Юность. Автобиография… почти. Книга вторая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон» - Илья Андреевич Беляев Страница 29

Деревья стояли спокойно, не качаясь и даже не шевеля листвой. Пропал и тот еле уловимый ветерок, который был с утра. Солнце двигалось к горизонту, хотя какой горизонт может быть в городе — сплошные дома, а между ними еще, а там опять и снова. Нет, природу нужно искать за городом и лучше всего в одиночестве, когда тебя никто не торопит и сам не спешит уехать, уйти из какого-нибудь чудесного места. Только в одиночестве, в лесной красоте, человек может найти себя, понять многое, до этого момента неизвестное, узнать новое, никогда не изученное. Природа вдохновляет людей, дает частицу спокойствия. Только тот, кто по-настоящему видит все это, может совершить многое!

«Почему все считают меня неспособным чувствовать сострадание?»

День восьмой

Эх, везет цирковым артистам, а наши ребята в училище учатся, работают — не повезло. Моя жизнь чем-то похожа на две параллельно идущие, но иногда пересекающиеся линии. Как же все-таки хорошо чувствовать себя кем-то значимым, на которого надеются и ждут.

На улице была такая же чудесная погода, как вчера, может даже и лучше, а до трех часов делать было нечего совершенно. Друзей в этот час дома, конечно, нет: Леша в школе, Мишка на работе, Саня по утрам вечно в гараже сидит, причем в соседском. Что там делать? Лучше на рыбалку сходить. Ну и что, когда до нее километров за двадцать? Прогулка по свежему воздуху никогда не помешает, наоборот, укрепляет опорно-двигательную систему нижних конечностей.

Прямо около уха затрещал надоедливый телефон. «Выкинуть бы его за балкон, чтобы не отвлекал от мысленных блужданий!» Я долго не снимал трубку, а он все звонил и звонил. Наконец, где-то после двадцатого гудка терпение лопнуло.

— Алло! — крикнул я в трубку, собираясь прочитать лекцию на тему: «Как плохо звонить и при этом не говорить ничего».

«Не «стиморола» же они переели, который так свяжет челюсти и сведет прямую кишку, что тогда уж точно лучше молчать, чем говорить». Но все мои надежды на заранее подготовленную речь не оправдались. Сквозь шум, треск и помехи пробился голос Миши — моего бывшего одноклассника и лучшего друга (по крайне мере он таким был, пока не стал злоупотреблять «газированной водой» с градусами), который, как Вы помните, участвовал со всеми остальными в весело-деловой операции «Вихрь антиревизор».

— Алло! — крикнул он еще громче меня.

«Ну, слава Богу, а то звонят тут всякие, не представляются даже!»

— А, Миш, здоров! Сколько лет, сколько зим! Отчего вдруг решил позвонить?

— Да сижу дома. Делать нечего. Никого нет, все на работе. Абсолютно все!

— Так ты к нам приезжай! У нас тут всегда весело.

— Ага. У меня проездного нет.

Я знал, что он скажет именно так. Сколько раз предлагал приехать, навестить: Саню, Леху… А он все: «Проездного нет! Проездного нет!» Забрался же черт знает куда — аж на другой конец города, там, где Лавочкина… или Скамеечкина… теперь уже точно не помню — километрах в двадцати от наших мест, это если на прямик считать. А уж если на трамвае да автобусе — все тридцать будет. Теперь если раз в месяц приедет — достижением считается. Что он там днями делает? «Воду» хлещет, от которой потом в голове «ни бум-бум»?

— Я чего звоню, тут на днях должен Юрик из Москвы приехать. Может, соберемся, где отметим?

«Ему бы все собираться!» Кстати, Юрий — один из нашей школьной четверки. Все «умные» ребята еще в шестом классе разбежались. Так мы до одиннадцатого вместе и продержались. Соотношение сил, конечно, было не в нашу пользу — четверо к шестнадцати, но в некоторых случаях девчонки уступали и соглашались с нами. На уроках мы всегда сидели на последних партах, таким своеобразным квадратом и учитель литературы всегда «подкалывал» нас чем-то вроде: «А что нам может сказать вон то заднее болото, удобно расположившееся среди всего этого цветника» (цветником он любил называть противоположную нам половину). Но мы сохраняли гордое молчание, и ему приходилось изрядно покричать, прежде чем добиться хоть какого-нибудь ответа.

— Отметим-отметим, только на следующей неделе, а то эта у меня полностью загружена.

— Хорошо, тогда я еще потом позвоню, дня через три-четыре.

«Ну, вот и еще один нашелся, — подумал я, опуская трубку. — Долго же он раздумывал, прежде чем позвонить. Совсем отошел от дел, а был же нормальным человеком!»

До выступления, как показывали будильники, оставалось чуть больше двух часов. Не спеша одевшись и выйдя на улицу, я решил пройтись по магазинам, раз еще позволяет время. Ходил долго и не заметил, как пешком дошел до центра города. Это же надо умудриться так идти, чтобы не заметить, как полгорода обойти. Как говорили мои друзья: «Запомни, мы с тобой по магазинам ходить больше не будем! Ты же так несешься, что и на машине не догонишь. Ищи других дураков!»

Как ни странно, но меня даже не остановила от прогулки жаркая погода. Я ее будто не замечал. Единственное, что я видел кроме магазинов с разнообразными товарами, — какого-то пьяного мужика, к которому тихо и незаметно подкрадывались два сотрудника милиции, собираясь, по всей вероятности, одеть на него «браслеты» и отправить в какую-нибудь кутузку. Погода в этот день меня мало интересовала, а попросту не интересовала вообще. Раз дождя нет, значит хорошо, можно и побродить больше обычного.

Легкий ветерок трепал вымытые после Мишкиного звонка волосы и делал воздух чистым, прогоняя прочь все выхлопные газы от машин и других вредных агрегатов. На небе с утра не показывалось ни облачка, из чего можно было сделать вывод, что такая прекрасная погода продержится до самого вечера. На улице было так хорошо, что даже не хотелось забираться в дом, а просто найти где-нибудь тенек и посидеть пару часиков, предаваясь воспоминаниям, а мне было что вспомнить — как хорошее, так и плохое. Оставаться, к сожалению, сегодня нельзя, несмотря ни на что, даже на такой великолепный день. На носу выступление (даже ближе), опаздывать ну совсем не следует. Как-никак последнее завершающее выступление, а уж после… после можно и мечтам предаться, даже не обязательно цирковым, хотя и об этом нужно никогда не забывать.

Подходя к ДК профсоюзов, я увидел, как над кирпичами тротуарной плитки дрожит воздух. Это всегда замечается при такой жаре, да и не я единственный, кто открывал такую истину.