Воин из Киригуа - Кинжалов Ростислав Васильевич Страница 31

— А что выберешь ты себе, прославленный воин? — спросил Укан.

— Моим будет вот это копье и этот топор, — Шбаламке любовно прикоснулся к ним, — а Ах-Мису очень пойдет палица…

Великан радостно улыбнулся.

— Я уже сам подумал о ней, — признался он. — Она будет летать у меня в воздухе как перышко.

— Прекрасно! — повторил Шбаламке. — Оставшееся оружие пойдет новичкам, о которых позаботится Хун-Ахау. А теперь давайте упражняться!

Несколько дней пролетели как вспугнутые птицы. Шбаламке заставлял друзей тренироваться с раннего утра до полной темноты, а они каждый день радовали его новыми успехами. Укан безошибочно метал пруты (настоящие дротики Шбаламке берег для битвы) в намалеванный глиной небольшой круг на стене хижины, а палица Ах-Миса то порхала бабочкой около головы наставника, то, со свистом разрезая воздух, со страшной силой обрушивалась на заранее подготовленную связку прутьев.

— Подождите, — говорил им гордый Шбаламке, — на днях я подниму вас ночью, и мы повторим все это в темноте. Настоящий воин должен сражаться при любых обстоятельствах.

Вскоре в хижине поселилось еще семь человек — молодых рабов, чьи сердца горели при мысли о свободе. Упражнения с оружием пришлись им по душе, и теперь Шбаламке не знал ни минуты покоя. Его новые ученики даже во время отдыха беспрерывно расспрашивали его, советовались, показывали ему свои достижения. А он устраивал им бой по парам, общее сражение, ночные вылазки, нападение на часового. И учитель, и ученики были безмерно довольны.

Шбаламке неизменно побеждал всех, кроме Ах-Миса и Хун-Ахау. Ах-Мис в самую горячую минуту вдруг просил своего наставника отойти, а то он «ударит по-настоящему», и тот, поглядев на поднятую палицу, всегда исполнял эту застенчивую просьбу. А Хун-Ахау показал такие способности, что Шбаламке никак не мог поверить, что, кроме одного раза, тот никогда не сражался.

— Уж очень у тебя тяжелая рука, — как бы оправдываясь, говорил он, — а это бывает только у опытных воинов!

Глава пятнадцатая

ТРАВЫ АХ-КАОКА

Они доставили из-за моря кровь тапира и змеи и на этом замесили кукурузу.

Дворец великого жреца находился на краю небольшого ущелья, огибавшего священный участок, на котором высились большие пирамиды.

Неподалеку от него ласковым весенним вечером сидел на ступеньках маленького храма Ах-Каок и задумчиво смотрел на противоположный край ущелья, где с беззаботным щебетаньем носились ласточки.

— Срок уже подходит, — бормотал он про себя, — а зелье не действует. Кто бы мог подумать, что в таком истощенном теле скрыт столь могучий дух жизни. Или он заранее приучил себя ко всем ядам; я что-то слышал об одном таком человеке, жившем в древности. Он получает порцию яда, достаточную для сильного воина, каждый день, и с ним ничего не делается. Иногда мне кажется, что он даже пополнел… А яд очень хорош — я его испробовал на этом рабе, и он сразу же отправился к богу смерти… Нет, ошибки не может быть, он скоро умрет…

Горбун оглянулся, и его зоркие глаза заметили вдали стройную женскую фигуру, спешившую к нему.

— А, красавица Иш-Кук, — чуть погромче произнес он, — послушаем, какие новости она принесла! Ну, спеши же, красавица, спеши. Здравствуй, Иш-Кук! Исполнились ли твои желания?

Последние слова Ах-Каока уже относились к подошедшей молодой рабыне, которая молча опустилась подле него. По нахмуренному лицу девушки и без слов было ясно, что ее мечтания еще очень далеки от осуществления.

— Что же ты молчишь? — притворно удивился жрец. — Средство, которое я дал тебе, действует безотказно. Неужели до сих пор оно не вызвало чувств у твоего упрямца?

— Скажи, Ах-Каок, — спросила Иш-Кук, — а не могло твое средство заставить его полюбить другую?

— Полюбить другую? — переспросил Ах-Каок. — Конечно, нет! — Он искоса бросил взгляд на прояснившееся лицо девушки и медленно продолжал:

— А впрочем, надо подумать. Ты из своих рук давала ему питье? Или поручила кому-нибудь сделать это? Не стояла ли рядом с тобой какая-нибудь женщина, тень которой падала на напиток или на его тень? В какую сторону дул ветер, когда он пил? На тебя от него или наоборот? Такие случайности могут иметь значение.

— А как надо было сделать? — спросила Иш-Кук. — И почему ты не сказал все это раньше, когда давал волшебные травы? Я напоила его вечером, никого около нас не было, и тень его падала на меня… Было безветренно…

Ах-Каок с улыбкой поглядел на встревоженно поднявшуюся рабыню.

— Теперь мне все понятно, — ласково сказал он. — Ты должна была зайти к нему с запада, чтобы твоя тень падала на него… Теперь мне все понятно…

— Так скажи же, чтобы и мне было понятно, — жалобно попросила Иш-Кук.

— Разве ты еще не поняла? — удивился Ах-Каок. — Все совершенно ясно. Данный тебе напиток очень силен. Но. всю его силу твой юноша передал своей тенью, падавшей на тебя, в твое же сердце. Из-за того, что ты стояла так неудачно, вся сила напитка обратилась на тебя же. Ну-ка, вспомни, наверное, в последние дни твоя любовь к нему усилилась?

— Да, — простонала Иш-Кук, — когда он пил, а я глядела на него, я сразу почувствовала, что мое сердце прямо-таки горит от любви к нему. Теперь я поняла. Вся сила напитка ушла на меня… Что же теперь делать, Ах-Каок?

— Я дам тебе еще порцию, Иш-Кук, не печалься, — утешил ее горбун, — и ты снова дашь ему питье. Теперь ты ведь знаешь, как надо это делать…

— Но теперь я не знаю, где он, — вырвалось у девушки, — царевна куда-то его спрятала…

— Всемилостивейшая Эк-Лоль куда-то услала своего опахалоносца? — изумился жрец. — Что ты, Иш-Кук, этого не может быть. Зачем? Куда же?

— Я говорю тебе, что не знаю.

— Надо, надо узнать, красавица, — сухо произнес жрец, — время действия моих трав не вечно. Твой любимый должен получить питье в этом месяце, иначе сила трав иссякнет и возобновится лишь через долгих четыре месяца. А разве ты сможешь столько времени ждать? Ты же сгоришь, я вижу это и без твоих слов. Ищи, ищи его скорее, он не может быть далеко от Тикаля. Не навещает ли он иногда украдкой царевну? Поздним вечером, когда прислужницы, утомленные дневной работой, спят?..

— Нет, нет, — прервала его Иш-Кук; глаза ее засверкали. — Хун не прокрадется мимо меня к ней незамеченным. Этого не было, этого не будет! Клянусь тебе…

— Так его зовут Хун, — задумчиво произнес горбун. — Хорошее имя. Ищи юношу, Иш-Кук, и как только обнаружишь его, сразу приходи ко мне. Я дам тебе трав, а может быть, помогу и еще кое-чем. Но торопись с розысками. Скоро сила трав заснет, а в следующем месяце люди с именем Хун будут привлекать сердца высокорожденных, так говорит рукопись пророчеств. Торопись!

Иш-Кук, убитая последним зловещим намеком, молча поклонилась жрецу и ушла. Глядя вслед удалявшейся девушке, Ах-Каок улыбался, но скоро улыбка на его лице уступила место озабоченности. Он привстал со ступени, опять уселся, но через минуту решительно вскочил. Едва лишь горбун сделал несколько шагов к дворцу верховного жреца, как перед ним неожиданно выросла какая-то фигура.

Вновь пришедший был человек очень высокого роста, и рядом с приземистым тучным горбуном он выглядел почти великаном. Однако по тому, как, начиная разговор, он склонился перед жрецом, было видно, что его сан вовсе не так велик, как его рост.

— Почтенный Ах-Каок, — начал он, — да будут благополучны твои дни! Спокойно ли твое сердце? Исполняются ли твои надежды?

— Спасибо, Абиш, — кратко ответил жрец. — Как процветает жизнь и здоровье твоего покровителя?

— Владыка Ах-Меш-Кук здоров и счастлив. Повелитель Тикаля милостив к моему господину, а что ему нужно, кроме этого? Милость великого подобна щедрым струям животворных ливней, после которых все зеленеет…