Лев Прозоровский - Чужие ветры. Копье черного принца Страница 22

— Теперь искать его — все равно, что иголку в стоге сена, — невесело усмехнулся Лаймон Грива.

— Да, товарищ лейтенант, вы правы, — согласился полковник. — Только вы, по своей молодости, упустили при этом, что есть очень надежный и проверенный способ находить иголку в стоге сена!..

Лаймон удивленно поднял глаза.

— Какой же?

— Перебрать весь стог по одной травиночке!

На следующее утро Андрей получил суточную сводку происшествий. Убийство Брувелиса привлекло его внимание. Беседа с дежурной по гостинице усилила интерес. Но все нити обрывались на участке шоссе, возле которого был найден труп Брувелиса. Как он попал туда? Андрей на всякий случай дал задание — спросить шоферов таксомоторного парка, не ездил ли кто-нибудь из ребят накануне вечером в район хутора Вецмуйжа? Оказалось, что в одиннадцать часов вечера со стоянки «Вокзальная площадь» туда на машине № ЛА 2546 отправились двое мужчин. Майор показал шоферу фотографию в паспорте Брувелиса.

— Этот был?

— Вроде был, — нерешительно ответил шофер. — В машине темно, а я специально не приглядывался…

Тогда шоферу показали труп. И опять шофер мялся в нерешительности.

— Темно было, плохо видел… Вот кабы по голосу, я бы сразу узнал… У одного голос такой хриплый, до невозможности…

— Если бы труп был не труп, а живой человек, тогда бы мы и без вас все узнали, — недовольно проворчал Лаймон Грива, сопровождавший шофера в морг.

— Оно конечно… Вам виднее, вы специалисты, — довольно равнодушно произнес шофер — ему хотелось скорее кончить эти разговоры.

В порту тоже пошел слух о том, что с «Гелиополиса» во время стоянки сбежал человек. Неизвестно, кто разболтал об этом, но только слух пошел. Дополз он и до вахтера, который видел на самосвале странного грузчика. Вахтер молчать не стал, направился в водную охрану. Оттуда его послали к Андрею. Лаймон повез вахтера в морг опознавать труп. Андрей слегка волновался — показания вахтера были принципиально важными. Если убит именно тот, кто ехал на самосвале, то значит карьера шпиона на нашей земле закончилась очень скоро. Оставалось узнать, кто его убил, — сам же он был уже обезврежен… Если же это другой человек, то…

Зазвонил телефон. В трубке загудел радостный голос Лаймона:

— Товарищ майор? Это я! Вахтер опознал убитого. Это он! Тот самый!

Андрею вдруг стало досадно, и он даже пожалел, что основная фигура так интересно начавшейся партии вдруг вышла из игры. Теперь не установишь — к кому он приехал. В это время дежурный по управлению доложил, что внизу ждет человек, который хочет видеть «самого главного начальника». Андрей спустился в приемную. Со стула в дальнем углу поднялся человек и робко пошел навстречу. Человека этого никак нельзя было назвать красавцем: плешивый, большеголовый, с оттопыренными ушами и подслеповатыми глазками на желтом болезненном лице.

— Что у вас? — спросил Андрей.

— Я Ольгерт Щипсна, возвращенец… то есть репатриированный, — робко начал подслеповатый посетитель. — В сорок четвертом году немцы угнали меня в Германию… Четыре года я жил в лагерях для перемещенных лиц в городе Любеке… В сорок восьмом году возвратился… Моя профессия — парикмахер…

Майор Александров, умевший слушать очень терпеливо, не перебивал говорившего, изредка кивая в такт его словам.

— В Любеке вместе со мной… в одной казарме, нет, даже в одной комнате, — продолжал желтолицый заявитель, — жил мой соотечественник, некий Струпс… Бруно Струпс! Его тоже угнали немцы. Но когда мы все возвращались домой, Бруно не поехал, а остался в Германии, навсегда, как он тогда говорил… И вот этого самого человека, этого Струпса, — переходя на трагический шепот, закончил заявитель, — я вчера вечером видел здесь, в нашем городе. Струпс вышел из одного дома… Дом я запомнил. Моя фамилия Щипсна. Ольгерт Щипсна! Прошу отметить, что я пришел к вам сам!

— Гм, — проговорил Андрей, стараясь прикинуть, какое значение может иметь заявление Щипсны, — а кем был Струпс в прошлом?

— Он, по-моему, рыбак… Здоровенный парень! Но при немцах в море не ходил, а занимался мелкой спекуляцией… Не знаю, где учился, но парень очень грамотный!

— В гитлеровской армии этот ваш Струпс не служил?

— Нет.

— Тогда, возможно, он тоже вернулся на родину, так же как и вы… Сначала думал остаться, а потом увидел — жизнь несладкая, вот и приехал! Тем более, что Струпс, как вы говорите, рыбак и перед своим народом ничем не скомпрометирован.

— Что вы, что вы! — с жаром запротестовал Щипсна. — Добровольно явиться Бруно не мог! Он в Любеке клялся всеми святыми, что вернется на родину лишь в качестве освободителя… вы меня извините, если я полностью передам его слова?

— Пожалуйста!

— …в качестве освободителя от русских! — Конец фразы Щипсна произнес с величайшей таинственностью. Андрей улыбнулся.

— Что ж, спасибо за сообщение, товарищ Щипсна, — сказал он, доставая из кармана блокнот. — Дайте-ка мне координаты того дома, возле которого вы заметили вашего любекского знакомого? Мы проверим.

Андрей опустил блокнот в карман. Там пальцы случайно натолкнулись на паспорт убитого Брувелиса. В голове майора мелькнула озорная мысль. Собственно, в приложении к теории — перебирать в поисках иголки весь стог сена — эта мысль не была озорной. Но надо было видеть стоявшего напротив Щипсну, большеголового и смешно обескураженного, чтобы понять, почему такая, в сущности, правильная мысль могла показаться озорной. Щипсна стоял, оттопырив толстую нижнюю губу и часто хлопая глазками. Он был разочарован тем, что его сообщение, казавшееся ему самому таким значительным, не произвело должного впечатления.

— Гражданин Щипсна, вы можете оказать нам услугу, — сказал Андрей. Щипсна встрепенулся. — Дело вот в чем, — доставая паспорт, продолжал Андрей, — здесь сфотографирован тоже один из перемещенных, и тоже из Любека. Мы его ищем. Вот! — Раскрытый паспорт был протянут Щипсне. — Не знаете ли вы этого человека?.. А может быть, это и есть Струпс, о котором вы рассказывали? На фамилию не глядите, фамилия может оказаться липовой… Вот лицо — другое дело!

Щипсна с готовностью взял паспорт, поднес к самым глазам, долго рассматривал, даже, как показалось Андрею, нюхнул, и наконец вернул со вздохом.

— Что-то знакомое в лице есть, но я его не знаю… И уж во всяком случае, это не Струпс… Хотя, сходство некоторое есть…

— А ну-ка, дайте ваш паспорт!

Не совсем понимая, зачем это понадобилось, Щипсна достал свой паспорт. Андрей посмотрел на фотографию Щипсны на документе и невольно улыбнулся.

— Да ведь вы здесь просто красавец! — шутливо проговорил он.

— Да, да, — обрадовался Щипсна. — Жена говорит, что я здесь даже больше похож на себя, чем в жизни… Это снимали в театральной фотографии.

— Что вы говорите! Получился прямо заслуженный деятель искусств!.. А почему вы думаете, что другие не могут сфотографироваться так же?.. Например, Струпс?

— А зачем ему?

— Так просто, — загадочно сказал Андрей. — Чтобы казаться красивей, чтобы девушкам нравиться!.. А в общем все это шутки, вот ваш паспорт, еще раз благодарю за информацию!

Но честно говоря, благодарить было не за что! Маленькая ниточка, которая могла бы привести куда-нибудь, оборвалась в самом начале. Однако Андрей не отчаивался. Он побеседовал с Крейшманисом и Арутюновым. Оба в один голос утверждали, что шведский капитан был очень серьезен, говоря о шпионе, и, то всей видимости, совершенно искренен. «Хорошо, — думал Андрей, — но является ли сбежавший матрос тем самым шпионом, о приезде которого предупреждал шведский капитан?» И здесь сомневаться не приходилось. «Гелиополис» пришел из Гамбурга, из того самого порта, о котором говорил швед. Факт оставался фактом — один человек с этого судна куда-то исчез. Если бы это был матрос, пожелавший остаться на советском берегу, то он в первые же минуты своего пребывания на советской земле заявил об этом в соответствующие органы. Значит, бежал враг! Но куда направлялся этот враг? Не поехал ли он сразу в глубь страны? Можно было думать по-всякому. Но здесь смущала статистика. Она неумолимо свидетельствовала о том, что диверсанты и шпионы, засылаемые в порты советской Прибалтики, в большинстве своем оседали поблизости на хуторах и мызах, будучи сами выходцами из этих мест. Некоторые имели знакомых, а то даже и родственников среди сельских жителей. Это помогало им прятаться и затрудняло действия работников госбезопасности.

После войны в густых прибалтийских лесах осталось некоторое количество лиц, совершивших преступления перед своим народом и скрывающихся от наказания. В свое время была объявлена амнистия всем, кто пожелает выйти из леса и честным трудом искупить свою вину. Пользуясь амнистией, вместе с теми, кто прятался в лесах, могли перейти на «легальное положение» и диверсанты, недавно заброшенные в нашу страну. Кто знает, не находится ли среди них и тот, кого официально считали сбежавшим с греческого судна матросом?