Самуэлла Фингарет - Скифы в остроконечных шапках Страница 17

В ванне раздался всплеск. Карлик скатился на пол.

— Ой-ой-ой, — захныкал он жалобно. — Мой повелитель сбросил меня. Он принимает ванну, словно находится в Сузах, а не в диких степях, а меня прогнал от воды. Меня прогнали, я бедный скиф в остроконечной шапке!

Бес дернул воображаемые поводья и поскакал вокруг ванны. Он ржал, топал ножками и покачивался, подражая скифу в седле.

Никто не рассмеялся. Военачальники были хмуры.

— Они исчезли, Гобрий? — раздался из ванны глухой низкий голос царя царей.

— Как вихрь, государь.

— Щит «Золотой пантеры» был при отряде?

— Не разглядел, государь, против солнца скакали.

«Золотая пантера» преследовала царя царей, как неотвязная лихорадка. Дарий обещал титулы, чины и золото тому, кто схватит Иданфирса живым или мертвым или хотя бы добудет щит «Золотой пантеры».

— Прежде все было иначе, Гобрий, — зазвучал снова голос из ванны. — Я говорил тебе: «Иди и разбей эламитян». Ты шел, и Элам становился моим. Я говорил тебе: «Пригни шею заносчивому Египту», и не было нужды повторять тебе дважды.

— Царь царей, скифы неуловимы. Они знают все тропы и находят лощины там, где мы видим ровную степь.

Дарий словно не слышал.

— Не сокрушил ли я мятежную Парфию? — продолжал звучать низкий тяжелый голос. — Разве осталась армия у Вавилонии после того как я переправился через Тигр? Кто не был убит на суше, тот утонул в реке. Я наложил ярмо на вероломную Лидию. Перед моим мечом дрожала Бактрия. Мое копье уничтожило девятнадцать армий вместе с их крепостями. Я захватил в плен девять царей. Милостью Ахурамазды, великого бога, золото их государств переправилось в персидские кладовые. Скажи, Видарна, разбивший Мидийское государство, почему ты не можешь разбить непокорную Скифию и бросить к моим ногам их царя?

— Мы брали крепости, царь царей, — ответил начальник «бессмертных». Мы воевали с армиями, защищавшими города и селения, стоявшие на одном месте. У скифов нет крепостей. Домами им служат кибитки на скрипучих колесах, их богатство — блеющий и мычащий скот. Скифы не привязаны к месту и уходят вместе с имуществом, не неся никаких потерь.

— Что же, персы, мы не справимся с диким врагом, сильным быстрым конем и разящей стрелой? — донеслось из ванны.

— Ты прошел по этой земле, государь, — счел нужным вмешаться Отан. Ты глубоко вонзил меч в горло Скифии. Носящие остроконечные шапки не осмеливаются оказывать тебе сопротивление. Они прячутся в землю, как мыши или сурки. Скифия по праву должна считаться твоей, повелитель стран.

— Я Дарий, сын Гистаспа. Я не ворую победу. Я добываю ее мечом.

В шатре стало тихо. Замерли слуги, сновавшие вокруг ванны. Карлик Бэс прижал ладошки к щекам и втянул голову в плечи. Всем своим видом насмешник выразил страх. Но не до шуток было Отану. Желая успокоить царя, растревожил его самолюбие. Теперь приходилось ждать вспышку неукротимого гнева.

Дарий любил повторять, что злость самый плохой советник, но когда на него находил приступ ярости, мудрые наставления забывались. Царь царей делался страшным.

К счастью, на этот раз буря не разразилась. В шатер вошел дежурный начальник охраны и торопливо приблизился к вазиру.

— Государь, царь царей! — воскликнул Отан, выслушав донесение. — В знак изъявления покорности вождь невров просит принять дары. Его пастухи пригнали в лагерь огромное стадо. Невры ненавидят скифов и рады отдаться под защиту твоего могущества, государь.

— Наконец поедим мяса, — пропищал Бэс и, ухватившись за головы бронзовых данников, по-обезьяньи ловко взобрался на ванну. На этот раз его никто не согнал.

— Сделай милость, Отан, — проговорил миролюбиво Дарий, — прикажи привести старшего из пастухов.

До самой смерти вспоминал потом невр, как нашла на него оторопь, когда он понял, что голос, звучащий в огромном вытянутом котле, это и есть царь персов Дарий.

— Повелитель стран принимает ванну, — объявил ему важный, в расшитом платье, высокого роста человек.

— Повелитель стран соскребает грязь, пропищал маленький.

Бронзовые человечки — с локоток — оберегали стенки котла, а один из них исхитрился живым обернуться и взгромоздиться на край. Сидел на чане, пищал и болтал недомерками-ножками.

— Угу, — промычал невр, плохо справляясь с увиденным.

Жители степей от грязи освобождались иначе. На три шеста натягивался шерстяной войлок — получался шалаш. Внутри устраивали котел с водой, но человека в воде не топили, а бросали раскаленные докрасна камни. То-то жар и пар поднимался, то-то становилось хорошо и для тела приятно.

— Передай своему вождю, что его приношения приняты, что Дарий благодарит, — прозвучало из ванны. — Вождю мы отправим ответные дары. Тебя же, отважный пастух, я награждаю кубками.

В руках ошеломленного невра оказались два кубка невиданной красоты. В правой руке, точно солнце, сверкал кубок из золота. В левой руке полной луной светился кубок из серебра.

— Скажи, пастух, ты можешь встретиться с царем Иданфирсом? — спросил бронзовый голос.

— Смогу, коли нужно. Отчего не смочь?

— Если ты сделаешь это, то оба кубка наполнятся золотыми кольцами и браслетами. Постарайся для меня — не прогадаешь.

— Сделаю, великий царь персов, приказывай.

— Найди Иданфирса и скажи ему от моего имени такие слова: «Чудак! Зачем ты все время убегаешь, хотя тебе представлен выбор? Если ты считаешь себя в состоянии противится моей силе, то остановись, прекрати свое скитание и сразись со мной. Если же признаешь себя слишком слабым, тогда тебе следует также оставить бегство и, неся в дар своему владыке землю и воду, вступить с ним в переговоры». Скажи Иданфирсу все это, пастух, после чего возвращайся с ответом и получишь обещанное.

В ванне замолкло. Пастух покинул шатер.

14

Пожар

Степь горела. Весь день пришлось ехать по выжженной, без единой травинки, земле. Арзака это не удивило. В весеннюю сушь разведенный не на месте костер легко оборачивался пожаром. «Ничего, кони крепкие, выдержат», — подумал Арзак.

Каждый имел теперь собственного коня. Под Филлом выплясывала небольшая лошадка, прозванная в память прежнего хозяина Тавром. Для Ксанфа заарканили приземистого гнедого. Гнедко достался оседланным, в упряжке. К седельным подушкам была приторочена сумка с запасами. В ней нашлись даже вино и ритон из воловьего рога, оправленный в бронзу. Филл немедленно привязал ритон к своему поясу.

— Что для таких скакунов день без еды? — сказал Арзак и похлопал по шее верного Белонога.

Но когда через один переход под копытами вновь зашуршал серый пепел, стало ясно, что траву Выжигали с умыслом. Арзак покосился на Ксанфа с Филлом: догадались ли? Ксанф сидел в седле, как всегда, прямо. Филл держался расслабленно, слегка отвалившись назад, вывернув ступни ног внутрь. Тревоги на лицах Арзак не увидел. И Ксанф и Филл казались спокойными.

— Война, — произнес Арзак коротко.

— Как узнал? — лениво откликнулся Филл, словно спрашивал о пустяках, не стоивших внимания.

— Траву выжигают. Грозный знак.

— Такой уж грозный? Отец говорил: «Степные народы или кочуют, или из-за пастбищ воюют». Отец ходил далеко на север, его товары по Борисфену до самых порогов поднимались. Он и царя вашего знал, того, что умер, привозил его женам эллинские украшения, благовония и крашенные пурпуром ткани.

— Если траву выжигают, значит большая война, — сказал Арзак. — Тебе и Ксанфу надо вернуться.

— Нет! — сказал Филл и выпрямился в седле.

— Да, — сказал Арзак. — Война и смерть в одной упряжке ходят. Вы вернетесь, потому что на дорогах войны вам места нет.

— Это так. Но без тебя нас двое, а с тобой — мы впятером. Ты один троих таких, как я, свободно заменишь.

— Филл прав, — вступил в разговор Ксанф. — В беду мы скорее попадем без тебя, чем с тобой. Тебе степь дом, мы здесь впервые, поэтому и сатарху в руки попались.

— Правильно. Ты знаешь степь, Добрый Медведь, и мы проскользнем за тобой, как твои тени. Одна тень пошире, другая — тонкая. Совсем тоненькая, неприметная тень.

— Перестань дурачиться, Филл, — остановил друга Ксанф. — Вспомни, что при любых обстоятельствах тени молчат.

— Я особая тень. Я тень, двигающаяся наоборот.

Филл рывком перевернулся и вытянул вверх ноги.

— «Несись, мой Тавр, через поля и травы», — пропел он стоя на голове. — А трав-то для Тавра как раз и нет.

— Речка шумит, — сказал Арзак, вслушиваясь в степь.

— У нашего Медведя, глаз орла и слух кошки! — Филл, как ни в чем не бывало, снова сидел на войлоке, заменявшем седло.

— Раз вода, значит и травка на берегах уцелела. Кони подкормятся, сказал Ксанф.

Ни Филл, ни Ксанф всплеска воды не услышали, просто за время пути они научились верить каждому слову Арзака. Он и на этот раз не ошибся. Речка скоро открылась. Но трава ее на берегах оказалась выщипанной до корней; сползавшие в воду кусты были обглоданы дочиста, торчали одни толстые ветки.