Тамара Крюкова - Триптих в чёрно-белых тонах Страница 31

Кто-то тронул её за локоть.

— Закоченела, милая? — спросила старушка.

Теплота в старческом голосе и мягкий, народный говор невольно расположили Клавдию. Она молча кивнула. Ноги и руки озябли так, что пальцы ломило.

— Что ж ты в одёже такой? Не по сезону. Счас бы валеночки, а не эти шкрёбалы.

Клавдия улыбнулась. Было забавно слышать, как модельные сапоги назвали шкрёбалами.

— Как же тебя занесло-то сюды?

Вопрос в устах благообразной старушки прозвучал ненавязчиво и естественно.

— Ездила к отцу, — сказала Клавдия.

— И отец твой без головы. Нешто можно так-то тебя отпускать? Надобно потеплее одеваться. Штанцы-то хоть пододела? А то ещё отморозишь себе чего не следует. А тебе ещё рожать.

Старушка приподняла крышку ведёрка, достала корешок и протянула Клавдии.

— На-ка возьми.

— Что это?

— Хрен. Дома потрёшь да чуток с сольцой и маслицем постным на хлебушек. Продерёт, но не заболеешь.

— Спасибо, — поблагодарила Клавдия.

К остановке подкатил автобус. Он был битком, но при этом необъяснимым образом вместил всех поджидающих. Кое-как втиснувшись, Клавдия примостилась на задней площадке. Окно автобуса обледенело. Клавдия рассматривала фантастический узор из цветов и райских птиц, а в голове крутилась мысль, что мама наверняка ждёт её звонка.

Она откладывала этот разговор. Сначала ей нужно было успокоиться, привести в порядок свои чувства и посоветоваться с Саввой, но он был недоступен.

Телефон в кармане завибрировал. Звонила мама. Клавдия не знала, что сказать и стоит ли говорить правду. Она нажала кнопку соединения:

— Мам, я не могу говорить. У меня заряд почти на нуле. Не волнуйся. Уже еду, — скороговоркой выпалила она и дала отбой, прежде чем мама начала задавать вопросы.

Неожиданно автобус чихнул, фыркнул, остановился, дёрнулся, и мотор заглох окончательно. Пассажиры заволновались. Пока водитель выходил смотреть, что с двигателем, все оживлённо делали прогнозы. Оправдался самый пессимистичный. Шофёр объявил:

— Станция Березайка. Кому надо — вылезай-ка. Всё, дальше лошадь не пойдёт.

— А как же теперь? Куда ж идти? Может, починишь? — загомонили пассажиры.

— Тут не известно, сколько возиться надо. Может, полчаса, а может, и все два.

— Что ж ты на таком старье людей возишь? — возмутились в толпе.

— Мой, что ли, автобус? Уже давно пора технику обновлять, а мы всё никак, — сплюнул шофёр.

— Так что делать-то?

— Чего, чего. Хотите пешим ходом двигайте, хотите дожидайтесь, пока починюсь.

Большинство пассажиров стали покидать автобус. Клавдия вышла вместе с остальными. Ждать в холодном салоне было бессмысленно. Несчастья преследовали её по пятам. После встречи с отцом она как будто вступила в чёрную полосу. Савва советовал в минуты отчаяния думать о хорошем, но ничего хорошего, как назло, на ум не шло.

В окне автобуса Клавдия увидела знакомую старушку. Та сидела в опустевшем салоне и покорно ожидала, когда всё наладится. Вспомнив про корень хрена, Клавдия улыбнулась: какой-никакой, а подарок судьбы.

Телефон зазвонил. Клавдия выудила его онемевшими пальцами. Номер был незнакомый.

— Ты как? Звонила? У меня мобильник сдох. Звоню с чужого. Когда тебя встречать? — услышала она голос Саввы.

— Не знаю. Я доеду сама. Автобус сломался.

— Как же ты теперь? Замёрзла?

— У меня есть хрен.

— Что?

— Хрен. Овощ такой, на грядке растёт, знаешь?

— А при чём тут хрен?

— Ни при чём. Просто мне его бабуля дала на остановке, чтобы дома согрелась.

— Приезжай ко мне. У меня бальзам есть. И за малиновым вареньем сбегаю. Я видел в универсаме.

— Будет поздно. Мне придётся сразу ехать домой. Я и так не знаю, когда доберусь до станции. И потом мама, наверное, дёргается.

— Как всё прошло?

— При встрече расскажу.

— Может, мне всё-таки приехать на вокзал? — предложил Савва.

— Нет, не надо. Увидимся завтра.

— Как скажешь.

Разговор оказался коротким и не касался главного, и всё же Клавдии стало легче. Мысль о том, что есть Савва, придавала уверенности.

Я ужасно везучая. Мне всегда во всём везёт. Я ужасно везучая... — повторение незамысловатой фразы помогало не думать о холоде.

Возле Клавдии притормозила большущая грузовая машина.

— Эй там, за бортом. Спасательный круг нужен?

Шутливая реплика сразу же расположила Клавдию к водителю, и она, не задумываясь, ответила:

— Ещё как нужен!

Ступенька была высокой. Шофёр подал руку, и Клавдия забралась в тёплую кабину.

— Вот так снеговик. Тебя ж всю трясёт. Чайку горячего хочешь?

Не дожидаясь ответа, водитель достал термос и налил Клавдии чаю, пахнущего мятой и какими-то травами. Клавдия жадно припала к кружке.

— Вкусно, — сказала она.

— Это у меня жена. Она по кубрику главная. Всё чего-то придумывает.

— Вы моряк? — догадалась Клавдия.

— Так точно. Вернее, бывший моряк. Три года на флоте оттрубил. А теперь вот баранку кручу. Мне на море нравилось, но семья... Это главное. А море теперь только так, летом своих вывожу.

За беседой и чаем Клавдия оттаивала. Разговорчивый водитель рассказывал ей про свои путешествия. Внезапно он спохватился.

— А ты куда едешь-то?

— До электрички.

— Ну до станции я тебя не довезу. Мне возле монастыря сворачивать надо. Да там недалеко. Минут двадцать пешком.

Глава 21

В ожидании дочери Антонина Павловна не находила себе места. Словно прилипнув к окну, она глядела на пустынную улицу. Зимой, когда деревья стояли голые, двор хорошо просматривался.

Антонина Павловна пыталась отмахнуться от мрачных мыслей, но они назойливыми насекомыми роились в голове. Она жалела, что отпустила дочь в деревню. С самого начала она была против этой затеи. Если Клавдии захотелось познакомиться с отцом, можно было повременить до лета. Полгода погоды не делали. Каким же долгим и томительным было ожидание!

Клавдия вернулась около полуночи.

Антонина Павловна обняла дочь и крепко прижала к себе. Клавдия обвила маму руками. Она больше не жалела, что росла без отца. Ей претила мысль жить с ним под одной крышей.

— Девочка моя, я чуть с ума не сошла. Почему так долго? — наконец смогла вымолвить Антонина Павловна.

— Автобус сломался. Пришлось добираться до электрички на перекладных.

— Чего я только не передумала. Переодевайся скорее. Ты вся заледенела. Пойдём, выпьешь горячего чаю. Носки шерстяные надень.

Антонина Павловна хлопотала вокруг дочери. Клавдия нырнула в бесформенный домашний свитер. В нём было тепло и уютно.

— Кушать будешь? Котлета с фасолью.

— Нет, только чай, — отказалась Клавдия.

Она чувствовала себя уставшей и разбитой.

После холода тепло так разморило, что единственным желанием было лечь спать.

— Ну как? — не выдержала Антонина Павловна. — Он женился?

— Да. У них трое детей.

— Значит, всё же променял свою свободу. Она красивая?

Клавдия с удивлением посмотрела на мать. Неужели она ревнует? Впрочем, причин для ревности не было. Клавдия мотнула головой:

— Нет. Толстая, грубая, необразованная тётка.

— Вот как? — произнесла Антонина Павловна.

С одной стороны, было легче пережить женитьбу Ильи, когда рядом с ним жила неписаная красотка, но с другой — немножко обидно, что он променял её на заурядную бабу.

— Мама, почему? Почему ты выбрала его? Что ты в нём нашла?! — не сдержалась Клавдия.

— Он был очень красив. Эдакий римский бог, — мечтательно произнесла Антонина Павловна.

В этот миг она унеслась в то далёкое прошлое, когда он жарко целовал её на сеновале. Клавдия вдруг осознала, насколько плохо знает маму. За неприступным, успешным фасадом пряталась одинокая, ранимая женщина. Показное безразличие служило щитом, защитным панцирем. Если от любви до ненависти один шаг, то и обратный путь не дольше. Столько лет прежний любовник остаётся её идолом!

— Если он римский бог, то совсем не Аполлон, а Вакх, обрюзгший, сальный, с пивным пузом, — безжалостно охарактеризовала отца Клавдия.

Ей хотелось развенчать его, чтобы мама очнулась от наваждения.

— Неужели он так изменился? — с оттенком грусти произнесла Антонина Павловна. — Жаль.

— Мам, у него же интересов ноль. О чём вы с ним говорили?

— Он умел ухаживать, — обтекаемо ответила она.

— Не представляю. Только облапить и трахнуть.

Слова дочери попали в цель и больно ранили Антонину Павловну. Как по-разному можно сказать одно и то же: ласкать и заниматься любовью или облапить и трахнуть.

— Следи за своей речью! И вообще, не тебе судить, — оборвала она дочь.

Удивительно, как мама может вступаться за человека, который её унизил и бросил.