Николай Чуковский - Приключения профессора Зворыки Страница 25

— А пока, дети мои, расходитесь. Не мешайте успокоиться вашему государю. Его спокойствие теперь дороже всего. Возвращайтесь каждый к своей работе. Спокойно ложитесь спать. Завтра вы проснетесь при обновленном строе.

Притихшая было толпа еще в середине этой речи начала шуметь и улюлюкать. Но когда Шмербиус произнес слово: „расходитесь“, — рабочие взвыли от негодования.

— Не слушайте его, он все врет! — заревел профессор, не понявший ни слова, но возмущенный красным платочком и сусальным видом Шмербиуса. — Держите его, он грозит вам еще неслыханными бедами.

— Молчите, профессор, — по-русски сказал Шмербиус, — сегодня…

— Сегодня тридцатое апреля, и поэтому ты не уйдешь от меня живым.

И профессор ринулся на лестницу, шагая сразу через четыре ступени. Шмербиус стал пятиться назад, к дверям, но расстояние между ними все уменьшалось. Тогда, желая остановить профессора, Шмербиус кинул в него щипцами. Но профессор поймал их налету.

— Я завью твои длинные уши, — прокричал он, продолжая преследование.

Но у Шмербиуса было и другое оружие. Засовывая руку в жилетный карман, он стал швырять в лицо своему врагу дюжинами и варшавских шпилек. Профессор прищурил глаза, заслонил лицо руками, но не остановился.

К дверям они подбежали одновременно. Но все же Шмербиус первым проскочил в них. Он схватил за плечи сидевшего в тронной зале пузатого вельможу и толкнул его навстречу профессору. Два толстяка столкнулись и едва удержались на ногах. Двери с шумом захлопнулись перед ними.

Зажав нос рукой, чтобы предохранить его от ужасной вони, раз яренный профессор накинулся на злополучного вельможу и поддал его ногой, словно футбольный мяч. Тот взлетел в воздух, несколько раз перевернулся налету, сбил с шеста одну из украшавших лестницу голов и грузно сел на ее место.

Глава двадцатая. Тридцатое апреля

— Как жаль, ваше величество, что вы не учились в екатеринославской прогимназии. Если бы вы знали физику, мой план был бы вам гораздо понятнее. Он весь построен на физических свойствах земной коры, а преподавание физики у нас в прогимназии было поставлено отлично.

Трон был отодвинут, и стоявшие под ним четыре мешка с золотыми монетами брошены в угол. Полуистлевшая ткань этих мешков порвалась во многих местах, и по всему полу тронной залы были рассыпаны золотые слитки. Шмербиус с полным равнодушием относился к этому богатству и спокойно топтал его ногами. Он был занят гораздо более важным делом.

В полу под троном находилось квадратное отверстие, закрытое чугунной решоткой. За этой решоткой лежал путь к осуществлению его разрушительной мечты. И он визгливой пилкой перепиливал ее толстые прутья.

За стеной раздавался неистовый гул толпы. Исполинские кулаки профессора колотили в железные двери дворца. Шмербиус был в приподнятом состоянии духа, сердце его лихорадочно билось, ему хотелось двигаться и говорить.

— Стучи, стучи, дорогой мой, — болтал он, перепиливая последний чугунный прут. — Отбивай себе кулаки. Даже твои кулаки не в состоянии пробить шестивершковое железо. Всякая сила имеет свой предел. Беспредельна только сила смерти. И совсем не плохо быть ее прислужником. Не правда ли, ваше величество?

В эту секунду раздался такой оглушительный удар в дверь, что с потолка посыпалась штукатурка.

— Они втащили на лестницу таран, — сказал Мантухассар, потряхивая своей шутовской прической. — Через две минуты дверь будет разбита.

— Что, струсил, старый палач? — усмехаясь спросил императора Шмербиус, с новым усердием налегая на напильник. — Зуб на зуб не попадает? Да ты не палач, а палаченок. Бери пример с меня, с Аполлона Шмербиуса. Ты отрубил несколько сотен голов и теперь трясешься за свою дрянную шкуру. А я тебе покажу последнее слово техники в твоем ремесле. Неслыханный американизм в палаческом искусстве. В одну секунду — весь мир вверх тормашками! Мгновение ока — и ни одного живого существа во вселенной. Плач новорожденных и предсмертные хрипы стариков, шумные свадьбы, веселые пиры и тяжелый подневольный труд, школьники с ранцами за плечами, пахари, выезжающие в поле на заре, банкиры, сидящие в накуренных душных конторах, твои соплеменники, никогда не видевшие солнца, войны, союзы, государства, все людские дела, тревоги и радости будут сметены на век, навсегда одним мановением моей гениальной руки. Учись, дуралей, вот это казнь так казнь!

Последний прут решетки был перепилен. Шмербиус положил ее в сторону и торопливо стал опускаться в отверстие по каменным ступеням. Мантухассар последовал за ним. Пройдя двести-триста ступеней, они услышали, как рухнули дворцовые двери и как оглушительный голос профессора сказал:

— Решотка — последний знак пути! Они там — в погоню!

Каменные ступени окончились, началась длинная галлерея, и ни один звук уже не проникал к ним.

Они чрезвычайно торопились. Шмербиус шагал впереди с фонарем в руках. Император едва поспевал за ним.

— Куда приведет нас эта дорога? — кричал он ему вслед, оглядывая стены растерянным взором и дыша, как загнанный зверь.

— Ха-ха-ха! — захохотал Шмербиус, и хохот его был до того страшен, что мороз пробежал по коже беглого императора. — Он все еще полон надежд! Ха-ха-ха! О, тварь, ты не знаешь, что это за дорога. Это путь в Никуда, в Ничто, это единственная лазейка, которая соединяет наш мир с Довременным Хаосом.

Даже при тусклом свете фонаря было видно, как позеленело от ужаса лицо государя.

Одна из стен коридора внезапно исчезла, и на ее месте открылась черная пропасть. Шмербиус остановился, оторвал листок записной книжки, зажег его о пламя фонаря и швырнул вниз. Как пылающий парашют, медленно стал спускаться листок в глубину. Внимательные взоры провожали его. Он падал и падал, уменьшаясь с каждым мгновением. Наконец, его огонек стал не больше чуть видной звездочки, мелькнул в последний раз и исчез из вида.

Мантухассар закрыл глаза и тяжело прислонился спиной к стене. Он был подавлен глубиной этой неимоверной бездны.

— Вперед! — сказал Шмербиус, и они помчались вперед по узкому уступу между стеной и пропастью. Шмербиус бежал с удивительным проворством, и Мантухассар начал отставать. Ему мешала его хромая нога.

Глухая стена преградила им путь. Шмербиус первый добежал до нее, любовно хлопнул ее ладонью и торжествующе сплюнул в бездну.

— Наконец-то я достиг тебя, милая, — говорил он стене, тебя, столько веков охранявшую мир. За тобой бушуют воды, которые рвутся в потухшие вулканы и жаждут воспламенить их. Ты одна не даешь им вырваться на волю. Ты, нерушимая, позволила на суровом граните земли завестись той жалкой плесени, которую называют жизнью. Много миллионов лет ты честно служила ей и готова прослужить ей еще столько же. Но нет, это тебе не удастся. Я знаю твою тайну, молчальница, и горе миру, что эта тайна попала ко мне. О, сладкий миг осуществления моей многолетней мечты! О, долгожданный миг мести! О темные грезы бессонных ночей! Каким торжеством наполнено мое беспокойное сердце. Свершись же, свершись!

Он любовно приник устами к холодному камню, потом нащупал маленькое отверстие шириной в мизинец и сунул в нее капсюль с динамитом. Держась за шнур, служивший фитилем, он вынул из кармана спичечный коробок.

В эту минуту к нему подбежал император. Шмербиус направил ему в лицо свет своего фонаря и удивленно отпрянул.

Лицо Мантухассара было полно решимости. Вечно блуждающий взор его теперь был устремлен прямо в глаза сообщника. Он тяжело дышал и остановился, только почти вплотную подбежав к Шмербиусу.

— Я понял, — пробормотал он, — я понял, что ты хочешь сделать. Вернемся…

— Куда вернемся?

— Назад, во дворец, уйдем отсюда…

— Да вы рехнулись, ваше величество! Ведь, там вас убьют!

— Я знаю. Пусть. Но я тебе не позволю… Мне говорили об этом месте жрецы. Древние мудрые народы, населявшие когда-то нашу страну, воздвигнувшие статую Великого Вагхи, знали о нем. И они передали это знание нашим жрецам. Ты замыслил небывалое преступление. Я тебе не позволю. Вернемся.

— Этот палач, кажется, в самом деле решил учить меня милосердию! — нетерпеливо воскликнул Шмербиус. — Молчи, глупец! Не тебе, ничтожный деспот паршивой норы, становиться поперек дороги Аполлону Шмербиусу.

И он чиркнул спичкой.

Но Мантухассар был непреклонен. Он вырвал горящую спичку из рук Шмербиуса и кинул ее на пол.

— Идем назад! — еще раз проговорил он.

— Ах, ты так! — в бешенстве завопил Шмербиус. — Да я тебя!..

И он кинулся на него. Они обхватили друг друга и стремительно завертелись по узкой площадке над пропастью. Бешено замелькали фалды Шмербиуса в тусклом свете фонаря. Гигантские тени запрыгали по противоположной стене пропасти. Мантухассар был сильнее Шмербиуса, но ему мешала хромая нога. Шмербиус юлил, вертелся и выскальзывал из рук. Он налетал на императора с самых неожиданных сторон. У них обоих была одна цель — сбросить противника в пропасть. Вертелись они на самом краю уступа. Несколько раз ноги Шмербиуса повисали над бездной, но цепкие руки его, как железные крюки, впивались в императора, тело его извивалось, как тело змеи, и он вылезал на гранитную площадку. И, оглушая императора мелкими, быстрыми, неожиданными ударами, он толкал его вниз.