Дмитрий Сергеев - Загадка Большой тропы Страница 16

И на самом деле, это оказался рослый, примерно полугодовалый, щенок-лайка, с шириной мускулистой грудью, крупными лапами и гладкой, недавно вылинявшей шерстью. Щенок весь черный, только самая грудь и кончики передних лап белые; уши стоячие, хвост пушистый, серебристый снизу, как у лисицы. Левая задняя нога у щенка беспомощно волочится по земле, шерсть на лапе смокла от крови — крупная рваная рана обнажила мышцы.

— Да никак у него прострел? — догадался Петр.

— Похоже на пулевую рану, — согласился Братов.

Собаке перевязали рану и накормили остатками супа и хлебом.

Имени пса никто не мог угадать, хотя все вместе перебрали десятки ходовых собачьих кличек.

Никто не обратил внимания на Гришу, он неприметно ушел. Взял лоток, рюкзак и двинулся по вчерашнему маршруту, на ходу размышляя, откуда могла появиться собака и кто ее ранил.

С подмытого берега в речку до самой воды склонялись вершины лиственниц. Утро вместе с солнечным теплом разливало повсюду смолистые запахи леса. Знойные летние краски поблекли, на склонах уверенно пробивалась желтизна. Пахло осенью. В просветы ветвей на щеку Грише падал ласково греющий луч солнца. Он неотступно сопровождал путника, лишь иногда ненадолго прятался за толстым деревом или гас в густой хвое. Поблизости привычно шумела река. Ее холодные волны заплескивались на поваленную у берега корягу, одевая сучья кружевной пеной. На отмелях в затененных местах на валунах еще не стаяла наросшая за ночь тонкая пленка льда. Всюду ощущалось приближение холодов, только солнце, по-прежнему щедрое, сияло в бледной синеве неба. На пути иногда попадался мелкий кустарник, оставляющий на гачах свои цепкие семена; поваленные деревья легко разваливались под каблуком в сырую пахучую труху, из каждой червоточины которой выползли суетливые встревоженные муравьи.

В каньон Гриша заходить не стал, а сразу поднялся наверх. Здесь он неожиданно обнаружил хорошую звериную тропку. Идти по тропе куда легче, чем прямиком, особенно в горной местности. Чем выше забирался мальчик, тем отчетливее становились признаки осени. Она словно спускалась навстречу ему с гор. Вскоре тропа отвернула в сторону, к подножию скал. Гриша обошел ущелье и спустился вниз, к руслу речки. Здесь течение не очень бурное, и можно отыскивать места, где у берега намывается песок. Промывая пробы, Гриша внимательно рассматривал каждый шлих в надежде увидеть золото, хотя и не представлял ясно, как должно оно выглядеть. Но почему-то был уверен, что золото, коль скоро оно попадается в шлихе, не может остаться незамеченным. В первой пробе ничего подозрительного не обнаружил. Но уже во второй внимание его привлекли несколько ярко-желтых песчинок. Он проверил их на тяжесть: если зачерпнуть воды и, быстро вращая, разогнать массу шлиха по кругу, а потом резко наклонить лоток на один бок, то золотинки непременно останутся позади за черным песком шлиха, а если это просто обманно поблескивающие чешуйки слюды — они будут впереди. Золотистожелтые песчинки оказались позади. Гриша слышал еще про одно свойство золота: оно легко мнется под лезвием ножа и царапается острием. Он проделал все опыты над песчинками: похоже было, что в лотке, действительно, золото.

Он подыскал поблизости небольшую песчаную косу и промыл несколько лотков речника. Золотинок здесь оказалось еще больше. Попался даже один крупный осколок — побольше спичечной головки. Гришу охватил азарт поисков; он начал промывать в каждом месте, где находил речной песок. И с каждым разом золотинок оказывалось все больше и больше. Внимание его привлек один обломок камня, удивительно ярко блестевший сквозь зелено-прозрачную воду. Закатав рукав выше локтя, Гриша достал камень со дна. Остроугольный обломок, добытый из воды, был наполовину из темного кварца, наполовину из золота. Что это, действительно, золото, Гриша не сомневался — достаточно взять камень в руку, чтобы убедиться в этом по необычному весу самородка. Вдосталь налюбовавшись находкой, он завязал камень в мешочек и уложил отдельно в кармашек рюкзака. Времени он не замечал. Его наполняла сладкая и гордая радость первооткрывателя. О страхах Гриша позабыл.

В одном месте он остановился отдохнуть. Разминая натруженные поясницу и плечи, проделал несколько гимнастических упражнений. Потом легко прыгнул на прибрежный галечник и с размаху упал грудью на камни, спружинив удар подставленными ладонями. Нагнулся и припал к ручью. От студеной воды ломило зубы. Гриша пил небольшими глотками. С глубины из темно-зеленой тины, наросшей на валунах, на него глянуло знакомое лицо. Мальчик радостно, как хорошему другу после долгой разлуки, улыбнулся своему отражению.

Вчерашней грусти не осталось и следа: разгоряченные работой щеки порозовели, на лоб свисали слипшиеся от пота длинные, давно не стриженные волосы, глаза светились задорными огоньками — совесть мальчика была чиста. Теперь при встрече с Наташей он не опустит глаз. Одна только неприятность впереди: придется сознаться в своем обмане. Краска стыда заливала лицо, как только Гриша думал об этом.

Легко вскочив на ноги, Гриша бодро зашагал дальше — нужно спешить: сегодня должны приехать из Перевального. Может быть, в палатке уже лежит письмо от Наташи.

Тревога охватила Гришу внезапно; она вдруг властно вошла в него в то самое время, когда он, казалось, совсем забылся в работе. Просматривая очередной лоток с песком, он неожиданно ясно почувствовал, будто кто-то смотрит на его руки из-за спины. Гриша резко оглянулся: вокруг открытое пустое место. Россыпь из хаотического нагромождения камней, суживаясь, теряется у подножья затененных серых скал. По обе стороны россыпи уступом над долиной возвышается площадка с редкими крупными кедрами и подлеском из березового кустарника. Когда Гриша кинул беглый взгляд к подножью скал, ему почудилось, будто около одного из деревьев что-то шевельнулось, но сколько ни вглядывался, ничего подозрительного не заметил.

Беспричинный страх, овладевший им, усиливали мрачные скалы вокруг. Отчего возникло это нелепое чувство, Гриша не мог дать себе отчета, как не мог избавиться от ощущения, что за ним, не спуская глаз, наблюдает кто-то невидимый. Напрасно пытался он успокоить себя — каждый шорох пугал. Кончив промывать пробу, Гриша все же пошел дальше, преодолевая неудержимое желание бросить все и бежать обратно в лагерь, к людям, где нет за спиной этой враждебной настороженной тишины. В чем заключалась опасность, он не представлял, но что она здесь, рядом, не было никакого сомнения.

Неизвестность не делает страх меньше. Скорее бы войти в лес. Уже подходя к опушке, он еще раз оглянулся. В это время резко, словно удар бича, за спиной у него прогремел выстрел. Гриша кинулся бежать в спасительную чащу леса. Второго выстрела он не услышал. Просто ему почудилось, будто кто-то изо всей силы тяжелой палкой ударил его по плечу. Боль разлилась по телу, вдруг подкосились ноги, и, хотя Гриша продолжал быстро-быстро бежать, ему казалось, будто он не двигается вовсе. Потом он запнулся о сучья, полетел вниз и сильно ударился головой об острый камень; хотел снова вскочить на ноги, но сумел привстать только на колени: все вокруг вдруг потемнело — он упал на землю, уткнувшись лицом в мох. Страха больше не было, боль почти исчезла, осталось только одно — желание удобней лечь и уснуть. В ушах хлопали выстрелы, они постепенно становились тише и слились в один непрерывный баюкающий звук. Перед закрытыми глазами из прозрачной глубины взволнованной воды улыбалось лицо Наташи.

Где Гриша

После завтрака Кузьма Прокопьевич и Петр занялись приготовлением походной бани. Хотели позвать на помощь Виктора и Гришу, но ни того, ни другого в лагере не нашли.

Павел Осипович составлял информационную записку, Валентина Гавриловна наносила на карту результаты маршрутов за последнюю неделю.

Обед пока не начинали готовить — с часу на час ожидали обоз с продуктами: должны были привезти немного свежих овощей, по которым все стосковались.

Лошадей ждали все: кому не терпелось прочитать свежие газеты, кто надеялся получить письмо. Обоз по расчету должен был подойти еще вечером, но отчего-то опаздывал. Особенно это никого не тревожило: случается и поезда не по расписанию приходят, а здесь не железная дорога — тайга.

— Что-то мне сегодня Игорек и Наташа приснились, — сказала Валентина Гавриловна, отложив в сторону раскрытый дневник.

Павел Осипович, не отнимая карандаша от восковки, поднял на нее глаза.

— Да ты не сердись. Я только на минуту оторву, очень сон интересный. Наташа посадила Игорька верхом на оленя и говорит: «Держись за рога, не хнычь — ты мужчина».

Павел Осипович тоже отвлекся от работы.

— Знаешь, Валя, я ведь сам соскучился по ним, по обоим.