Заколдованные сокровища - Пятрас Фёдорович Тарасенка Страница 20

не надо тратиться, а опрокинуть кварточку-другую я люблю. чНа водку-то мне денег хва« тйт». — «А сколько на три копейки выпьешь?» — «Сколько могу выпить, вы и не сосчитаете! За всю армию, за всех генералов и полковников, за всех других начальников и простых солдат, и за вас всех, добрых людей. За здоровье каждого в отдельности каждый день могу пить — денег у меня хватит». — «Врешь, старина, чушь ты городишь!» — сказал кто-то.

Рассердился солдат: «Это я-то вру? Тридцать лет верой и правдой служил царю и отечеству, состарился -на царской службе, и никто меня лгуном никогда не называл, а вы говорите, что вру! Сейчас покажу вам, откуда у меня деньги!» Вытащил солдат из кармана старый кожаный кошелек, открыл его и показывает несколько позеленевших медных монет. «Невелик твой капитал, много не выпьешь на него», — дразнят люди солдата. «Вот смотрите, сколько денег, сейчас все пропью». И начал старый солдат трясти кошелек над столом. Трясет, а сам приговаривает: «Талалай, талалай, мои деньги отдавай!» И увидели люди, как из пустого кошелька посыпались на стол монеты. Целая куча монет на столе лежит — и медных и серебряных. А солдат смеется и спрашивает: «Ну как, мало у меня денег? Если хотите, еще натрясу. Только я так думаю, что и этих хватит, чтобы добрых людей угостить. Абрам! Ну-ка, неси нам на все эти деньги горилки, баранок, селедок!»

«Ура!» — закричали все и стали пить за здоровье солдата кварту за квартой.

Пьют люди и спрашивают: «Видно, твой кошелек волшебный?»— «А как же!» — «Где же ты взял его?» — «Ведьмы дали». — «Ведьмы?»

Стали люди просить солдата, чтобы он рассказал им, как ему достался волшебный кошелек.

«Ну, слушайте, — согласился солдат. — Когда в Польше начался мятеж, погнали наш полк с Кавказа в Варшаву. Шагаем месяц, другой, — год прошел, а походу нашему конца не видно. Все шагаем. А вокруг — равнины, травой поросшие. Через хохлацкую страну мы проходили. А мужики ихние, хохлы, ничего себе, здорово водку хлещут. И с солдатами компанию водили. Зато бабы — настоящие ведьмы! Попробуй только задеть их или слово какое сказать. Очень уж они нас, солдат, не любили — не только какой еды, но и воды у них не допросишься.

Как-то пришлось мне в одной избе заночевать. А было это под Иванову ночь. В избе жила старуха с тремя взрослыми дочерьми. Девки вроде ничего, а старуха настоящая ведьма. Как начала она меня ругать, а девки ей поддакивают. Есть хочется, а они даже воды напиться не дают. Что поделаешь — подтянул ремень потуже и улегся у стены на лавке. В животе так и урчит, никак заснуть не могу.

Время уже к полуночи близилось, вдруг смотрю — кто-то у печки возится. Присмотрелся получше — да ведь это старая ведьма! «Ну, — подумал я, — посмотрим, что она делать будет!» А старуха из печки какой-то горшок вытаскивает. Вытащила, помешала в нем рукой и — раз-раз!— помазала у себя за пазухой. Жду, что дальше будет, а старая ведьма полезла в печку и вдруг пропала. Немного погодя и старшая дочь помазала себе тем же варевом за пазухой и нырнула в печку. А за ней и вторая дочь и третья. Все в печке исчезли... Чудно! Встал я, посмотрел в печку, а она пустая, только жареный гусь вкусно так пахнет. Сгреб я того гуся и стал есть. А сам думаю— что же это за чудо такое, куда бабы девались? Смотрю — на скамейке у печки горшок с какой-то кашей стоит. Зачерпнул я рукой той каши, и — раз-раз! — по скамейке. И что вы думаете? Влезает скамейка в печь и в трубу вылетает. «Вот они какие дела! — думаю. — Ведьмы-то на шабаш улетели. Подождите, любезные, и я повеселиться люблю!» И помазал я той кашей у себя за пазухой. Тут в ушах у меня загудело, едва костью не подавился. Вылетел в трубу и понесся куда-то по небу, будто ветер.

Лечу, гуся жую, а вокруг звезды мерцают. И вдруг смотрю — впереди скамейка летит. Я обогнал ее. Потом младшую дочку догоняю. Уплетаю гусиную ножку и здороваюсь с ней по-солдатски. Удивилась она, увидев меня, погналась за мной — да куда ей, не смогла догнать... Потом и вторую дочку обогнал, пожелал ей счастливого пути. И эта не смогла меня догнать. А погодя немного и третью, старшую, обогнал, а потом и старую ведьму позади оставил. Так быстро лечу, только в ушах свистит. Сколько времени так летел, не помню, только чувствую, что стал лететь тише. Старая ведьма уже догоняет меня, а я лечу еще медленнее, и кажется мне — вот-вот упаду. Посмотрел вниз: высоченные горы крошечными холмиками кажутся. Даже волосы дыбом встали. «Ну, — думаю, — если с такой высоты грохнуться — косточек не соберешь». И про гуся забыл, так перепугался. Чувствую, что больше нет сил, сейчас упаду...

В этот момент догнала меня старая ведьма. Собрал я последние силенки и прыгнул ей на спину, а она как закричит, как завизжит! Визжи себе, думаю, а солдата неси. Ну, с такой тяжелой ношей и старая ведьма быстро устала. Смотрю, догоняет нас старшая дочь, за ней вторая, а потом и третья. Кружатся вокруг матери, визжат, а мать летит все медленнее, все ниже спускается. Наконец зацепилась за вершину горы и упала. Упал и я, но ведьму из рук не выпускаю. Начали меня ведьмины дочери просить: «Отпусти нашу мать, добрый солдат! Проси, что хочешь!» И очень мне захотелось в тот момент родные места повидать, своих навестить. Много лет не видел их. Я и говорю ведьме: «Отнеси меня на родину, тогда отпущу». — «Не могу, сил моих нету, — отвечает. — Плохо я за пазухой помазала, упадем по дороге, разобьемся». — «Ничего, что разобьемся, все равно неси меня!» — кричу я ведьме.

Начали ведьмины дочки опять просить меня, плакать, а я все не отпускаю старуху. Тогда старшая дочь пошепталась о чем-то с сестрами и говорит: «Отпусти, добрый" солдат, нашу матушку, дам тебе за это волшебный кошелек: столько денег натрясешь из него, сколько пожелаешь». И показывает дочка тот кошелек, учит меня, как нужно деньги просить: «Тал ал ай, тал ал ай, мои деньги отдавай!» И посыпались из того маленького кошелька деньги; вот уже целая куча лежит, а они все падают и