Самуэлла Фингарет - Скифы в остроконечных шапках Страница 19

— Передал, великий царь, все твои слова передал.

— Что Инданфирс ответил?

— В обмен на твои слова царь Инданфирс прислал тебе много других. Пастух закрыл глаза и заговорил медленно, подражая чужому голосу: — «Мое положение таково, царь Дарий! Я и прежде никогда не бежал из-за страха перед кем-либо и теперь убегаю не от тебя, а поступаю так же, как обычно в мирное время. Если вы желаете во что бы то ни стало сражаться с нами, то вот у нас есть отеческие могилы. Найдите их и попробуете разрушить, и тогда узнаете, станем ли мы сражаться за эти могилы или нет. Но до тех пор, пока нам не заблагорассудится, мы не вступим в бой с вами. Это я сказал о сражении. Владыками же моими я признаю только Папая и Табити. Тебе же вместо даров — земли и воды — я пошлю другие дары, которые ты заслуживаешь. А за то, что ты назвал себя моим владыкой, ты мне еще дорого заплатишь!»[11].

Пастух перевел дыхание, видно радуясь, что сбросил тяжкую ношу слов, которую нес в своей памяти.

Брови Дария гневно сомкнулись.

— Скажи, пастух, — вмешался Отан, — где ты встретил царя Иданфирса и куда он держал путь?

Кто из живущих в степи, к какому бы племени ни принадлежал, выдаст тайну царских жилищ Вечности? Месть мертвой руки страшнее всего другого.

— Там, — кивнул пастух на закат, хотя Савлия увозили на север и пастух это знал, сам оттуда только вернулся.

— Пастух! — взревел Дарий. — Мы видели Иданфирса там! — царь царей указал на восток.

— Так все от того, великий царь, что Иданфирс по воле Папая может сразу во многих местах находиться. Степь это знает.

— Ветер разнес?

— И ветер, и люди. — Пастух достал из дорожной сумки два кубка и протянул Дарию, ожидая награды.

— Дать что обещано! И чтобы духа вруна не было в лагере!

15

Камень и щит

Дарий напрасно решил, что пастух его обманул. Пастух рассказал все, как было. Одно утаил — направление, в котором двигался Савлий. Так про то говорить не следовало. Про мертвых чем меньше болтаешь, тем спокойней живешь.

Оу! Хорошо провожали скифы царя. Вопли висели, как белый туман над болотом. Капли крови горели цветами в зеленой траве. Всадников и кибиток не счесть — по всей степи растянулись.

Пастух дождался, когда молодцы, сновавшие возле Савлия, ринулись в степь, и поравнял своего Булатку с важным всадником, крепко сидевшим на сером коне. Сперва пастух людей расспросил, какой из себя царь Иданфирс. «Роста не так, чтобы большого, — сказали ему, — из себя крепкий, плечи широкие, спина прямая». — «Молод ли?» — «Лет ему не считали, одно сказать можно — для воина в самый раз. Да тебе, невр, на что?» — «Поручение есть». — «Поезжай вперед, сразу увидишь. Царь Иданфирс бок о бок с вороной упряжкой едет. Конь под ним серый в богатой сбруе — не ошибешься».

Пастух так и сделал, всадника отыскал. Плечи у всадника были широкие, спина — не обхватишь. Борода и волосы оказались, правда, седыми, а в остальном — все, как люди описывали.

— Дозволь слово молвить, царь Иданфирс, — сказал пастух.

— Говори, невр.

— Встретился я в степи с царем персов Дарием.

О том, что он стадо царю персов пригнал, пастух на всякий случай умолчал. Зачем без толку болтать?

— Так встретились. Дальше что было?

— Дальше царь Дарий слова произнес и велел их тебе отвезти как можно скорее, потом с твоими назад вернуться.

Пастух все слова передал. Ему слова для ответа вручили, и он поехал разыскивать персов. Вспоминая седую бороду и белые волосы, торчавшие из-под башлыка, он сокрушался: «Люди сказывали, воин в рассвете, а вышло, что старый дед».

Мог ли догадаться пришлый, чужого племени человек о том, что не каждому скифу было известно? Многие продолжали считать, что рядом с вороной четверкой ехал царь Иданфирс. На самом деле это был его дядя по матери, родной брат старшей жены Савлия.

«Порода одна, башлык нахлобучил, со спины не поймешь, — думала обвешанная золотом Гунда. Даже она не сразу сообразила, что Иданфирс вместо себя оставил возле повозки дядю. — Все они крепкие, словно дубы с корнями. На земле стоят — с места не сдвинешь, на коня взобрались — вросли в седло. Старшая жена старухой стала, в засохшую кору превратилась, а на самого Савлия могла узду накинуть. Умела старая ему печенку клевать не хуже орла, что летал на Кавказский хребет».

— Эй, рабыня! — крикнула Гунда. — Как звали того, что людям огонь добыл, а боги его за это цепями к нашим горам приковали орлу на растерзание? Печень орел клевал.

— Прометей — имя гордого титана, не пожелавшего унизиться перед самим Зевсом, — сказала Миррина, подъехав.

— Правильно сделали, что приковали, нечего против Папая идти. Его воля превыше всего, превыше человеческой.

— Против Зевса, царица.

— Папай ли Зевс — все равно царь богов, так же молнии с неба на землю мечет. Сказывай, что еще на скифской земле происходило, какие такие истории приключались?

— Изволь, царица. Про златорунного барана помнишь?

— Чего там помнить? Его для Папая зарезали, шкуру на дереве укрепили и огненного змея стеречь приставили.

— Благодарственная жертва была принесена Зевсу, не Папаю.

— Если на ваших землях — то Зевсу, на наших — Папаю. Барану-то все едино было, для кого его в жертву зарезали. Сказывай дальше, что с золотой шкурой случилось?

— Рассказ пойдет о царе Пелии и о племяннике его Ясоне. Пелию было предсказано, что Ясон отнимет у него власть и воссядет на царство, вот Пелий и задумал избавиться от опасного родича. «Отправляйся, милый племянник, в Колхиду и привези золотое руно», — так сказал Пелий. Ясон задумался. Каждому в Греции было известно, что руно сторожит дракон. Ни днем ни ночью он не смыкает глаз.

— Огненный змей вроде наших дружинников, я — как руно, — сказала Гунда и коротко рассмеялась. Золотые цепочки дрогнули на полных, с наведенным румянцем щеках.

Миррина от жалости отвернулась.

— Чего морду воротишь, рабыня? Сказывай знай.

За время пути Миррина притерпелась к грубым окрикам. Разве можно в полную силу сердиться на обреченную?

— Пелий приказал, и Ясону пришлось повиноваться, — стала она рассказывать. — Корабельный мастер по имени Арго построил славный корабль с высокой мачтой и белым парусом. Корабль в честь мастера «Арго» назвали. Потом Ясон стал скликать аргонавтов — тех, кто на «Арго» в Колхиду[12] отправится. Много героев откликнулось на его зов. Явился даже Геракл. Он шел, и земля дрожала под тяжелой стопой.

— Сказывают, когда он на нашу землю ступил, то след в камень вдавился длиной в два локтя.

— А когда Геракл на палубу «Арго» вступил, то доски погнулись, сказала Миррина и повела повествование дальше: — Едва заря расцветила небо, якорь был поднят, весла взлетели двумя крылами, и «Арго» чайкой помчался по вспененным волнам. Каждому аргонавту было определено место на скамье у весел. Один Орфей сидел на носу корабля. Его пальцы перебирали струны, он пел, и от сладостных звуков стихали бурные волны и зачарованные рыбы поднимались с морского дна.

— И ты меня зачаруй, колдунья, заговори тоску.

— Я не колдунья, царица, а петь сколько угодно могу, хотя и не так прекрасно, как пел Орфей. Возьми меня вместо Одатис.

— Тьфу, привязалась, как лихорадка. Сказывай дальше.

— Подвигов без числа совершили герои. Обо всем рассказать времени не хватит. «Арго» достиг берегов Фракии, где бурный Истр выходит в море свирепыми рукавами.

— Широкая, знать, река. Сказывают, персы длинный мост перекинули, чтобы на нас войной идти, да той же дорогой с битыми мордами назад уберутся. Запомнят скифские степи и Понт.

— Так и будет, царица, — сказала Миррина. — А в те времена каждого, кто входил в Понт, подстерегали каменные Семплигады. Теперь-то они стоят, как положено скалам, а тогда сходились и расходились непрестанно. И стоило живому существу оказаться между ними, тут же расплющивали его, как огромные жернова. Аргонавты на хитрость пошли: выпустили сначала голубя. Полетел голубок, двинулись с двух сторон Семплигады. Море вспенилось и небо вздрогнуло, когда скалы столкнулись. Да не успели они раздробить быстрокрылую птицу, вырвали перышко из хвоста и разошлись ни с чем. Аргонавты только и ждали, когда скалы расступятся. Взметнулись легкие весла. Чайкой помчался «Арго» и выскочил невредим. Руль на корме успели задеть Семплигады, другой добычи им не досталось. С той поры смертоносные скалы стали навеки недвижны. Открылась дорога в Понт эллинским кораблям. Вот какой подвиг совершили аргонавты по пути в Колхиду. Да про все геройства рассказать времени не хватит.

— Думаешь, персы время нам сократят? — спросила вдруг Гунда. От ее внимания не укрылось, что Миррина два раза произнесла: «Рассказать времени не хватит».