Сесилия Джемисон - Леди Джен, или Голубая цапля Страница 26

— Так слушай: красивый молодой человек — это муж Джен, фамилия его Черчилль, родом он англичанин. Девочка — их единственная дочь, которую они привыкли называть леди Джен. С этой минуты начинается настоящий роман, и я употреблю все силы, чтобы раскрыть тайну, касающуюся моего милого друга, Джен Четуинд.

— Продолжайте, продолжайте! — в волнении говорил Артур. — Быть может, я сам помогу вам раскрыть эту тайну.

— Изволь, я не прочь рассказать тебе все, что касается этой семьи. Джен Четуинд — единственная дочь старого богача. Мать ее умерла, когда она была еще совсем девочкой. Отец задумал выдать ее замуж за миллионера Биндервилля, известного строителя железных дорог в Америке. Но вместо этого Джен без разрешения отца вышла замуж за молодого англичанина, служившего в конторе отца. Это был прекрасно образованный человек, деловой, но небогатый. Старик Четуинд до такой степени был раздражен этим браком, что отрекся от дочери, лишил ее наследства, отказал от дома и запретил даже напоминать о ней. Муж Джен взял в аренду имение в Техасе и сделался фермером… В прериях у них родилась девочка, названная в честь матери, а отец прозвал ее леди Джен.

Мы с миссис Черчилль переписывались постоянно. Счастливая беззаботная жизнь молодой четы приводила меня в восторг. Муж и жена сообщали мне до мельчайших подробностей все, что касалось их девочки.

Когда малютке минуло три года, мой верный друг Джен прислала мне в подарок свою семейную фотографию. После этого два года кряду я вела переписку с нею. Вдруг письма ее прекратились. В это время мы с мужем на целый год уехали в Европу. По возвращении домой мне подали несколько моих писем, адресованных Черчиллям, с пометками: «Обратно». Муж навел справки на почте, по какой причине возвращены наши письма, отправленные в Техас. Ему ответили, что мистер Черчилль внезапно скончался два года тому назад от лихорадки, что миссис Черчилль немедленно после кончины мужа покинула прерии и с маленькой дочерью переехала в Нью-Йорк, и что после этого в Техасе не было о них никаких сведений. Начальник местной почты добавил, что он сам удивлен этому: миссис Черчилль, уезжая из прерий, просила хранить ее мебель на станции до тех пор, пока она не приедет в Нью-Йорк и не уведомит, куда именно доставить багаж. «Вот уже два года минуло, — писал начальник почты, — а у нас до сих пор хранятся эти вещи».

Тогда я решила заняться этим делом и написала в Нью-Йорк моей знакомой, чтобы она навела справки, где старик Четуинд и его замужняя дочь. Вот что она мне ответила: «Из местных газет видно, что мистер Четуинд уехал в Европу несколько лет тому назад, а о дочери его Джен нет ни слуху ни духу».

Почему Джен до сих пор не пишет мне — я не понимаю. Есть еще одно обстоятельство, которое меня сильно волнует, хотя другим оно может показаться пустяком. Дело вот в чем: когда мы были девочками в пансионе, я заказала для Джен ко дню ее рождения ящичек, украшенный сверху изящным эмалированным букетом цветов из анютиных глазок и незабудок, а на внутренней стороне крышки были написана поздравительные стихи моего сочинения с вензелем Джен над ними. В прошлом году я приехала к моей постоянной модистке: выбираю себе разные вещи, и вдруг меня бросило в жар. «Откуда у вас этот ящичек?» — спросила я, указывая на изящную вещь. «Одна моя знакомая принесла его ко мне и просила поскорее продать, — ответила модистка. — Фамилия ее Жозен, живет на улице Добрых детей; за этот ящичек я бы взяла двадцать пять долларов». Я сейчас же заплатила эти деньги, спрятала дорогой ящичек в карман и, записав адрес Жозен, уехала домой. Я отправилась на улицу Добрых детей, спрашиваю, где такая-то Жозен? «Опоздали, сударыня, — вежливо ответил мне испанец из табачной лавочки, — Жозен действительно жила здесь, но вчера ночью выехала со всеми своими пожитками, а куда — неизвестно». И действительно, сколько ее ни разыскивали — она точно в воду канула. Очень может быть, что мой ящичек был украден в Техасе или в Нью-Йорке и привезен сюда для продажи. Я была счастлива, что мне случайно удалось вернуть вещь, принадлежавшую Джен.

Все время, пока мадам Ланье рассказывала о своей подруге, Артур Менар не спускал с нее глаз и, очевидно, находился в сильном волнении. Мадам Ланье иногда вопросительно взглядывала на своего собеседника, ожидая, что он перебьет ее рассказ, но он молчал.

— Я рассказала тебе, Арчи, все, что знала, — заключила она. — Теперь очередь за тобой.

— Как я был глуп! — вскрикнул Артур, вскочив с места и принимаясь быстро ходить по комнате. — Вы мне сообщили много любопытного, но знайте, что в эту тайну посвящены не вы одни. Я знал едва ли не больше еще об общем нашем деле.

— Каким образом, Арчи? Что ты знал? Умоляю тебя, расскажи подробно все. Ты представить не можешь, с каким волнением я жду новых вестей о судьбе Джен Черчилль.

— Не будь я таким болваном, идиотом, ослом, будь у меня хоть капля мозга в голове, я бы давным-давно сам привез к вам в дом миссис Черчилль и ее прелестную девочку! А я-то что сделал? Отправил мать и дочь в Гретну без провожатого, когда на дворе было почти совсем темно, когда я знал, что мать больна! Что я наделал?..

— Арчи, Арчи! — воскликнула мадам Ланье. — Говори скорее, когда именно это случилось? Куда делась Джен Черчилль со своим ребенком?

— Ничего не могу сказать! Я теперь точно так же растерян, как и вы! Впрочем, надо все рассказать по порядку…

И Артур стал подробно описывать свою встречу в вагоне железной дороги с миссис Черчилль и с ее дочерью, как он подарил девочке голубую цаплю и как простился с ними на станции Гретна, а сам поехал дальше, в Нью-Йорк.

— О, Арчи! — воскликнула мадам Ланье. — Как это ты не догадался проводить их из Гретны на паром и привезти прямо к нам? Ведь у Джен, кроме меня, не было никаких знакомых в Нью-Йорке. Каково было ей, больной, идти ночью по неизвестной дороге! Ну, что бы тебе стоило пригласить ее прямо к нам?

— Миссис Черчилль ни разу не упомянула о вас. Могло ли мне прийти в голову, что вы с нею так дружны и что она едет именно к вам? А навязываться с услугами незнакомой даме мне показалось неловко.

— Но отчего же на другой день она ко мне не приехала?

— Дайте мне договорить до конца, и тогда мы вместе решим этот вопрос. Проводив миссис Черчилль с девочкой, я долго стоял на платформе поезда и следил за ними. Сначала они кланялись мне издали с улыбкой, потом стали спускаться с горы к парому, и в это время наш поезд двинулся дальше. Я сел на прежнее место в вагоне и задумался. Вдруг на том диване, где сидела девочка, я увидал книгу в переплете из красной кожи, с серебряными застежками и с монограммой «J.С.». Это была книга ехавшей со мной больной дамы. Рядом с книжкой я нашел семейную фотографию.

— Так и есть! — сказала мадам Ланье. — Это была книга моей дорогой Джен. Но отчего с тех пор она ни разу не заглянула ко мне? Куда она делась?

— В этом-то и заключается тайна, — отвечал Артур. — Очень может быть, что она почувствовала себя дурно и зашла в ближайший отель, вместо того, чтобы ехать к вам. Не смею утверждать, что это верно. Могло быть и так, что с больной случилось что-нибудь еще более серьезное. На следующий день я напечатал в одной из местных газет объявление, что нашел вчера в вагоне книгу с семейной фотографией, причем указал адрес, по которому следовало обратиться, чтобы получить книгу и фотографию. Но прошло уже два года, а я не встречал ни матери, ни дочери.

— Как это странно! О, как это странно! — воскликнула мадам Ланье. — Зачем Джен изменила свое намерение? Если она приехала сюда, чтобы погостить у меня, то почему она не исполнила этого?

— Надо думать, — отвечал Артур, — что она не осталась в Гретне, а в ту же ночь вынуждена была уехать из-за каких-нибудь непредвиденных обстоятельств: иначе, если бы она осталась ночевать здесь, в каком-нибудь отеле, я непременно бы ее отыскал. Вернее предположить, что она в ту же ночь выехала из города.

— Дорогой мой Арчи, скажи лучше прямо, что Джен умерла! — проговорила со слезами мадам Ланье. — Неизвестность хуже всего.

— Ручаться ни за что не могу. Но у вас есть маленькая надежда: вы нашли свой ящичек, а я нашел голубую цаплю, которую подарил леди Джен. Представьте себе, как это случилось. Я зашел сегодня утром к одному любителю птиц, смотрю — у него голубая цапля, а это очень редкая порода в здешних местах. Спрашиваю: «Откуда вы ее достали?»— «Вот, — говорит, — какой-то итальянец принес ее на днях и продал дешево, очевидно, торопился почему-то продать». Я попробовал позвать птицу: «Тони! Тони!», как вдруг слышу, она закричала: «Тонь! тонь!» и, хлопая крыльями, побежала прямо ко мне. Ну, думаю, это моя цапля… И действительно, это была она.

— Странно, как ты мог узнать ее?

— Видите, у моей цапли на крыльях клеймо в виде трех черных крестиков, которые я ей поставил.