Владислав Крапивин - Флаг-капитаны Страница 20

— Здесь тебе не «Эспада», а нормальная школа…

— «Эспада» везде, где я… — в упор сказал Сережа. Специально, чтобы разозлить Гармашеву. И, конечно, разозлил.

— Подумаешь, какой Людовик четырнадцатый! «Государство — это я!» Вы там, в своей «Эспаде», все такие. Правильно вас разогнали!

Сережа хрустнул пальцами и сдержанно сказал:

— Была бы ты парнем, тебя бы сейчас на носилках отсюда унесли.

— А ты давай, кидайся, — предложила Вика. — Палку возьми. Как на Сенцова. Опять в герои попадешь. В «Эспаде» орден дадут.

— Вам наша «Эспада» поперек горла, — откликнулся Сережа. — Таким, как ты да Сенцов.

— Каким «таким»? — Вика побледнела и крикнула: —Ответишь… На совете.

— Иди, иди, — устало сказал Сережа. — В совете не все такие, как ты.

Девчонки они и есть девчонки. Вика забыла, что она председатель. Она готова была разреветься.

— Директорский любимчик! Только он за тебя и заступается, а то бы давно из школы выгнали!

Это что-то новое. Неожиданное. Сережа даже слов не нашел. А пока думал, заиграли горнисты и стало не до спора.

…Солнце, солнце! Горячее, веселое. За окнами деревья, как в зеленом тумане. Двадцать второе апреля. У портрета Ленина замер почетный караул.

На улице прошуршал троллейбус, шумят среди веток воробьи. А. в зале тихо-тихо. Тишина эта — как поднятые палочки барабанщика.

И вот:

— Я, Олег Щербинин…

— Я, Вадик Семенов…

— Я, Игорь Скляренко…

— Я, Сергей Лютиков…

— Я, Дмитрий Соломин…

И дальше — чуть вразнобой, громким, взволнованным хором:

— Вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина…

Димка говорит и смотрит на Сережу. Димка, Димка, светлая твоя голова. Маленький барабанщик, крепкий товарищ…

Вышла из рядов шеренга ребят, которые должны были повязывать бывшим октябрятам галстуки. Шеренга третьеклассников двинулась им навстречу.

Случилась небольшая путаница. Кто-то из девчонок сбил строй. Не сразу разобрались, кто к кому должен подойти. И в этой секундной неразберихе Димка сделал удивительную вещь. Он отпечатал по солнечному паркету несколько лишних шагов и встал перед Сережей. Одними губами попросил:

— Завяжи.

У Сережи комок поднялся к горлу. И все затихло, отодвинулось далеко-далеко. Он взял у Димки с локтя невесомый шелковый галстук. Поднял на тоненькой Димкиной шее воротник… Галстук лег на грудь двумя разлетевшимися всплесками огня. Алое на голубом.

— Молодец, Дим. Спасибо! — не то прошептал, не то подумал Сережа. И Димка понял. Он просиял в ответ золотистыми глазами, повернулся и шагнул к своей шеренге. Его ждали. Остальные третьеклассники были уже в строю. Но Димка вдруг остановился. Опять повернулся и шагнул назад— к Сереже. С октябрятского жилетика отцепил звездочку, вложил Сереже в ладонь и молча сжал его пальцы. Потом побежал к своим. Прощелкали в тишине подошвы его новеньких блестящих полуботинок.

И никто не сказал ни слова ни ему, ни Сереже. В такие минуты нельзя говорить.

Сережа все смотрел на Димку, а зажатая в руке звездочка покалывала ладонь. Так, со звездочкой, он и поднял руку для салюта…

Ударили барабаны. И вдруг решительно сбавили громкость, умолкли один за другим. Шумок пробежал по рядам.

В зал вошел директор. Обвел глазами притихшие отряды. Улыбнулся так, будто он не директор, а школьник, которому надо впервые выступать перед целой дружиной. Сказал негромко и с хрипотцой:

Дорогие мои… Извините, я был болен, не пускали меня. А я очень хотел поздравить вас с Ленинским праздником. Особенно наших самых младших пионеров. Тех, кто сегодня надел красные галстуки. Я хочу сказать им несколько слов… Вы дали сегодня торжественное обещание. Вы знаете пионерские законы. Надо хорошо учиться, работать, крепко дружить, бороться с ложью и злом. Вы пока еще маленькие. Не обижайтесь, пожалуйста. Вы стали сегодня гораздо взрослее, но вы еще не очень большие. А в жизни случается всякое: иногда жизнь с маленького человека спрашивает как со взрослого. И бывает, что от десятилетнего мальчика, от десятилетней девочки требуется взрослая смелость, взрослое упорство. И если когда-нибудь вам придется очень трудно, вспомните этот день. Вспомните, как повязывали вам галстуки. Не забывайте, что вы юные ленинцы.

Дядя Витя одобрительно посмотрел на Сережу.

— Ты мне сегодня нравишься. Весь какой-то… светящийся. А то ходил, нос повесив.

— День хороший, — сказал Сережа.

— День отличный, — согласился дядя Витя и посмотрел на окно. Там был уже не день, а вечер. Оранжевое солнце догорало на крышах. — Удивительная погода. Как летом.

— Я не про погоду, — объяснил Сережа. — Я вообще. Про Димку.

— Про что?

Дяде Вите можно было рассказать. Конечно, лучше бы рассказать папе, но он еще не пришел. Ну что ж, дядя Витя тоже все понимает.

— Есть такой человек, Димка, — проговорил Сережа. — Его сегодня в пионеры принимали…

И он рассказал все. Даже про тишину в зале и про то, как щелкали в этой тишине Димкины подошвы. А потом еще про Димкиного синего краба.

Он говорил, говорил, а дядя Витя молчал и молчал. Сережа наконец почувствовал: что-то не так получается. Сережа замолчал.

Дядя Витя вздохнул:

— Странный ты человек, Сергей…

— Почему? — Сережина радость стала тускнеть, как пятна вечернего солнца на крышах.

— Вот я и сам думаю — почему? Может быть, наследственность, может быть, воспитание…

— Что во мне странного? — спросил Сережа и внутренне ощетинился. Не понравился ему такой поворот.

— В свои двенадцать лет ты очень конфликтный человек. Ты жить не можешь без стычек, споров и ссор. Они для тебя, как горючее для мотора. Вот сегодня поругался со своим пионерским начальством и весь светишься от радости.

Сережа сначала удивился. Потом обиделся.

— Разве у меня из-за ссоры радость? Я же эту Гармашеву не трогал, сама прицепилась. Я из-за Димки радовался…

— А что хорошего сделал твой Димка? Ничего. Нарушил план сбора. Так же, как ты, показал, что ему плевать на общий порядок. На мнение других. Вы оба противопоставили себя дружине.

— Да почему?! — крикнул Сережа. — Ну что плохого мы сделали? Нам даже после сбора никто ни слова не сказал! Димка просто хотел, чтобы я ему галстук повязал, вот и все. Галстук-то один раз в жизни повязывают. Он же мой друг. Я его барабанщиком сделал.

Дядя Витя слегка развел руками.

— Ну и доказательство! Барабанщиком ты его сделал тоже вопреки школе. Еще раз показал, что тебе плевать на всех.

Лицо у дяди Вити было такое, как всегда. Энергичное и добродушное. Но теперь оно было неприятно Сереже.

— Я не плюю на всех, — жестко сказал Сережа. — Я вообще ни на кого не плюю. Димка всю жизнь мечтал о барабане, а ему не дали из-за случайной тройки. Он плакал.

Дядя Витя кивнул.

— Все верно. Я же не говорю, что ты действовал из плохих побуждений. Мотивы твоих поступков благородные. Но ты ошибаешься в самом главном…

— Что вы знаете о моих поступках… и мотивах? — не очень вежливо отозвался Сережа.

— Кое-что знаю. Открою секрет. Недавно звонила твоя классная руководительница, спрашивала отца. Его не было, и я говорил с ней. Она, кстати, очень хорошо к тебе относится. Но она боится за тебя. Дня не проходит, чтобы ты не влип в какую-нибудь историю. В конце концов ты заработаешь такую характеристику, с которой даже в ПТУ не попадешь, не то что в университет.

— Вот это да! — сказал Сережа. — Из-за характеристики я должен сидеть, как мышь.

— Ну ладно. Из-за характеристики ты ничего не должен. Но есть другая опасность. Ты так привыкнешь влезать в любые конфликты, что станешь обыкновенным склочником.

— Ага, — откликнулся Сережа. — А если проходить мимо всякой несправедливости, то станешь хорошим человеком. Легко и просто.

— Ты, пожалуйста, не преувеличивай! Я тебе не предлагаю быть подлецом. Но ты ведешь себя так, будто крутом сплошное зло, а ты один — борец за справедливость.

— Какое зло кругом? — искренне удивился Сережа. — Да у меня друзей — целая тысяча.

— Эти друзья такие же, как ты, донкихоты. Дон Кихот — прекрасная фигура, но он никогда не мог переделать мир. А ты думаешь: вскочил на коня, копье наперевес, ура — и все в порядке. Нет, брат, конная атака не метод.

Зеленая поляна и вылетевшие из-за кустов кавалеристы вспомнились Сереже. Он даже улыбнулся: «Не метод?» Но сказал он о другом:

— Мой дед был красным конником. Он переделывал мир.

Дядя Витя наклонил голову.

— Знаю. Прекрасно знаю. Ты можешь им гордиться… Но, извини меня за откровенность, если рассматривать его как отдельную личность, он тоже был Дон Кихотом. Вечно чего-то добивался, вечно спорил. И чего этим добился?