Собрание сочинений Яна Ларри. Том второй - Ларри Ян Леопольдович Страница 3

Фотограф с удивлением посмотрел на него и спросил:

— Что с вами? Выпейте воды! Вы так побледнели.

Он шагнул было к столу, на котором стоял графин с водой, но тут профессор так закричал, будто наступил босыми ногами на раскаленное железо.

— Стоп! Стоп! Стойте! — взвизгнул он.

Испуганный фотограф застыл на месте.

Профессор стремительно протянул руку к столу, схватил стакан с бесцветной жидкостью, торопливо поднес его к глазам и посмотрел на свет. Потом быстро выхватил из кармана большую лупу с черной костяной ручкой и крикнул Шмидту:

— Не двигайтесь! Пожалуйста, не двигайтесь! И собаку держите покрепче! А лучше возьмите ее на руки! Прошу вас!

Перепуганный толстяк страшно растерялся. Не спрашивая больше ни о чем, он сгреб собаку в охапку и крепко прижал ее к животу.

«Кажется, старик с ума спятил!» — подумал он.

— Так и стойте! — крикнул профессор.

Держа перед глазами лупу и согнувшись в три погибели, он принялся внимательно осматривать квадратики пола один за другим.

— А долго мне так стоять, профессор? — робко спросил фотограф, с тревогой следя за странными движениями профессора.

— Ставьте ногу сюда! — крикнул ему профессор, указывая пальцем на ближайшие квадратики паркета.

Шмидт неловко поставил ногу и так крепко прижал к себе Джека, что тот забился в руках и тихонько взвизгнул.

— Молчи! — прошептал Шмидт, со страхом следя за профессором.

— Теперь — вторую ногу! Ставьте ее сюда!

Толстяк безропотно повиновался.

Так, шаг за шагом, довел профессор онемевшего от удивления фотографа до дверей.

— А теперь, — сказал профессор, широко распахнув двери, — а теперь уходите, пожалуйста!

Дверь захлопнулась перед самым носом Шмидта.

Со звоном щелкнул французский замок.

Толстяк выпустил из рук Джека, испуганно икнул и, теряя сандалии, кинулся вниз по лестнице, тяжело дыша и поминутно оглядываясь.

Джек с громким лаем мчался за ним.

Так они добежали до отделения милиции.

Вскоре во двор въехала машина с голубыми полосами по бортам. Несколько милиционеров выскочили из машины, вызвали дворника и поднялись на пятый этаж, где жил профессор Енотов.

Но профессора дома не оказалось.

На дверях его квартиры висела приколотая блестящими кнопками записка:

Не ищите меня. Это бесполезно.

Профессор И. Г. Енотов

Глава вторая

Чудесная жидкость. — Загадочное поведение трусиков и сандалий. — Необыкновенные превращения в самой обыкновенной комнате. — Приключения на подоконнике. — Карик и Валя отправляются в удивительное путешествие.

А дело было так.

Накануне того дня, когда исчезли ребята, Карик сидел вечером в кабинете профессора Енотова.

Хорошо в такие часы беседовать с Иваном Гермогеновичем.

Весь кабинет погружен в полумрак, из темных углов поднимаются к потолку длинные черные тени: кажется — там притаился кто-то и глядит на светлое пятно над большим столом.

Голубые огоньки спиртовок тянутся, вздрагивая и раскачиваясь, к закопченным донышкам стеклянных колб. В колбах что-то булькает и клокочет.

Сквозь фильтры медленно просачиваются и звонко падают в бутыль прозрачные капли.

Карик залез с ногами в самое большое кожаное кресло.

Прижав подбородок к столу, он внимательно следит за ловкими руками профессора, стараясь не дышать, не шевелиться.

Профессор работает, свистит, рассказывает Карику забавные истории о своем детстве, но чаще всего говорит о том, что видел в Африке, в Америке, в Австралии, — и все это у него выходит очень неплохо.

Сейчас, засучив белые рукава халата, он склонился над столом и медленно, капля за каплей, переливает в узкие стаканчики густую маслянистую жидкость.

Изредка он бросает в эти стаканчики какие-то блестящие кристаллы, и тогда в жидкости появляются хлопья, они тихонько кружатся и опускаются на дно. Потом Иван Гермогенович подливает из мензурки что-то синее, а жидкость почему-то становится после этого розовой.

Все это, конечно, очень интересно, и Карик готов просидеть у стола до самого утра.

Но вдруг Иван Гермогенович торопливо вытер руки полотенцем, схватил за горлышко большую колбу и быстро-быстро завернул ее в синюю бумагу.

— Ну вот, — сказал он, — наконец я могу поздравить себя с успехом.

— Она готова? — радостно спросил Карик.

— Да. Теперь осталось только обесцветить ее и…

Профессор щелкнул пальцами и диким голосом запел:

Карик невольно поморщился: пел профессор хотя и очень громко, но у него не было слуха, и все песни поэтому он распевал на один мотив, похожий на завыванье ветра в трубе.

— А если кролик не станет пить? — спросил Карик.

— Как это не станет? — Профессор даже пожал плечами. — Заставим выпить… Но это уже завтра… А сейчас…

Иван Гермогенович взглянул на часы и засуетился:

— Ай-яй-яй, Карик! Как мы с тобой засиделись. Одиннадцать часов. Да. Одиннадцать часов и две минуты.

Карик понял, что ему пора идти домой. Вздохнув, он нехотя слез с кресла и спросил:

— А завтра вы не начнете без меня?

— Ни в коем случае, — мотнул головой профессор. — Ведь я же обещал тебе.

— А Валю можно привести?

— Валю?

Профессор подумал.

— Ну что ж… Приходи с Валей…

— А вдруг у нас ничего не получится?

— Все получится, — уверенно сказал профессор, гася спиртовки.

— И кролик превратится в блоху?

— Ну нет, — засмеялся профессор, — кролик так и останется кроликом.

— А скажите, Иван Гермогенович…

— Нет, нет. Больше я ничего не скажу. Довольно. Отложим разговор до завтра. Иди, мой дружок, домой. И я устал, да и и тебе уже пора спать.

Всю ночь Карик ворочался с боку на бок. Во сне он видел и розового слона, такого крошечного, что его можно было посадить в наперсток. Слон ел компот, бегал по столу вокруг тарелок и так шалил, что даже рассыпал всю соль, а сам чуть было не утонул в горчице. Карик достал его из горчичницы и принялся намывать в блюдечке, но слон вырывался и толкал Карика хоботом в плечо. Потом он прыгнул на голову Карика и сказал голосом какой-то знакомой девочки:

— Карик, что с тобой? Что ты кричишь?

Карик открыл глаза. У кровати стояла, завернувшись в одеяло, Валя.

— Ага! Ты уже проснулась, — сказал Карик. — Очень хорошо. Одевайся быстрее.

— Зачем?

— Надо идти. Пойдем к Ивану Гермогеновичу, У-ух, что там будет сегодня!.. Такие чудеса!.. Такие чудеса!..

— А что?

— Одевайся быстрее.

— Я надену трусики и сандалии, — сказала Валя.

— И я тоже.

Разыскивая под кроватью сандалии, Карик рассказывал шепотом:

— Понимаешь, Иван Гермогенович придумал розовую жидкость.

— Вкусную? — спросила Валя, застегивая ремешки сандалий.

— Не знаю… Для кроликов жидкость… Сегодня он даст им попить — и тогда… Уй-юй-юй!

Валины глаза широко открылись.

— Ну и что тогда будет с ними? — спросила она шепотом.

— Пока еще ничего не известно. Это ведь только опыты. Пошли скорее!

Ребята тихонько прошмыгнули через мамину комнату.

Мама крикнула им что-то вслед, но Карик схватил Валю за руку и быстро потащил за собой.

— Молчи, — зашептал Карик, — а то еще заставит чистить зубы, умываться, завтракать. Тогда мы обязательно опоздаем.

Перебежав двор, они юркнули на парадную лестницу, взбежали на пятый этаж и наконец остановились у двери, где звонок не действовал и надо было стучать.

Карик постучал — никто не отозвался. Он толкнул дверь — она открылась.

Ребята вошли в полутемную переднюю. На стене поблескивало большое зеркало. Прямо на ребят смотрел со шкафа бронзовый идол. Его профессор привез из Китая, там некоторые китайцы молятся таким безобразным чучелам. А у профессора этот идол служил швейцаром. И это был самый прекрасный швейцар. Он никогда не говорил: «Затворите за собой двери». Во всем же остальном он был похож на живых швейцаров. Так же, как они, он молча глядел весь день на дверь.