Никита Марзан - Приключения Корзинкиной Страница 3

— деньги любят зеленый цвет,

— деньги любят металл,

— деньги любят юпитер,

— деньги любят четверг,

— и деньги любят число 555.

— Что за чушь? — удивился папа.

— Лучшая копилка — зеленая, — мама подняла вверх указательный палец, — и хорошо, если на ней нарисована желтая корона. В четверг, в первый день новолуния, ты опускаешь в банку пятьсот пятьдесят пять монет и заливаешь воском.

— И что? — спросил папа.

— Ничего, — сказала мама, — копилку с короной отдашь Корзинкиной.

— Такой копилки у меня нет, — папа развел руками, — зато есть копилка в виде сыра. Он желтый, как корона.

— Я выбрала божка, — напомнила Корзинкина, — его зовут Дрын-Дыр.

— Вот, держи, — папа отдал Корзинкиной божка, — кстати, в Дрын-Дыре что-то дрын-дырчит. Может быть, там старые монетки?

— Нет, — Корзинкина спрятала божка за спину, — это он со мной разговаривает.

И со следующего дня, как только у папы или мамы оказывалась мелочь, они несли ее Корзинкиной. Корзинкина садилась на подоконник, брала в руки божка и кидала мелочь в дырочку на его голове. И божок глухо бормотал. Как будто благодарил.

— Послушай, — спросила Корзинкина божка, — сколько у тебя денег?

Божок нахмурился и опустил глаза.

— Дрын- Дыр — терпеливо продолжила Корзинкина, — мне надо знать, сколько у тебя денег?

— Зачем? — спросил божок металлическим голосом.

— Надо, — Корзинкина не собиралась выкладывать свои секреты про мышку.

— Да какой это секрет, — сказал Дрын-Дыр, — ты, Корзинкина, хочешь купить в зоомагазине белую мышь и покрасить ее в серый цвет. Тоже мне, тайны мадридского двора.

— Почему мадридского? — не поняла Корзинкина.

— Не знаю, — сказал божок, — да и какая разница. Денег все равно не дам.

— То есть, как не дашь? — оторопела Корзинкина, — если, я твоя хозяйка?

Божок молчал. Он словно бы даже смотрел в другую сторону, хотя ни разу не пошевелился.

— Ну, хорошо, — Корзинкина решила зайти с другой стороны, — а на что ты мне дашь деньги?

— Хочу сказать тебе правду, — Дрын-Дыр смотрел в глаза Корзинкиной, — ни на что.

— Тогда я тебе тоже больше ничего не дам, — рассердилась Корзинкина, — вот, жмот.

— Ты с кем разговариваешь, Корзинкина? — заглянула в комнату мама.

— Ой, мама, — Корзинкина запихнула божка в ящик стола, — а я и не слышала, как вы с собрания вернулись. Светлана Петровна ругалась?

— Я ужасно голодная, — мама схватила Корзинкину за руку и потащила на кухню, — пошли печь блины. Про дела потом.

— Я сейчас, — Корзинкина открыла ящик стола, — ты иди, мама, я догоню.

Божок сердился. Это было видно по его сверкающим от гнева глазам.

— Это потому, что ты голодный, — объяснила Корзинкина, — я напеку блинов, и ты подобреешь.

Глава 6

Когда божок доедал пятый блин в кухню вошел папа. Он прошел мимо стола с блинами и уткнулся носом в угол между холодильником и окном.

— И за меня в углу постой тоже, — мама ловко перекидывала на сковородке румяный блин, — а то у меня блины подгорают.

— Ладно, — буркнул папа и посмотрел на настенные часы. А потом скосил глаза на работающий телевизор, — переключите на футбол.

— Еще чего, — хмыкнула мама, намазывая маслом стопку блинов, — про футбол Светлана Петровна ничего не говорила. Смотри с нами балет.

Корзинкина смотрела на родителей с открытым ртом.

— А чего папа в углу стоит? — спросила Корзинкина Дрын-Дыра.

Божок знал все на свете.

— Он наказан, — сказал Дрын-Дыр голосом мамы, — Светлана Петровна велела ему в углу стоять.

— Папу в угол поставили? — еще больше удивилась Корзинкина.

— И маму тоже, между прочим, — наябедничал папа.

— У нас всего один свободный угол, — сказала мама.

— Хотели купить тебе компьютер, — сказал божок папиным голосом, — а Светлана Петровна против компьютера.

— Мне купить компьютер? — сказала Корзинкина, — ух ты, прикольно.

— И не только компьютер, — сказала мама, — а еще калькулятор для папы и туфли на шпильках для меня.

— Блинчик оставьте, — хмуро попросил папа Корзинкиной.

— Это от Дрын-Дыра зависит, — сказала мама, — смотри, как он их лопает.

— Дрын-Дыр, дорогой, — сказал папа, — оставь блинчик.

— Да, я очень дорогой, — божок позвенел мелочью, — ладно, оставлю. Один.

— Ну, наелся? — спросила Корзинкина Дрын-Дыра.

— Да, — сказал божок голосом Корзинкиной, — я наелся и хочу спать.

— Ну, пойдем со мной, я тебя уложу, — Корзинкина сползла со стула, — будешь спать на моей кроватке.

— Это не кукла, это копилка, — напомнил папа из угла, — говорю это как ученый.

— Дрын-Дыр лучше куклы, — сказала Корзинкина, — он может перелетать с места на место.

— Это как? — поинтересовался папа.

— А вот так, — Корзинкина взяла Дрын-Дыра и стала постукивать им по буфету, холодильнику, плите, подоконнику, — а теперь он летит в мою комнату. Пока-пока.

— Пока-пока, — улыбнулась мама.

У мамы очень красивая улыбка. А Корзинкина похожа на маму. Но это никому не интересно.

— Не понимаю, — сказал папа, когда Корзинкина вышла из кухни, — но она совсем не обрадовалась компьютеру. Может, он ей не нужен?

— Может быть, — сказала мама, — но мы обязательно купим ей компьютер. С интернетом. А еще туфли и калькулятор.

— Я помню, — папа потянулся к блинам.

— Стой в углу, — строго сказала мама, — тебе еще пятнадцать минут.

— Ты это серьезно? — удивился папа.

— Серьезно, — кивнула мама.

— Но я же есть хочу, — закапризничал папа.

— Еще десять минут, и будешь лопать блины, не ной, милый.

Корзинкина уложила Дрын-Дыра у стенки. Сама легла на бок и стала на него смотреть. На лбу Дрын-Дыра, между узких бровей темнела родинка. На шее поблескивало ожерелье с медальоном.

— Расскажи мне сказку, — попросила Корзинкина.

Дрын-Дыр смотрел в окно, поверх Корзинкиной. Красные губы под усами были плотно сжаты. Но Корзинкина слышала его голос:

— Завтра ты пойдешь с папой в магазин, и папа купит тебе компьютер. С интернетом.

— А какого цвета? — спросила Корзинкина.

— Розового, — сказал Дрын-Дыр, — такой милый девчачий цвет.

— И что я буду с ним делать? — спросила Корзинкина.

— Тебя ждут приключения, — таинственно сказал Дрын-Дыр, — ты даже не можешь вообразить какие.

— А ты можешь? — сквозь сон спросила Корзинкина, но ответа не услышала.

Заснула.

Глава 7

Утром Корзинкина проснулась и, первым делом, посмотрела на потолок. По утрам она всегда смотрела на потолок. Потолок был просторным и очень белым. На нем всему хватало места, всем волшебствам, которые придумала Корзинкина.

А она придумала:

— дождевую бочку с пчелиными крылышками,

— негаснущий солнечный луч,

— теплую бархатную лягушку,

— смеющиеся шоколадные конфеты,

— золотое колесо, ведущее к счастью,

— и дождь-невидимку, который можно было только слышать.

А сегодня ей захотелось придумать Принца.

Первым на потолке появился Конь Принца. Он был белым, как и потолок, поэтому Корзинкина его не сразу увидела. Зато потом она увидела его глаза, очень добрые и большие. Убранную лентами золотую гриву. Тяжелые бронзовые копыта. Королевскую попону из меха горностая. А за Конем шел Принц. Он был лапочкой и душкой.

У Принца были:

— синие бархатные сапоги до колен,

— на каблуках серебряные шпоры,

— короткий плащ с отброшенным на сильные плечи капюшоном,

— плащ перехвачен кожаным ремнем с золотой пряжкой,

— на поясе широкий меч в ножнах, украшенных драгоценными камнями,

И к тому же:

— лицо у Принца загорелое,

— волосы длинные и кудрявые,

— глаза синие,

— а губы красные, как малина.

Конь и Принц неслышно шли по потолку, прямо к кровати Корзинкиной. Но тут вошла мама и чмокнула Корзинкину в щеку — с добрым утром!

— С добрым утром! — сказала Корзинкина и покосилась на Принца, — я еще немного поваляюсь в кровати.

— Сегодня не получится, — мама посмотрела на часы, — сегодня ты с папой идешь за компьютером. Быстро на горшок! И умываться!

— Какой еще горшок, — покраснела Корзинкина, боясь смотреть на Принца. Ей даже почудилось ржание Коня. Конечно, это умора. Такая дылда, а ее на горшок отправляют. Да и не горшок это вовсе, а обычный туалет. Просто мама в шутку называет его горшком. Мама подошла к окну и открыла форточку — ах, какая прелесть, зимнее солнышко, вставай, Корзинкина, улыбнись миру!

— Закрой, закрой, — завопила Корзинкина и вскочила с кровати, но поздно — Конь с Принцем уже повернули к окну. Еще мгновение и они шагнули в холодное небо, висевшее над домом Корзинкиной. Конечно, чего им тут делать, если про горшки разговаривают? Вот если бы про любовные секреты и поцелуи, то они бы, конечно, остались. Эх, мама, мама.