев туда спускался, но обвязать камень не смог. Оставшаяся щелка была узкой даже для него.

Петька разделся до трусов. Его крепко опутали веревкой, подали в руки толстые канаты. Их нужно было пропустить под камнем и подать наверх.

Петьку опустили в щель до камня. Концы канатов он сбросил в узкую щель и полез туда сам. Больше двух метров прокарабкался Петька вниз, щупая застрявший камень. Почувствовал пустоту.

— Натяни! — крикнул Петька.

Веревка напряглась. Петька повис в темном своде пещеры.

— Колесников, до тебя глубоко?

— Не вздумай прыгать, метра четыре.

— Ты лежишь, что ли?

— Голова кружится.

Петька зажал в зубах жгутики толстых канатов и, упираясь руками в шершавые стены, пробрался под застрявшим камнем в другой конец щели. Отдышался и полез вверх. И сразу почувствовал, что тонкая веревка, привязанная к поясу, мешает. Там наверху, боясь, чтоб Петька не упал, ее подтягивали и, наоборот, вредили, потому что теперь стаскивали Петьку вниз. Упершись спиной и коленками, он запихал за пояс концы толстого каната и крикнул во все горло:

— Тонкую веревку отпустите!

Наверху поняли свою ошибку. Освобожденный, Петька быстро выбрался на застрявший камень.

Когда Петьку вытянули наверх инженер Бурмаков спросил:

— Камень большой?

— Высотой примерно в два моих роста, на бутылку похож, канаты я проложил с двух сторон.

Бурмаков вынул из кармана крохотную логарифмическую линейку и, бормоча цифры и коэффициенты трения, стал считать.

— Около трех тонн, ребята, на руках не вытянем,

— Если Житуху запрячь, — предложил Петька.

Инженер опять задвигал линейкой.

Петьке не понравилось, что Додоев сидит в стороне и никакого участия не принимает, чертит прутиком по земле. Эвенк заметил взгляды геологов, встал, поднялся на глыбу, перешагнул через щель.

— Слушай, Бурмаков, не надо лошадь запрягать, однахо, свалится отсюда. Мне Анатолий Васильевич Сидоров в прошлом году про мужика одного рассказывал. Махмудом звали. Где он работает, Сидоров не говорил. Может, ты его знаешь?

— Не знаю я его, Додоев, а что?

— Этот Махмуд сказал, наверно, самому Анатолию Васильевичу. Дай, говорит, мне большую вагу, и чтоб было место, куда ее упереть, и я подниму земной шар.

— Архимед, — воскликнул Бурмаков.

И для спасения геолога применили рычажную систему, рассчитанную древним ученым. Архимедом. Рычагом, или, как зовут таежники, вагой, послужило высокое дерево, пробитое камнем. На гору к щели его затащили на руках. Вершину привязали к застрявшему камню. Толстый конец бревна повис в воздухе. На него набросили несколько веревочных петель.

— Будем пробовать, — тихо сказал Жухов.

Шестнадцать пар рук, в том числе и Петькины, вцепились в узловатые веревки. Толстый конец бревна медленно пошел вниз. Послышалось скрежетание камня. Архимедовская система сработала.

— Стоп, ребята! — скомандовал Жухов. — Отводи чуточку в сторону. Клади!

Камень, похожий на тяжелую авиационную бомбу, лег у края щели. Петька посмотрел вниз и откачнулся. Черный лаз теперь казался бездонным и страшным.

Жухов перескочил на другую сторону щели и стал раздеваться.

— Ты зачем? — спросил Петька. — У тебя же радикулит.

Жухов смутился. Петька обвязался веревкой, взял у Додоева котелок, надел себе на голову. Эвенку это понравилось:

— Однахо, ты хитрый!

Петьку опустили быстро. Он отвязал веревку, осмотрелся.

— Вячеслав Валентинович, живой?

— Здесь я, Петька, малость прилег.

Петька подвел Колесникова к щели, надежно обмотал веревкой, подал котелок:

— Надень на голову.

— Эй, — закричал Петька, — поднимай.

«Май-май-май» — эхом отозвалась пещера. Натянулись веревки, и длинное тело Колесникова поползло вверх, вошло в отверстие лаза. В пещере стало темно. Послышались легкие удары котелка о каменные стенки, потом донеслись крики «ура!», и в пещере посветлело. Петька нащупал в дальнем углу пустой рюкзак, маленькие, но тяжелые взрывные машинки, флягу и чью-то телогрейку. В пещере пахло химическими веществами. Лицо покрылось испариной. Вещи и приборы Петька сложил в рюкзак и подошел к щели:

— Веревку!

Петьку вытащили благополучно.

Камень, похожий на бомбу, столкнули в щель, чтобы ни зверь, ни человек не могли провалиться туда. Замурованную пещеру инженер Бурмаков занес к себе на карту и сделал надпись: «Пещера Колесникова». И поставил ее размеры. Колесников (он сидел уже в седле на Житухе) слабо улыбался:

— Видишь, Петька, как я ловко вошел в историю будущей магистрали.

— Скажи спасибо, что ты из этой истории живым вышел, черт долговязый, — сердито пробурчал Жухов.