Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Орден Феникса Страница 3

Дадли был таким же крупным, как и раньше, но год жёсткой диеты и новый дар, который в нём открылся, заметно изменили его фигуру. Как дядя Вернон восхищённо сообщал всякому, кто готов был слушать, Дадли недавно стал чемпионом юго-востока Англии по боксу среди школьников своей возрастной группы. «Благородный спорт», как выражался дядя Вернон, сделал Дадли ещё более устрашающим, чем в начальной школе, когда он превратил Гарри в свою первую боксёрскую грушу. Гарри уже совершенно не боялся двоюродного брата, и всё же особой радости его появление не вызвало. Удар у Дадли теперь был поставлен получше. Все соседские мальчики перед ним трепетали – больше даже, чем перед «этим Поттером», который, как им говорили, был отпетый хулиган и учился в школе святого Брутуса для подростков с неискоренимыми криминальными наклонностями. Глядя на движущихся по траве парней, Гарри гадал, кого они колошматили сегодня вечером. «Ну оглянитесь же, – невольно упрашивал он. – Разуйте глаза… Оглянитесь… Я тут сижу один… Лёгкая добыча…»

Если дружки Дадли его сейчас увидят, они, конечно же, потопают прямо к нему, и что тогда станет делать Дадли? Терять лицо перед всей шайкой ему не захочется, но провоцировать Гарри будет ох как страшно… Весело будет смотреть на нерешительного Дадли, дразнить его, потешаться над его бессилием. А если кто из дружков полезет, он, Гарри, к этому готов – волшебная палочка при нём. Пусть попытаются… Он очень даже не прочь сорвать злость на тех, кто в прошлом превратил его жизнь в ад.

Но они не оглянулись, не увидели его. Вот они уже почти у ограды парка. Гарри подавил побуждение их окликнуть. Напрашиваться на драку – не самое умное поведение. Он не должен применять волшебство. Не должен вновь подвергать себя риску исключения. Голоса Дадли и его компании делались всё тише. Парней уже не было видно, они шли по шоссе Магнолий.

«Так-то, Сириус, – сумрачно думал Гарри. – Можешь быть доволен. Никаких опрометчивых поступков. Нос по ветру. Прямая противоположность тому, как ты сам себя вёл».

Он встал на ноги и выпрямился. Тётя Петунья и дядя Вернон, судя по всему, считали, что Дадли, когда бы он ни вернулся домой, возвращается как раз вовремя, а его приход хоть минутой позже – уже непростительное опоздание. Дядя грозился запереть Гарри в сарае, если он ещё раз посмеет вернуться после Дадли, и, подавляя зевоту и по-прежнему хмурясь, Гарри двинулся к калитке парка. Шоссе Магнолий, как и Тисовая улица, было застроено крупными, незамысловатыми, похожими друг на друга домами с идеально, как в парикмахерской, подстриженными газонами, и хозяева их были крупные, незамысловатые, похожие друг на друга люди, которые ездили в очень чистых машинах, точь-в-точь как у дяди Вернона. Литтл-Уингинг больше нравился Гарри поздним вечером, когда занавешенные окна сияли во тьме бриллиантовыми квадратами и он, проходя мимо, мог не опасаться услышать ворчание по поводу своей «антиобщественной» внешности. Он ускорил шаг и, миновав полпути вдоль шоссе Магнолий, опять увидел компанию. Дружки прощались с Дадли у поворота на улицу Магнолий. Гарри притаился в тени большого сиреневого куста.

– Визг поднял – точно поросёнок, – вспоминал Малкольм под гогот остальных.

– Классный хук правой, Большой Дэ, – заметил Пирс.

– Ну что, завтра в то же время? – спросил Дадли.

– Давайте у меня, моих дома не будет, – предложил Гордон.

– Пока, договорились, – сказал Дадли.

– Пока, Дад!

– До завтра, Большой Дэ!

Гарри подождал, пока дружки Дадли двинулись по домам. Когда их голоса опять стали еле слышны, он повернул за угол и очень быстро зашагал по улице Магнолий. Дадли шёл не торопясь и мычал себе под нос что-то немелодичное.

– Привет, Большой Дэ!

Дадли оглянулся.

– А, – бросил он, – это ты…

– Давно ты Большим Дэ заделался? – спросил Гарри.

– Заткнись, – огрызнулся Дадли и повернул голову обратно.

– Неплохое имечко, – заметил Гарри и, улыбаясь, пошёл рядом с двоюродным братом. – Но для меня ты всегда будешь масеньким Дадликом.

– Я сказал: ЗАТКНИСЬ! – рявкнул Дадли, и его розовые, как ветчина, руки сжались в кулаки.

– Интересно, знают твои дружки, как мама тебя называет?

– Сгинь, понял?

– Ей ты что-то не приказывал сгинуть. А как насчёт «малыша» и «моего крохотулечки»? Может, мне так лучше к тебе обращаться?

Дадли ничего не ответил. На то, чтобы не наброситься на Гарри, уходила, казалось, вся его выдержка.

– Ну, так кого же ты сегодня бил? – спросил Гарри, уже не улыбаясь. – Очередного десятилетнего? Два дня назад, я слыхал, ты расправился с Марком Эвансом.

– Он сам напрашивался, – проворчал Дадли.

– Да неужели?

– Он со мной нахальничал.

– Да? Может, он сказал, что ты похож на свинью, которую научили ходить на задних копытах? Если так, Дад, это не нахальство, а чистая правда.

На щеке у Дадли задёргался мускул. Гарри чрезвычайно приятно было знать, что он доводит Дадли до белого каления. Ему казалось, он перекачивает в двоюродного брата своё уныние, своё бездействие, – другого способа от них избавиться у него не было.

Они повернули в узкий проулок, где Гарри в первый раз увидел Сириуса. Это был кратчайший переход с улицы Магнолий на Тисовую. Там было пусто и гораздо темней, чем на освещённых фонарями улицах. Стены гаражей по одну сторону и высокий забор по другую заглушали звук их шагов.

– Носишь с собой эту штуку и думаешь, что ты важная персона? – спросил Дадли спустя несколько секунд.

– Какую штуку?

– Которую ты прячешь.

Гарри опять заулыбался.

– А ты, оказывается, не такой остолоп, каким выглядишь. Я уж подумал, ты не умеешь одновременно идти и разговаривать.

Гарри выдернул волшебную палочку и увидел, как Дадли на неё косится.

– Тебе запрещено, – мигом сказал Дадли. – Думаешь, я не знаю? Если что, тебя исключат из твоей уродской школы.

– Ты уверен, Большой Дэ, что там не изменились правила?

– Не изменились, – сказал Дадли не совсем уверенным тоном.

Гарри мягко рассмеялся.

– А без этой штуки слабо тебе на меня, да? – прорычал Дадли.

– Кто бы спрашивал. Тебе-то всего-навсего нужны четверо дружков рядом, чтобы сунуться к десятилетнему. Каким там боксёрским титулом ты хвалишься? Сколько было твоему противнику? Семь? Восемь?

– Шестнадцать, к твоему сведению! – рявкнул Дадли. – Его двадцать минут потом приводили в чувство, а весил он раза в два больше, чем ты. Попляшешь у меня, когда я расскажу папе, что ты вынимал эту штуку…

– Значит, сразу к папочке, да? Его масенький чемпиончик по боксу страшно испугался палочки нехорошего Гарри.

– А ночью ты что-то не такой храбрый, – с издёвкой проговорил Дадли.

– А сейчас что, не ночь, Дадлик? Ночь, к твоему сведению, это такое время суток, когда темно.

– А я говорю про то время суток, когда ты спишь!

Дадли остановился. Гарри тоже. Он уставился на двоюродного брата. Как ни плохо он видел широкое лицо Дадли, в нём читалось странное торжество.

– Как это понимать: не такой храбрый, когда сплю? – спросил Гарри, совершенно сбитый с толку. – Чего я в это время могу бояться? Подушек, что ли?

– Я кое-что слышал прошлой ночью, – негромко сказал Дадли. – Разговоры во сне. Стоны.

– Как это понимать? – повторил Гарри, но в живот ему будто вдвинулось что-то холодное. Прошлой ночью он в очередной раз был на кладбище.

Дадли грубо хохотнул, точно подала голос собака. Потом запричитал тонким деланным голоском:

– «Не убивайте Седрика! Не убивайте Седрика!» Кто такой Седрик – твой бойфренд?

– Я… ты всё врёшь, – машинально сказал Гарри. Но во рту у него пересохло. Он знал, что Дадли не врёт. Как бы он узнал про Седрика, если бы и в самом деле не услышал?

– «Папа! Папа! На помощь! Он хочет меня убить! Ой! Ой!»

– Заткнись, – тихо произнёс Гарри. – Заткнись, Дадли. Я тебя предупреждаю.

– «Папа, ко мне! Мама, на помощь! Он убил Седрика! Папа, на помощь! Он хочет…» Не направляй на меня эту штуку!

Дадли попятился и упёрся в стену. Гарри стоял, нацелив волшебную палочку прямо ему в сердце. Гарри чувствовал, как в жилах у него стучат все четырнадцать лет ненависти к Дадли. Чего бы он только не дал за право нанести удар прямо сейчас, заколдовать его так, что он поползёт домой в виде насекомого, немой, обросший щупальцами…

– Не смей об этом больше говорить! – рявкнул Гарри. – Понял меня?

– Направь в другую сторону!

– Я спрашиваю: понял меня?

– Направь в другую сторону!

– ПОНЯЛ МЕНЯ?

– УБЕРИ ЭТУ ШТУКУ…

Дадли странно, судорожно вздохнул, как будто его сунули в ледяную воду.

Что-то произошло с самой ночью. Тёмно-синее усеянное звёздами небо вдруг стало совершенно чёрным. Весь огонь в нём пропал – не было ни звёзд, ни луны, ни смутно светивших фонарей у обоих концов проулка. Не слышно было ни отдалённого шума машин, ни шелеста деревьев. Вместо ласкового летнего вечера – пробирающий насквозь холод. Их окружала кромешная тьма, непроницаемая и безмолвная, словно чья-то огромная рука набросила на весь проулок плотную ледяную ткань.