Лемони Сникет - Конец! Страница 26

— Я не поджигал, — запротестовал Граф Олаф, но глаза его ярко заблестели.

— Хватит с меня твоего вранья. — Ишмаэль встал с кресла.

Островитяне, поняв, что у рекомендателя ноги вовсе не больные, ахнули, для чего обычно требуется глубоко вдохнуть воздух, что очень опасно, если воздух насыщен смертельно ядовитыми спорами.

— Я намерен сделать то, что должен был сделать много лет назад, Олаф, — я уничтожу тебя. Я выстрелю тебе прямо в толстый живот!

— Нет! — одновременно вскрикнули трое Бодлеров, но даже их объединённый крик не мог заглушить злодейского хохота Графа Олафа.

Рекомендатель не услышал их и нажал на красный спусковой крючок страшного оружия. Дети услыхали сперва «щёлк!», потом «в-ж-ж!», гарпун вылетел и поразил Графа Олафа туда, куда и обещал Ишмаэль: дети услыхали звон разбитого стекла — и медузообразный мицелий со своей тайной историей вероломства и жестокости вырвался наконец на свободу, в воздух безопасного пристанища, отделённого от большого мира. Все в палатке ахнули — островитяне и островитянки, мужчины и женщины, дети и сироты, волонтёры и негодяи и все, кто в промежутке. Все вдохнули споры смертоносного гриба, и Граф Олаф, который, опрокинувшись на песок, продолжал хохотать, тоже вдохнул, и в один миг с расколом острова было покончено, поскольку все, не исключая, естественно, и бодлеровских сирот, внезапно стали участниками одного и того же несчастливого события.

Глава двенадцатая

Странное дело, скитаясь по миру и становясь старше и старше, обнаруживаешь, что к счастью привыкнуть легче, чем к отчаянию. Когда, например, во второй раз пьёшь анисовый напиток с мороженым, счастье, которое испытываешь, посасывая восхитительную смесь, уже не так безмерно, как в первый раз, а на двенадцатый раз состояние счастья становится ещё менее безмерным, и дальше этот напиток дарит вам уже совсем мало счастья, поскольку вы привыкли ко вкусу ванильного мороженого в сочетании с анисовой шипучкой. В то же время, вторично обнаружив у себя в напитке чертёжную кнопку, вы испытываете огорчение гораздо более сильное, чем в первый раз, когда вы отмахнулись от этого, сочтя причудливой случайностью, а не частью злого умысла какого-то подонка, иначе говоря, «продавца в кафе-мороженом, который пытается поранить вам язык». А когда кнопка попадается вам на двенадцатый раз, ваше отчаяние усиливается до такой степени, что вы не можете произнести слова «анисовая шипучка с мороженым», не разрыдавшись. Получается, что к счастью, так же как и ко вкусу сердечного из кокоса или к севиче, привыкаешь быстро, тогда как отчаяние поражает неожиданно каждый раз, как с ним сталкиваешься. Когда в палатке раздался звон стекла, Бодлеры застыли на месте, глядя на стоящего Ишмаэля; и, хотя они чувствовали, как споры медузообразного мицелия проникают в них и каждая крошечная спора ощущается в горле, как сбегающий вниз муравей, они никак не могли поверить, что их жизнь снова наполнилась отчаянием и что это ужасное событие произошло.

— Что произошло? — вскричала Пятница. — Как будто стекло разбилось.

— Не важно, пусть разбивается, — отозвалась Едгин. — Вот у меня в горле что-то странное — как будто крохотное семечко.

— Семечко в горле — это пустяки, — вмешалась Финн. — Я вот вижу, что Ишмаэль стоит на ногах!

Граф Олаф, продолжавший валяться на белом песке, захихикал, потом театральным жестом выдернул гарпун из разбитого вдребезги шлема, смешавшегося с лоскутьями порванного платья, и швырнул к глиняным ногам Ишмаэля.

— Звон — это от разбившегося водолазного шлема, — выкрикнул он с насмешкой. — Семечки у вас в горле — споры медузообразного мицелия, а человек, стоящий на собственных ногах, — тот, кто убил вас всех!

— Медузообразный мицелий? — с изумлением повторил Ишмаэль, а островитяне снова ахнули. — Здесь, на острове? Не может быть! Я жизнь потратил, стараясь навсегда обезопасить остров от этого страшного гриба!

— К счастью, безопасного навсегда не бывает, — фыркнул Олаф. — Ты-то уж в первую очередь должен знать, что к острову прибивает в конечном счёте все. Семья Бодлеров в конце концов вернулась на этот остров, откуда ты много лет назад прогнал их, и принесла с собой медузообразный мицелий.

Глаза у Ишмаэля расширились, он спрыгнул с саней и встал перед бодлеровскими сиротами. В тот момент, когда он приземлился, глина треснула и отвалилась, и дети увидели татуировку в форме глаза у него на щиколотке, как и говорил Граф Олаф.

— Так это вы занесли на остров медузообразный мицелий? — воскликнул он. — Все это время смертоносный гриб был у вас и вы держали это в тайне от нас?

— Кто бы говорил о тайнах! — выкрикнул Алонсо. — Только посмотреть на ваши здоровые ноги! Корень всех бед — ваша бесчестность!

— Это мятежники — корень всех бед! — закричала Ариель. — Если бы они не выпустили Графа Олафа из клетки, ничего бы не случилось!

— Это как посмотреть, — возразил профессор Флетчер. — По моему мнению, мы все тут корень бед. Если бы мы не посадили Графа Олафа в клетку, он не стал бы нам угрожать!

— Мы — корень бед потому, что не успели первыми откопать водолазный шлем, — заявил Фердинанд. — Если бы мы забрали его во время поисков штормовой добычи, козы отвезли бы его в чащобу и мы были бы в безопасности.

— Омерос — вот кто корень бед. — Доктор Курц показал на юношу. — Именно он дал Ишмаэлю гарпунное ружье, вместо того чтобы бросить его в чащобу!

— Граф Олаф — вот корень всех бед! — закричал Ларсен. — Он принёс гриб в палатку!

— Я — не корень бед, — зарычал Граф Олаф, но тут же громко закашлялся. — Я — король острова!

— Король или нет, это уже не имеет значения, — одёрнула его Вайолет. — Вы тоже вдохнули споры, как и все остальные.

— Вайолет права, — подтвердил Клаус. — У нас нет времени стоять тут и препираться.

Даже без записной книжки Клаус мог наизусть прочесть стихи про гриб, когда- то прочитанные ему Фионой, незадолго до того, как она разбила ему сердце.

— «В их спорах яд ужасной силы. Вдохнёшь — и через час в могилу!» — процитировал он. — Если мы не прекратим споры и не начнём действовать сообща, мы скоро умрём все.

В палатке послышались стенания, что означает здесь «звуки, издаваемые впавшими в панику островитянами».

— Умрём? — завопила мадам Нордофф. — Никто не предупреждал, что гриб смертельный! Я думала, он просто несъедобный!

— Не для того я осталась на острове, чтобы умирать! — закричала мисс Марлоу. — Я могла умереть и дома!

— Никто не умрёт, — заявил Ишмаэль.

— Это как посмотреть, — заметил Рабби Блай. — Все мы умрём в конце концов.

— Не умрёте, если будете следовать моим советам, — продолжал настаивать Ишмаэль. — Прежде всего предлагаю, чтобы все как следует глотнули из раковин. Сердечное изгонит споры у вас из горла.

— Нет, не изгонит! — крикнула Вайолет. — Забродившее кокосовое молоко не оказывает воздействия на медузообразный мицелий!

— Может быть, и так, — согласился Ишмаэль, — но по крайней мере мы немного успокоимся.

— Хотите сказать, станем сонными и вялыми? — вмешался Клаус. — Сердечное — наркотик.

— В сердечности ничего плохого нет, — возразил Ишмаэль. — Я предлагаю немного посидеть и сердечным образом обсудить создавшуюся ситуацию. Решим, в чем корень проблемы, и не торопясь придём к какому-то решению.

— Звучит разумно, — признала Калипсо.

— Trahison des clercs![16] — воскликнула Солнышко, желая сказать: «Вы забываете о быстром действии яда!»

Солнышко права, — сказал Клаус. — Мы должны найти решение сейчас, а не сидеть и беседовать, потягивая сердечное.

— Решение находится в чащобе, — сказала Вайолет, — в потайном помещении под корнями яблони.

— Потайное помещение? — переспросил Шерман. — Какое такое помещение?

— Там внизу есть библиотека, — ответил Клаус, и толпа в удивлении загудела. — В ней есть список всех предметов, которые выносило на берег острова, и всех историй, с ними связанных.

— И кухня, — добавила Солнышко. — Может быть хрен.

— Хрен — один из способов нейтрализовать действие яда, — объяснила Вайолет и процитировала конец стихотворения, которое дети слышали на «Квиквеге»: — «Рецепт спасения, бесспорно, / Лишь капля выжимки из корня!» — Вайолет оглядела испуганные лица островитян. — В кухне под яблоней может найтись хрен, — продолжала она. — Мы ещё можем спасти себя, если поторопимся.

— Они лгут, — сказал Ишмаэль. — В чащобе ничего, кроме хлама, нет, а под деревом только земля. Бодлеры пытаются вас обмануть.

— Мы не пытаемся никого обмануть, — запротестовал Клаус. — Мы пытаемся всех спасти.

— Бодлеры знали, что медузообразный мицелий попал на остров, — внушал островитянам Ишмаэль, — но нам ничего не сказали. Им нельзя верить, а мне можно, и я предлагаю посидеть и попить сердечного.