Клара Моисеева - В Помпеях был праздник Страница 29

Проходя мимо виллы жриц Диониса, Антоний был привлечен шумным весельем, устроенным в честь бога Диониса, покровителя веселья и пиров. По случаю праздника на вилле собралось много красивых девушек. Среди них были уже посвященные жрицы, танцовщицы и совсем юные и прекрасные девушки, которых сегодня должны были научить ритуальным танцам. Антоний знал, как красиво и весело проходит такой праздник, как много там вина и разных угощений. Но сейчас он так спешил в школу гладиаторов, что не осмелился остановиться и даже посмотреть. Он пошел дальше. Правда, остановился у стены соседнего дома и прочел нацарапанные на стене стихи. Не мог же он пройти мимо такой надписи!

Ничто на этом свете не вечно.Хоть и сияет нам Солнце златое,Но в океан оно все же садится;И месяц, который так ярко блещет,Бесследно исчезнет в глубинах неба.Поэтому, если страшным гневомТвоя любезная охвачена будет,Не поддавайся. Знай — пройдет буря,И снова нежный зефир повеет.

Антоний усмехнулся и подумал: «Любовь заставила его приняться за сочинение стихов… Но уж очень мрачны мысли поэта. „Ничто на этом свете не вечно“. Как он не прав! Разве он не видит, что многое вечно? Солнце восходит и заходит — вечно. Родится молодая луна, потом она становится полной, постепенно заходит, скрывается и снова выходит молодой — тысячи лет. Не это ли вечность? А море, огромное и необъятное, плещется у берегов постоянно и неизменно. И бесконечно много раз повторяется чудо рождения весны… Вокруг нас вечность, а этот мрачный, влюбленный юноша просто глуп», — сказал сам себе Антоний и тут же забыл о нем. Он вспомнил черноглазую Нику с красной розой в руках: «Хорошо бы снова повидать ее».

День был ясный и солнечный. С моря дул приятный ветерок, обдувая прохладой гирлянды вьющихся роз. Эти розы вились по стенам дома богатого фуллона, который вел торговлю с Римом. Образцы шерстяных тканей висели на окнах второго этажа. Все знали, что лучшего сукна не найдешь нигде. Из калитки выскочил полуголый раб с руками, синими до локтей. Он красил шерстяные ткани для плащей и накидок. Возможно, что он обжег правую руку, потому что бежал прижав руку к груди и постучался в калитку лекаря, который жил через дорогу.

У шумной харчевни на углу улицы, ведущей к школе гладиаторов, запели петухи. Был полдень — время обеда, и люди, заполнившие харчевню под навесом, кричали, спорили и смеялись, заглушая голос визгливой хозяйки.

— Посторонись! — кричала женщина, пробираясь среди спорящих о чем-то гончаров. — Посторонись, разве не видишь миски с горячей луковой похлебкой. Вот дубина!..

Подходя к школе гладиаторов, Антоний вдруг услыхал подземный гул и увидел, как закачались белые плиты, которыми была выложена улица. Но за ним следовала громыхающая повозка, и юноша подумал, что колеса слишком тяжелы, если раскачали громадные плиты, сохранившие следы повозок за долгие столетия.

Антоний вошел во двор гладиаторской школы и попросил привратника позвать ланисту. В руках у него был мешочек с деньгами — десять тысяч сестерций.

— Зови Стефана и приготовь расписку на десять тысяч сестерций, — сказал Антоний ланисте с видом господина, который требует почтительного отношения к себе.

Лицо ланисты осветилось ослепительной улыбкой. Низко кланяясь Антонию, он сказал, что все будет сделано наилучшим образом. Он схватил свиток, который торчал у него за поясом, и, не теряя времени, принялся за расписку.

— Небывалый случай, — сказал ланиста. — Я никогда не продавал учеников гладиаторской школы. Это невыгодно. Только из уважения к тебе и твоему отцу, знаменитому философу, я отступаю от своих правил.

— Прихватив при этом десять тысяч! — усмехнулся Антоний. — Ты бы делал эти уступки каждый день, если бы находились покупатели. Однако где же Стефан? Поторопись…

— Скоро обед, — сказал ланиста, — я приглашаю тебя вместе со Стефаном пообедать в гладиаторской школе.

— Нет-нет, я тороплюсь. Нас ждет Манилий Тегет. Мы вместе со Стефаном будем на обеде философов.

— Ты хочешь сказать, что этот ничтожный мальчишка будет возлежать рядом со знаменитыми учеными?

— Должно быть, так, — сухо ответил Антоний. — Будь повежливей, ланиста, с юношей, которого ты ограбил. Забери скорее деньги — они жгут мне руки. А тебе они должны прожечь твой мешок. Ведь ты незаконно их получаешь. Ты впятеро превысил сумму, отданную тобой этому легкомысленному юноше. Однако что за странный грохот? И небо темнеет…

— Пустое! — воскликнул ланиста. — Помпейцы давно привыкли к тому, что земля иногда вздрагивает и раскачивает храм Аполлона. Однако он восстановлен. Все будет хорошо. А вот и Стефан… Получай расписку.

Уводя с собой изумленного Стефана, Антоний не сдержался и сказал улыбающемуся ланисте:

— Настанет день, и тебя, ланиста, призовут к ответу за твои мошеннические проделки. Справедливый суд накажет тебя!..

Стефан горячо благодарил Антония. Он стал говорить о своей верности и готовности служить ему до конца своих дней. Но он не успел досказать свою мысль, потому что небо стало черным, раздался оглушительный грохот, земля задрожала, стены закачались, из остроконечной вершины Везувия вырвалось пламя, и крики людей, заглушаемые подземным гулом, возвестили о величайшем бедствии.

Антоний и Стефан, держась за руки, бежали к дому Манилия Тегета. Они бежали в полной темноте, наугад, а с неба сыпался горячий пепел. Они покрылись шерстяной накидкой Антония и пытались ускорить шаг, но идти становилось все труднее. Когда темнота полностью поглотила Помпеи, огонь, извергающийся из кратера Везувия, словно гигантский светильник заполыхал в небе.

Антоний и Стефан едва передвигались, потому что вместе с горячим пеплом на город посыпались камни. Надо было чем-то прикрыть головы, чтобы предохранить от ударов, но нечем было. А навстречу им шли люди, и сквозь грохот и гул были слышны крики отчаяния. Иные из них прикрыли головы подушками, тюфяками, коврами. Иные бежали куда-то с мешками. Может быть, успели захватить с собой позолоченную посуду или драгоценности. Юношей обгоняли двухколесные повозки, запряженные мулами или лошадьми. Страшная паника, ужас и отчаяние парили повсюду. Но Антоний первый заметил, что густые испарения серы не дают дышать. В узких улочках можно было задохнуться. И он потащил Стефана на просторную улицу, где было еще страшнее, потому что навстречу двигалась лавина людей — они стремились покинуть город.

— Антоний, — сказал Стефан, — почему-то люди идут навстречу. Может быть, они знают, куда идти?

— Но мы тоже знаем, Стефан. Ведь нам надо прежде всего прийти в наш дом и увести моих родителей. Боюсь, что они не покинут дом, будут меня ждать. Я знаю, они ждут меня и боятся уйти, чтобы не потеряться. Если бы я не покинул дом, мы бы все вместе решили, что делать…

— Все из-за меня, Антоний… Спасая меня, ты оказался вдали от дома. Ты прав: мы должны спешить в твой дом. Мы должны увести твоих родителей.

Теперь они двигались очень медленно, то и дело спотыкаясь, шарахаясь в сторону от падающих камней, от мертвых птиц, которые валились с неба. Повсюду слышался плач детей и крики женщин. В темноте люди старались узнать друг друга по голосам, но в этом страшном хаосе невозможно было узнать голоса.

Они были где-то недалеко от форума, когда особенно ярко вспыхнуло пламя на вершине Везувия и стало видно, что храм Аполлона лежит в руинах, а среди руин — тела несчастных, которые были поблизости и погибли под градом камней и обрушившихся стен. Стефан споткнулся о что-то мягкое и вдруг в свете молнии увидел убитую собаку. Стоящие рядом повозки не двигались, потому что путь им преградила свалившаяся колонна. Снова стало темно, и только по крикам, причитаниям и плачу можно было понять, что делается с людьми, очутившимися на улицах Помпей. Но люди, идущие но этим дорогам, искали спасения за пределами города… Найдут ли спасение те, кто решил переждать несчастье в своих домах? Эти горячие камни, падающие с неба, должно быть, обрушили крыши…

Думая обо всем этом, Антоний с ужасом представил себе свой дом, отца, сидящего в библиотеке, и мать, которая несомненно оплакивает сейчас Антония. Доберутся ли они со Стефаном до поместья Манилия Тегета?

Настал момент, когда уже невозможно было пробираться вперед. Поток людей и повозок увлек их, и они, обессиленные, обожженные и трепещущие от страха, были увлечены толпой неведомо куда.

Какая-то женщина, идущая с ними рядом, все время прикрывала младенца подушкой. Ребенок кричал, просился домой. Поправляя на голове толстое шерстяное одеяло, женщина, увидев, что юноши ничего не имеют с собой, велела им взять ковер из овечьей шерсти. Он лежал на маленькой повозке, которую тащил раб. Антоний и Стефан, обнявшись и укрывшись ковром, шли уже в обратном направлении от дома Манилия Тегета. Антоний утешал себя лишь тем, что, может быть, это несчастье приостановится. Может быть, боги, в которых он вчера еще не верил, сегодня помогут ему и спасут родителей от гибели. А он вернется к ним тотчас же, как только прекратится этот каменный дождь и эту темноту пронзит хоть один-единственный солнечный луч.