Тамара Крюкова - Триптих в чёрно-белых тонах Страница 29

— Конечно, сейчас не нужно недосыпать ночами, менять памперсы, сидеть с тобой, когда ты болеешь. Подарочный вариант. Просто фокус цирковой. Ничего не делал, не заботился и сразу готовая, взрослая дочь, — с горечью сказала Антонина Павловна.

— Я всё понимаю. Ты ведь знаешь, я тебя люблю. Просто я должна разобраться.

— Тут не в чем разбираться.

— Не обижайся. Пожалуйста.

Клавдия прижалась к матери. Антонина Павловна погладила её по спине.

— Как твоя бабушка уговаривала меня с ним не связываться. Но всем нам кажется, что мы своим умом сильны. А теперь ты не слушаешь. Поезжай, если хочешь. Насколько я знаю, он живёт на прежнем месте. Любопытно, каким он стал.

Клавдия уловила в голосе матери нотки ностальгии. Впрочем, это могла быть просто игра воображения.

Клавдия тряслась в рейсовом автобусе. Зимой дачников не было. В основном народ ехал местный. Разве что двое рыболовов в ватных штанах и телогрейках, с удочками и коловоротами ехали, чтобы целый день неподвижно просидеть на обледеневшей реке и поймать несколько плотвичек для кошки. У каждого своё представление об отдыхе.

Многие пассажиры знали друг друга. Они звучно переговаривались и делились новостями. Клавдия ловила обрывки фраз. Кто-то развёлся, кто-то сошёлся, дрова опять подорожали, по телевизору показывали тайфун.

Среди этих людей жил её отец. Клавдия нервничала. Она не знала, как он отнесётся к её приезду. «Красивый самец» — всё, что она смогла вытянуть из мамы. Перед глазами проходила череда кинозвёзд, с проседью в висках, но от этого ничуть не менее притягательных. Мама была слишком разборчивой. Чтобы покорить её, отец в самом деле должен быть особенным. Вопреки маминым словам, Клавдия испытывала к нему тёплые чувства и в глубине души пыталась оправдать его поступок. Может быть, родители не сошлись характерами? А может, он испугался ответственности, а потом жалел об этом?

Она вышла на остановке возле мини-маркета с названием «Скатерть-самобранка», здешнего очага культуры. Тройка мужиков возле входа пересчитывала сбережения, которых явно не хватало на запланированное проведение досуга. На пороге лежала дворняга. Собака гавкнула на отъезжающий автобус и снова улеглась на картон, подстеленный чьей-то заботливой рукой.

За городом было холоднее. По обочинам сугробы не убирались и выросли в пояс. Снег скрипел под ногами. В основном дома были деревянные, с резными крылечками. Лишь изредка встречались огороженные высокими заборами покинутые на зиму особняки горожан.

Клавдия без труда нашла нужный дом. За забором стоял добротный, деревянный сруб. Клавдия в нерешительности остановилась. Звонка на калитке не было. Из-за дома выбежала собака и залилась лаем, оповещая хозяев о гостье.

На крыльцо вышла толстая тётка неопределённого возраста, в душегрейке, сшитой из пледа, и тренировочных штанах с начёсом, заправленных в шерстяные носки.

Прежде Клавдия запросто могла ходить в таком виде, а теперь видела, как ужасно это смотрится со стороны.

— Вам кого? — не слишком дружелюбно спросила хозяйка.

— Илья Николаевич здесь живёт?

Женщина подозрительно оглядела гостью с головы до ног:

— Ну здесь. А зачем он понадобился?

— Я его... дочь, — с некоторой запинкой сказала Клавдия.

Слова, произнесённые вслух, обретают особый вес.

— Нету у него никакой дочери, — заявила женщина и повернулась уходить.

Вежливостью она не отличалась.

— Пожалуйста, позовите его, — крикнула Клавдия, пока женщина не скрылась за закрытой дверью.

— Люсь, кто там? — донеслось из избы.

— Говорит, дочка твоя, кобель блудливый.

— Откуда у меня дочка?

Оттерев женщину плечом, на порог вышел мужик. Клавдия от изумления потеряла дар речи. Обрюзгший, с отвислым животом, туго обтянутым свитером, он походил на старого выпивоху, а не на «красивого самца». Молодые глаза в обрамлении тёмных ресниц казались чужими на одутловатом лице. И светлая шевелюра осталась почти такой же густой, как в молодости.

Илья прищурился от света. Возле калитки стояла красотка в ладном белом пальтеце и в городских сапожках. Хороша, как кукла. В его глазах зажёгся интерес.

— Дочка, говоришь? Ну, проходи, — пригласил он и прикрикнул на собаку: — А ну пошла вон. Разгавкалась тут.

Он сунул ноги в галоши, протопал по садовой дорожке и услужливо отворил калитку. Клавдию ошарашило первое впечатление. Она пожалела, что не послушала маму, но отступать было поздно. Девушка нерешительно вошла.

В сенях возле двери валялась беспорядочная куча обуви. Рядом с сапогами и валенками были разбросаны сандалии и босоножки. Видимо, здесь было не принято убирать несезонную обувь. Обстановка в гостиной не менялась с прошлого века. На стене висел цветастый ковёр. На продавленном диване лежала груда вещей, а в старомодном серванте за стеклом как попало стояла посуда и множество безделушек. По полу были раскиданы машинки и кубики. Только телевизор был новый, с плоским экраном. Он работал на полную громкость.

Хозяин дома приглушил звук, но выключать телевизор не стал. Судя по всему, он был непременным фоном здешнего быта.

— Во, Люська, видала, какая дочура выросла? — самодовольно обратился Илья к жене.

Пышнотелая Люся исподлобья глянула на гостью.

— Не нагулялся, — процедила она, будто бы про себя, но так, чтобы услышали все.

— Цыц, баба. Лучше на стол собери чего-нибудь. Дочка приехала, как-никак, — шутливо скомандовал Илья и заговорщически подмигнул Клавдии: — Ревнивая. А ты чья же будешь?

— В каком смысле? — растерялась Клавдия.

— Мать-то кто?

— Стасова Антонина.

— Тонька?! Ну да. Точно. Значит, она всё ж таки родила. А я думал, поскольку по-тихому отскочила и больше не показывается, может, того... А она, значит, тебя сама растила? Молоток! Ну ты что надо! Нашинская порода. Если б не дочка, я бы за тобой приударил, — гоготнул он своей шутке.

— Ой, вот кобель-то, — сплюнула Люся, ни к кому особенно не обращаясь.

— А у нас трое, и одни пацаны, — продолжал Илья, не обращая внимания на реплику жены. — А теперь, вишь, дочка образовалась.

— Ты не больно-то радуйся, — оборвала его радостную тираду законная супруга. — Спроси лучше, зачем эта краля пожаловала?

Чувство такта было ей чуждо, как и гостеприимство. Она обернулась к Клавдии и спросила напрямик:

— Чего тебе от него надо, денег? Так у нас их нету. У нас у самих трое.

— Моя мама зарабатывает столько, сколько вам и не снилось, — ответила Клавдия.

— Тогда что? Хочет мужика назад вернуть? Деньгами примануть, жизнью городской да дочкой?

— Мама тут ни при чём. Я сама хотела увидеть отца.

— Чтоб узнать, что не инкубаторская? Гляди. Вот он, отец-герой. Ни одну юбку мимо не пропустит. Знаешь, сколько настрогал?

— Хватит, Люсь.

— Что Люсь? Что Люсь? Думаешь, если я молчу, то не знаю, какие ты с Веркой выкрутасы выделываешь? Мне добрые люди всё доложили.

— Это Баранчиха, что ли? Нашла добрячку. У неё язык, как помело. Она чего и нет, приврёт, — сказал Илья и обратился к Клавдии: — Да ты садись. В ногах правды нету.

Люся, недовольно поджав губы, плюхнула на стол кастрюлю с варёной картошкой и миску квашеной капусты.

— Не обессудь. Разносолов нету. Мы тут не городские.

— Спасибо, я не голодна, — отказалась Клавдия.

— Да не стесняйся ты. Люська, она не злобливая. Это только для виду ерепенится, — улыбнулся Илья и обратился к жене: — Люсь, что ты, ей-богу, собери на стол того сего. Кладовая ведь ломится. Не каждый день дочка приезжает.

Люся, ворча, вынесла из закромов кое-какую снедь: домашнее сало, солёные огурчики, сметану.

— А отпраздновать? — напомнил Илья.

Люся бухнула на стол бутылку.

— Сам делаю. Слеза. Лучше всякой покупной, — похвалился Илья. — Выпьем за встречу?

— Я не пью, — помотала головой Клавдия.

— А я и не предлагаю тебе пить. Так, причаститься. По стопочке.

— Нет, — наотрез отказалась Клавдия.

Из-под стола вылез сопливый карапуз лет трёх и подёргал Клавдию за подол:

— Тётя, чего привезла?

Клавдия растерялась. Ей в голову не пришло, что нужно прихватить гостинец. В сумке лежала начатая шоколадка. Клавдия встала, взяла с подоконника сумку, достала лакомство и протянула малышу.

— Держи.

Тот схватил шоколадку и стал поспешно запихивать в рот.

— Это наш меньшой. Хват растёт. Своего не упустит, — с одобрением сказал отец, а Люся при виде перепачканного шоколадом сына закричала:

— Федька, стервец. Опять чесаться захотел? А ну отдай сюда.

Она бросилась к мальчишке, но тот с рёвом побежал от неё вокруг стола.

Отец был явно доволен своим произведением.

— Смотри-ка, какая дочура вымахала. Всё на месте. В соку ягодка, — сказал он.