Мадлен Л`Энгл - Быстро вращается планета Страница 3

И мама рассказывала, как она гуляла по лугу и думала, зацветет ли ива еще хоть раз? И после этого она каждую весну ждала, когда на иве появятся пушистые почки, и вспоминала те дни. И никогда больше цветение ивы не было для нее чем-то обыденным.

Ее супруг кивнул:

– Тогда приговор был отменен. Может, так будет и сейчас.

– Тогда было похоже? – Взгляд карих глаз Сэнди был серьезен.

– Не было. Но тем не менее пришло еще много славных весен, и ива цвела. – Он передал клюквенный соус миссис О’Киф.

– Сбираю днесь, – пробормотала она и жестом отказалась от соуса.

Мистер Мёрри подался к ней:

– Что это?

– В Таре я сбираю днесь, – раздраженно произнесла миссис О’Киф. – Не могу вспомнить. Важно. Вы не знаете?

– Боюсь, нет. Что это такое?

– Слово. Слово Патрика. Нужно сейчас.

Мать Кальвина всегда была неразговорчива. Дома она общалась с окружающими в основном посредством ворчания. Ее дети, за исключением Кальвина, поздно начали говорить, потому что до школы им редко доводилось услышать полное предложение.

– Моя бабка была из Ирландии. – Миссис О’Киф указала на Чарльза Уоллеса и опрокинула свой бокал.

Деннис вытер пролитое бумажным полотенцем.

– Полагаю, в космическом плане не имеет особого значения, взорвет себя наша второразрядная планетка или нет.

– Деннис! – воскликнула Мег и повернулась к матери. – Извините, что использую это в качестве примера, но, Дэн, помнишь, как мама выделила в митохондрии фарандолы?

– Конечно помню, – перебил сестру Деннис. – За это она и получила Нобелевскую премию.

Миссис Мёрри подняла руку:

– Дай Мег сказать.

– Ну так вот: фарандолы такие крохотные, что казалось, будто они не могут иметь никакого особенного значения, но они существуют в симбиозе с митохондриями…

– Все, понял. А митохондрии обеспечивают нас энергией, и если что-то случится с нашими фарандолами, это повлияет и на митохондрии…

– И, – подытожила Мег, – если такое случится, мы можем умереть от потери сил, как тебе хорошо известно.

– Продолжай, – сказал Сэнди.

– Так что если мы взорвем собственную планету, это наверняка скажется на нашей Солнечной системе, а это может повлиять на нашу Галактику, а это может повлиять…

– Старая добрая теория о цепной реакции? – спросил Сэнди.

– Более того. Взаимозависимость. Не просто одно ведет к другому по прямой, но всё и все повсюду взаимодействуют.

Деннис выбросил мокрое бумажное полотенце, положил поверх испачканной скатерти чистую салфетку и заново наполнил бокал миссис О’Киф. Несмотря на двойные рамы, задернутые шторы зашевелились и по комнате прошел сквозняк. В каминную трубу брызнули тяжелые капли дождя, и огонь зашипел.

– Я все-таки думаю, – сказал Деннис, – что ты переоцениваешь важность этой планеты. Мы все перепортили. Может, и к лучшему будет, если мы взорвемся.

– Деннис, ты же врач! – возмутилась Мег.

– Пока еще нет, – сказал Сэнди.

– Ну так скоро будет! Ему полагается оберегать жизнь и заботиться о ней!

– Извини, сестренка, – быстро сказал Деннис.

– Это просто его способ насвистывать в темноте. – Сэнди положил себе рису с подливкой и поднял стакан, салютуя сестре. – И вообще, помирать лучше на полный желудок.

– Я серьезно, хоть и не совсем, – сказал Деннис. – Я думаю, что мы неправильно расставили приоритеты – мы, люди. Мы забыли, что стоит беречь, а что нет, иначе мы бы не влипли в такую передрягу.

– Серьезно, несерьезно… – проворчала миссис О’Киф. – Никогда не понимала, что вы такое болтаете. Даже ты. – И она снова указала на Чарльза Уоллеса, хоть на этот раз и не опрокинула бокал.

Сэнди посмотрел поверх стола на младшего брата – тот выглядел маленьким и бледным.

– Чарльз, ты почти ничего не ешь и не разговариваешь.

– Я слушаю, – ответил Чарльз Уоллес, глядя не на Сэнди, а на сестру.

Мег насторожилась:

– Что слушаешь?

Чарльз Уоллес качнул головой – едва заметно, так, что поняла только Мег. И перестала расспрашивать.

– Призываю в Тару днесь всю святую мощь Небес![2] – Миссис О’Киф указала на Чарльза и снова опрокинула бокал.

На этот раз никто не шелохнулся, чтобы вытереть лужу.

– Моя бабка из Ирландии. Она учила меня. Говорила, это очень важно. Призываю в Тару днесь всю святую мощь Небес… – Голос ее иссяк.

Дети миссис О’Киф звали ее Ма. У всех, кроме Кальвина, это звучало как оскорбление. Мег трудно было называть свекровь мамой, но теперь она отодвинула стул, вышла из-за стола и присела рядом со старой женщиной.

– Ма, – мягко спросила она, – чему вас учила ваша бабушка?

– Полагаться на это Слово, чтоб сдерживать тьму.

– Но как?

– Всю святую мощь Небес, – напевно произнесла миссис О’Киф:

Солнце – светоч наш дневной,Снег, слепящий белизной,Пламень, властный греть и жечь…

В это мгновение в дымоход как будто ведро воды вывернули. Языки пламени заметались, и в комнату повалили клубы дыма.

– Пламень, властный греть и жечь, – твердо повторил Чарльз Уоллес.

Яблоневые поленья зашипели, но пламя собралось с силами и снова ярко вспыхнуло.

Миссис О’Киф положила корявую руку на плечо Мег и с силой надавила, словно это помогало ей вспоминать:

Молнию – разящий меч,Ветер, чей так скор полет…

Ударил мощнейший порыв ветра, и дом содрогнулся, но устоял.

Миссис О’Киф давила, пока Мег не показалось, что она сейчас упадет под этой тяжестью.

Море – бездну темных вод,Скалы, чьи отвесны склоны,Землю с твердью непреклонной…

Опершись о плечо Мег, она встала и осталась стоять, глядя на языки пламени в камине.

Пусть по милости Творца,Всемогущего Отца,Встанет эта мощь стенойМежду силой тьмы и мной.

В голосе ее зазвучало торжество:

– Пущай знает этот Бешеный Пес Бран-как-его-там!

Близнецы в замешательстве переглянулись. Мистер Мёрри отрезал еще кусок индейки. Лицо миссис Мёрри было безмятежно, но к общению не располагало. Чарльз Уоллес задумчиво смотрел на миссис О’Киф. Мег поднялась и вернулась на свое место, сбежав от невероятной тяжести свекровиной руки. Мег была уверена, что на плече у нее остались синяки – отпечатки пальцев.

Когда Мег отошла, миссис О’Киф словно съежилась и тяжело осела в кресле.

– Очень она на это надеялась, бабка-то моя. Сто лет об этом не думала. Старалась не думать. С чего вдруг сегодня вечером вспомнила? – Она дышала с трудом, словно переутомилась.

– Похоже на «Щит святого Патрика», – сказал Сэнди. – Мы его пели в певческом клубе в колледже. Одна из моих любимых песен. Изумительные созвучия.

– Не песня! – возразила миссис О’Киф. – Слово. Патриково Слово. Чтоб уберечь от беды. В грозный час сбираю днесь всю святую мощь Небес…

И тут внезапно погас свет. Порыв ветра пронесся над столом и задул свечи. Урчание холодильника смолкло. Печь в подвале перестала мурлыкать. Холодная сырость завладела комнатой, и в нос ударил запах разложения. Огонь в очаге съежился.

– Скажи его, Ма! – воскликнул Чарльз Уоллес. – Скажи его целиком!

Голос миссис О’Киф был еле слышен.

– Я забыла…

Молния вспыхнула так ярко, что свет проник через задернутые шторы. Следом раздался страшный раскат грома.

– Я скажу его вместе с тобой, – настойчиво проговорил Чарльз Уоллес. – Но нужно, чтобы ты помогла мне. Давай. В грозный час сбираю днесь всю святую мощь Небес…

Молния и гром ударили почти одновременно. Потом раздался оглушительный треск.

– Попало в какое-то дерево, – сказала миссис Мёрри.

– Всю святую мощь Небес, – повторил Чарльз Уоллес.

Голос старой женщины подхватил:

– Солнце – светоч наш дневной…

Деннис чиркнул спичкой и зажег свечи. Сперва их огоньки метались и воск стекал ручейками, но потом они успокоились и загорелись ярко.

…Снег, слепящий белизной,Пламень, властный греть и жечь,Молнию – разящий меч…

Мег ждала, что сейчас снова вспыхнет молния и ударит уже в сам дом. Вместо этого свет зажегся так же внезапно, как до этого погас. Печь заурчала. Комната снова наполнилась теплом и светом.

…Море – бездну темных вод,Скалы, чьи отвесны склоны,Землю с твердью непреклонной.Пусть по милости Творца,Всемогущего Отца,Встанет эта мощь стенойМежду силой тьмы и мной.

Чарльз Уоллес немного отодвинул штору.

– Дождь перешел в снег. Земля бела и прекрасна.

– Отлично. – Сэнди оглядел комнату. – И что все это означает? Я понимаю, что-то произошло – но что?

Несколько мгновений все молчали.

Потом Мег произнесла:

– Возможно, у нас появилась надежда.

Сэнди отмахнулся от ее слов:

– Мег, ну будь же благоразумна, в самом-то деле.

– Зачем? Мы живем в неблагоразумном мире. Ядерная война неблагоразумна. Благоразумие ничего нам не даст.