Никита Карацупа - Жизнь моя — граница Страница 2

Я помнил, что обещал написать военкому, рассказать о службе. А о чем сейчас напишешь? Нет, письмо подождет. Вот когда задержу хотя бы одного нарушителя... Так я думал, возвращаясь из очередного наряда.

Вечер был теплый. С реки веяло еле заметной прохладой. Замолкли птицы. Тишина разлилась вокруг. Конь хорошо знал дорогу. Он шел быстро и уверенно. Вот и мостик, от которого до школы рукой подать. И вдруг меня что-то насторожило. Остановил коня, бросил уздечку и спрыгнул на землю. Привязывать его не стал. Конь был умным животным: не отходил от хозяина ни на шаг.

Я прислушался. Под мостом слышалась тихая возня, раздавались какие-то неясные звуки. Осторожно спустился по откосу к самой воде. Там что-то шевелилось. Я внимательно присмотрелся и увидел двух щенков. Взял их на руки. Щенки жалобно пищали и тыкались в мою щеку. Они дрожали от вечерней сырости. Я расстегнул гимнастерку, сунул их за пазуху и отправился в школу. Под большим секретом рассказал о щенятах повару. Мы их накормили, закутали в одеяло, и они заснули у нас на руках.

— Хорошие будут овчарки! — не мог я нарадоваться. — Но вот куда их девать сейчас?

— Пусть у меня живут на складе, — решил повар, — подальше от глаз начальства, а там что-нибудь придумаем.

Теперь у меня появились приятные хлопоты: как только выдавалась свободная минута, я приходил на склад, чтобы посмотреть на своих питомцев, покормить их.

Щенки были как две капли воды похожи друг на друга. Я относился к ним одинаково ровно и внимательно. Но где-то через месяц твердо решил: моим будет вот этот, шустрый и энергичный щенок, которому я дал кличку Ингус.

Когда я уходил на службу, повар прятал щенков то в бочку, то в ящик, чтобы никто посторонний не увидел их. И все-таки однажды повар не заметил, как на склад зашел начальник школы.

— Кто вам разрешил здесь держать собак?

Повар вытянулся и доложил:

— Это Карацупа принес...

Начальник приказал:

— Вызвать Карацупу!

Я с замиранием сердца пришел на склад: уже знал, что там случилось.

— Это безобразие! — шумел офицер. — Кто вам позволил держать собак на продовольственном складе?

— Да это еще не собаки — щенки, — оправдывался я, но начальник школы даже слушать меня не хотел.

— Убрать! — приказал он. — Сейчас же!

А для солдата приказ — закон. Нужно его выполнять. А выполнить приказ — проще всего. Выбросить щенков — и не будет разговоров. Только разве мог я так поступить? Жаль было своих питомцев. Будь что будет, подумал я, но от своего не отступлюсь.

— Товарищ начальник школы, — обратился я к офицеру, — разрешите мне хотя бы одного оставить, — и показал на Ингуса. — Посмотрите, как у него уши стоят...

Ингус, услышав свою кличку, действительно поставил уши торчком и посматривал то на офицера, то на меня. Начальник школы глянул на Ингуса и не сдержался:

— Смотри-ка, и правда...

Подошли товарищи, стали упрашивать офицера, чтобы тот разрешил оставить щенка, из которого наверняка получится хорошая служебная собака.

Начальник школы был человеком суровым, но добрым. К тому же, он любил собак и понимал в них толк. И он согласился: пусть живет, только следует щенка перевести в вольер и, как солдата, зачислить на довольствие. То есть собака будет получать солдатский паек: мясо, крупы, из которых ей будут готовить пищу.

Второго щенка отдали сыну начальника школы.

Я в тот день был самым счастливым человеком на свете: сбылась моя мечта. У меня, как и у других проводников, появилась собака. От радости я даже расцеловал Ингуса. Ингус тоже не остался в долгу: лизнул меня в лицо.

Не ошибся я в выборе: сколько потом верой и правдой служил мне Ингус, сколько раз выручал и спасал! Вместе мы мерзли в морозы, выслеживая нарушителей, вместе мокли под проливным дождем, изнемогали от жары.

За три года службы на дальневосточной границе я вместе со своим четвероногим другом пробыл в нарядах более 5000 часов, это значит 208 суток без сна и отдыха, и прошел, преследуя врага, около 16 тысяч километров, это, примерно, расстояние от Хабаровска до Москвы и обратно.

Выбрал я время написать военкому: рассказал о своей службе, о задержанных нарушителях, о своем первом наряде, который возглавлял коммунист Фокин.

А дело было так.

Молодые пограничники знали, что на нашу сторону часто перебираются белогвардейцы, чтобы захватить наших бойцов, у которых еще мало выдержки и умения. И вот однажды Фокин, бывалый солдат, повел группу молодых пограничников, чтобы на местности научить их, как нужно маскироваться, вести наблюдение. Он предупредил: идти нужно так, чтобы не скрипел песок, не шуршали листья, не хрустели ветки. Бойцы шли осторожно, держа оружие наготове.

Внезапно впереди послышались шорохи. Стало ясно, что наскочили на засаду. Молодые пограничники растерялись, кое-кто даже попятился. Но Фокин смело ринулся вперед. Через несколько секунд там поднялась пальба и послышался шум борьбы. Я первым бросился ему на выручку. Это подстегнуло остальных, и победа оказалась за нами. Только одному белогвардейцу, в момент схватки отсидевшемуся в воде, удалось улизнуть на свою сторону живым.

Нарушителей привели на заставу. Белогвардейцы просто напугались нашей численности — никогда столько бойцов они не видели в пограничном наряде. И, наверное, подумали, что на них специально устроили облаву. Если бы они знали, что это необученные бойцы, то так быстро бы не сдались.

Тогда я получил первую благодарность за смелые действия на службе. «Вот с какими людьми я служу», — с гордостью писал я о Фокине военкому. Военком, так я понял из его ответного письма, уже знал обо мне. Читал в газетах. «Спасибо, Никита Федорович, — писал он, — за хорошую службу. Рад вашим успехам. По-хорошему завидую, что у вас такие замечательные товарищи по оружию».

Уважительно писал. Называл по имени-отчеству. Называл меня «грозой шпионов и диверсантов». В шутку, конечно.

Пограничная хитрость

Пограничник, на то он и пограничник, что умеет во множестве шорохов различать те, которые его особо настораживают. И я этому искусству учился у своих старших товарищей. Перенимал их опыт, присматривался, как они себя ведут в сложной обстановке, и старался делать все так, как они.

Помню, как-то я услышал хруст веток.

— Слушай! — приказал Ингусу.

Пес насторожил уши. Он то привставал, то слегка повизгивал, выказывая нетерпение, и вдруг потянул поводок, увлекая меня за собой.

Я побежал. Мягко, бесшумно, безошибочно угадывая в темноте дозорную тропу. Иногда останавливался, осматривая траву и кусты, прислушивался, проверяя себя, правильно ли иду. След был свежий, как у нас говорят, «горячий». Нарушитель только-только прошел.

По приметам я определил, сколько пробежал. Пять километров, десять, пятнадцать. Но мы, пограничники, были хорошо натренированы. На соревнованиях, которые устраивались на заставе в воскресные дни, каждого можно было назвать отличным бегуном. И это нам помогало на службе.

Но вот я внезапно остановился, словно наткнулся на невидимое препятствие. Я еще не увидел, но уже почувствовал, что где-то рядом находятся люди, что их несколько человек. Что делать? Отступать не годится. Вступать же с ними в неравную схватку — толку мало. У меня только маузер, они же наверняка хорошо вооружены. «Так, — сказал я сам себе, — не спеши, не торопись, все взвесь, все обдумай. Прежде всего, следует уточнить, сколько нарушителей, а потом действовать».

Нарушители перешли на умеренный шаг, видимо, полагая, что оторвались от погони, если только она была. Они не слышали, что кто-то шел сзади, по их следам. Это я сразу понял по их поведению. Следуя по пятам, определил, что их трое, всех их разглядел и наметил, кого нужно брать в первую очередь.

Один был вооружен парабеллумом и держал его наготове, у других в руках оружия не было.

Они остановились на короткий привал. Долговязый, тот, что был с парабеллумом, прислонился спиной к дереву, двое остальных прикуривали. Я даже уловил дым ароматного, дорогого табака. Незаметно подкравшись к нарушителям и хоронясь за стволом дерева, я громко крикнул:

— Бросай оружие!

Тот, что был с парабеллумом, растерявшись от неожиданности, наугад выстрелил три раза и выронил оружие. Он так и остался на месте, словно загипнотизированный. Двое других, бросив папиросы, метнулись в разные стороны.

Приказав Ингусу преследовать убегающих, я связал пойманного. Он даже не сопротивлялся.

Второго поймал Ингус.

— За мной! — приказал я ему и повел в сторону, где лежал связанный. Ингуса оставил сторожить диверсантов, а сам отправился искать третьего.

Тот по-заячьи петлял среди леса, но, видимо, потерял от страха ориентировку. Стал спускаться по ручью, но не рассчитал, что ручей делает резкий поворот и ведет в ту сторону, где он был недавно со своими напарниками. Поэтому я спокойно поджидал его возле склоненной к воде ивы. Он подбежал ко мне вплотную и сразу же, как только я шагнул ему навстречу, поднял руки.