Сергей Жемайтис - Поющие камни Страница 19

Скоро ветер, насыщенный водяной пылью, стал пронизывать его до костей. Его колотила мелкая дрожь. Сердце сжалось; он вспомнил, что его ждут мать с отцом.

«Наверное, папа пошел меня искать и его самого унесло ветром, — подумал он и заплакал. — Плакса, слюнтяй! — ругал он себя через несколько секунд. — Только нюни умеешь распускать. Надо добираться до маяка и позвонить маме». Он стал на четвереньки. Блеснул свет, и он увидел возле себя Троню. Троню прижало к нему ветром; он что-то кричал ему в ухо. Костя ничего не слышал из-за воя и грохота, но сам, захлебываясь, давясь ветром, пытался рассказать, как его застиг тайфун на дороге и чуть не сбросил в лагуну.

Троня стал обвязывать Костю вокруг пояса веревкой. Завязал тройным узлом. Костя пощупал веревку и крикнул, не услыхав своих слов:

— Ого, толстая!

Троня толкнул его в бок и, когда гребень мыса осветил луч маяка, приподнялся и дернул за веревку три раза. Костя почувствовал, что его, медленно преодолевая силу ветра, тянут к башне маяка. Троня двигался немного впереди. Он часто поворачивался и что-то кричал ему.

«Как глухие! — радостно подумал Костя. — Вот это концерт!»

Теперь он уже ничего не боялся.

Они подползли к стене маяка, но и здесь ветер рвал и тискал их. Троня с трудом встал на ноги и, махнув рукой, скрылся из глаз.

«В окно влез», — понял Костя и сам стал подниматься, ставя ноги на выступы в стенке. Ему помогали, подтягивая за веревку.

Костя перелез через подоконник и, улыбаясь, смотрел на Трониного дедушку, на радиста, на Троню, который уже сматывал в бухту белый манильский трос. Степан Харитонович закрыл окно, и в комнате стало тихо, тепло, уютно.

— Ну, вот и хорошо! — сказал Степан Харитонович. — Натерпелся страху?

— Да нет... Ничего...

— Какой там ничего! Я еще подумал: «Вернуть надо парня», — как тебя шибануло. Вижу, ухватился за землю. Держится! Сбегал за концом. Хорошо, что все при себе держу. Ну, теперь слава богу!

— Из дома не звонили? — спросил Костя.

— Как же! Беспокоились. Да я сказал, что ты у нас задержался. Сидеть тебе велено здесь до конца катавасии.

— Повезло тебе, парень! — сказал радист, потирая ладони. — Чуть не сыграл в лагуну.

Степан Харитонович насупился, смерил радиста с ног до головы долгим взглядом и сказал неторопливо, подыскивая слова:

— От опасности в жизни не уйдешь. Во всяком деле есть риск. Про моряков и говорить нечего. У каждого на счету не одна такая история. Ну, взять хотя бы, скажем, меня. В каких только я не был передрягах! Шланг обрывался, когда под водой работал водолазом. Раз в затопленном судне скат набросился! И горел я на воде и тонул. Помню, с дружком, с Костей Павлищевым, неделю носило в Атлантике. Живу! Да я ли один? Сколько сейчас народу с морем и ветром борется! На то и человек, чтобы бороться! Слово-то какое: че-лов-век! Будешь всегда человеческую гордость иметь, силой своей управлять будешь — и все одолеешь! — Он покачал головой, усмехаясь. — Если нас каждым ветерком будет сносить, так зачем мы на свет тогда родились? Так я говорю, ребята?

Троня ответил, любуясь аккуратно связанной бухтой манильского троса:

— Конечно, так, дедушка!

Радист пожал плечами:

— Философия это, Степан Харитонович. Но в данном конкретном случае...

— Иди в свою рубку в данном случае. Слышишь, как твои пищалки надрываются?

Радист ушел, презрительно улыбнувшись на прощание.

— Ну, вы занимайтесь здесь своим делом, а я пойду ревуна включу. — Дедушка подошел к окну. — Скребет, будто голиком с песком. Вымоет наш остров, да и огород польет! Огурчики уже были, помидоры. Да и земли-то, наверное, не останется, — думал он вслух. Потом отошел от окна и направился к двери.

Костя позвонил домой. В трубке гудело, он еле расслышал голос матери. Она сказала, что отец на заводе: там сорвало часть крыши, выбросило на берег сейнер. Косте показалось, что она не беспокоится о нем, ведь он сидит за крепостными стенами, а вот папа спасает завод, суда. И ему захотелось быть рядом с отцом в эту минуту.

— Смотри-ка, — сказал Троня, показав на часы, — девятнадцать часов, а темно, как ночью. Маяк зажгли, да еще ревун сейчас дед включит.

В это время вся башня наполнилась таким чудовищным ревом, что закололо в ушах.

Троня захохотал, запрыгал по комнате, что-то говорил, показывая в стену. Костя понял по губам друга, что тот восхваляет силу ревуна. И Троня подтвердил его догадку. Когда ревун смолк, оставив в ушах гул, Костя слабо расслышал:

— Первый в мире! Нигде такого нет!

Они отнесли бухту троса в подшкиперскую, заглянули в радиорубку. Там стоял полумрак, только стол ярко освещала настольная лампа с зеленым абажуром. Лицо радиста находилось в тени, на столе лежала его сухая рука, поросшая рыжими волосками, и с необычайной быстротой выстукивала ключом точки и тире.

Он кончил передачу и сказал:

«Вега» попала в самый центр этой карусели. Как-то выкрутится!..

Горячо обсуждая положение «Веги», мальчики поднялись в вахтенную. Там за столом, накрытым потертой клеенкой, сидел человек лет сорока, с грустным лицом, и смотрел в окно; по толстому зеркальному стеклу бежали потоки воды. Башня вздрагивала.

Вахтенный, увидев мальчиков, печально улыбнулся.

— Погода! — сказал он. — Сколько этого ветру! И откуда он берется?

— Из Желтого моря, Кронид Саввич, — ответил Троня.

— Из Желтого?

— Да. Там зарождаются циклоны. У дедушки есть книжка про циклоны.

— В книжке, говоришь, написано?

— Ну, что я, врать буду?

— Да верю я. Непонятно мне одно: зачем допускают такое безобразие? Надо его там глушить, этот циклон. Не давать ему ходу. — Что же это получается? Пол-Японии, проклятый, слизнул. Сколько людей из-за него потопло.

Кронид Саввич говорил не спеша, его вахта только началась, и он был рад, что зашли ребята. Он предложил сыграть в шашки. Троня и Костя проиграли ему по одной партии и спустились опять в радиорубку. Здесь они сидели, прислушиваясь к пению зуммера. Время от времени радист делился с ними новостями:

— «Вега» потеряла все шлюпки. Смыло начисто. Трапы тоже посмывало, — говорил радист, разминая уставшие руки, и снова начинал выстукивать на ключе.

В радиорубку зашел и Степан Харитонович, постоял и поднялся к вахтенному.

Костя еще раз позвонил маме. Она сказала, что отец звонил ей с завода, там выбило ветром все стекла.

— У нас тоже почти нет стекол, — расслышал он среди воя и скрежета. — Я сижу в зимнем пальто в кухне. Сквозняк страшный. Слышишь, как свистит? Хорошо, что ты остался на маяке, — сказала она на прощание.

Спать мальчики легли вместе на широкую дедушкину кровать. Полежали, пошептались, прислушиваясь к пушечной пальбе, к реву и свисту за окном, и уснули.

ПОСЛЕ БУРИ

Троня выглянул из-под одеяла, посмотрел на часы и одним прыжком очутился на полу.

— Полдевятого! Проспали все на свете!

Костя, позевывая, тоже поднялся.

— Кончилось, — Сказал он, глядя в настежь раскрытые окна. — Все. Прошел тайфун.

— Больше бы валялись! Тут не только тайфун, все на свете проспишь, — ворчал Троня, надевая штаны.

Одевшись, они вылезли через окно. В чистом безоблачном небе мелькали птицы, но голоса их еле пробивались сквозь грохот прибоя. Гигантские волны били в подножье мыса, мельчайшие брызги долетали до самой башни маяка.

— Я такого прибоя еще не видел, — признался Троня. — А ты?

— Да-а!.. — только и мог сказать Костя, потрясенный мощью расходившегося океана.

Из-за грохота волн мальчики не расслышали тарахтенья колеса по каменистой дороге. Степан Харитонович подвез почти вплотную к ним тачку, полную черной влажной земли. Он улыбался усталой доброй улыбкой. Кивнул на приветствие, сказал:

— Подмела нечистая сила наш огород, будто корова языком слизала.

Только теперь Костя и Троня заметили, что во дворе нет и следа от грядок с луком, огурцами, помидорами, укропом, исчез весь щебень, нет части каменного забора на северной стороне двора. Базальт под ногами тускло светился.

— Паркет! — усмехнулся Степан Харитонович. — Хорошо, хоть семена в запасе остались.

Костя спросил, почему Степан Харитонович не устроит огород там, где берет землю.

— Я уже ему говорил, — недовольно проворчал Троня. — По пять раз в году возим эту землю.

— Не ври, — одернул его дедушка. — В этом году всего первый раз. Не годится для меня там огород разводить: далеко. Вдруг какая катавасия, вроде вчерашней, а я на огороде развлекаюсь. Ничего. Дело это нетрудное. Тачек триста всего и надо привезти, — сказал он, лукаво подмигивая внуку, потом сказал строго: — Идите поешьте, да за дело. Дома завтракайте. Стол-то улетел вместе с огородом.

За завтраком Троня сказал:

— Унесло, наверное, и наши акваланги. Хотя я их спрятал подальше. Ты, Костя, сейчас иди на пристань, все там узнай и позвони нашему Брюшкову, а он мне передаст. Дед не велит мне по телефону говорить. Мне сейчас работы дня на три. Триста тачек! Но это ничего. Мы будем приглядывать, — он кивнул на метеорологическую станцию. — В воду они теперь с неделю не полезут.