Михаил Лыньков - Миколка-паровоз (сборник) Страница 33

В мгновение ока обернулась бесшумная команда. Мышеловка — тут как тут. В ней, среди прутиков, снует обыкновенная серенькая мышка. Взад-вперед, словно беду чует.

Поставили мышеловку к самому дивану и опять давай звать-приглашать Ваську, уговаривать лодыря: «кис-кис… кис-кис…»

Неохотно раскрыл кот круглое свое око, любопытство начало овладевать им: с чего бы это вдруг сорванцам-мальчишкам будить его. Раскрыл око, насторожился. И второй глаз таращит. Уставился на ловушку. В ловушке-то не кто другой — серая мышь. Самая настоящая живая мышка! Куда девались Васькина солидность и выдержка! Да и то сказать: какой же кот потерпит, чтобы рядом вертелась длиннохвостая мышка?

Навострил уши Васька, выгнул шею и — птицей взвился, стрелой вылетел из-под дивана. Пушистый хвост у него выделывает что-то невероятное, словно пропеллер крутится. И выхаживает он гоголем вокруг мышеловки, входы и выходы изучает, цапнуть добычу ловчится. Выпустит острые когти и спрячет, выпустит и спрячет, а сам облизывается, усами поводит.

Только того и ждала наша славная компания. Подхватили мальчишки клетку с мышью и к дверям ее перенесли. Васька ни на шаг не отстает.

Бочком, бочком — и друг за дружкой выскользнули ребята из квартиры на лестницу. Гурьбой кверху понеслись. И Васька туда же. Через три ступеньки перепрыгивает, торопится.

С этажа на этаж — под самую крышу забрались наши авиаторы. Только на шестом этаже дух перевели. А Васька и опомниться не успел, как был схвачен сноровистыми руками, связан крепко-накрепко и сунут головой в старую шапку-треух. Задыхается кот в пропахшем нафталином мехе, а голоса его и не услышать. Горькая досада берет Ваську: надо ж этак опростоволоситься! И чувствует он, что стягивают у него вокруг живота тугие нити, завязывают в несколько узлов какие-то шнурки.

«Ох, видно, придется мне хлебнуть горюшка, — думает кот Васька, — пришла моя погибель, быть мне великомучеником, о которых так часто твердит в своих молитвах бабка Арина…»

И преисполнилось Васькино сердце жалостью к самому себе. Да и покровительницу тоже ему жалко — спохватится бабка Арина, а ее любимца и в помине нет. Нет его, и не увидит он больше теплое солнышко с подоконника, и не развалится на привычном месте, откуда весь двор просматривается, и не распушит всем на загляденье свой пушистый белый хвост, и не погоняет больше забияк-воробьев, не пофыркает на быстрокрылых ласточек…

Глухо чихая в душный треух, думал свои горькие думы Васька: «А сколько мышей не переловил! А сколько сметаны не перелизал! Кому ж теперь все это достанется?..»

Умел бы он плакать, залил бы кот горючими слезами и шапку-треух, и морду свою, и усы. Да не из плаксивого он роду-племени! Потому и держался героем: и слезинки не обронил, хотя и готовился к худшему, что могло его ждать.

А мальчишки пыхтели, сопели, ворчали — все ладили что-то да мастерили. Вот, наверно, и кончили дело — раздались над шапкой суматошливые голоса:

— Готово! В самый раз теперь! Выдержит! А бабка Арина? Да спит она — ничего не заметит! Спускаем первого, а там очередь за Васькой… Да проверьте, не больно затянули живот ему, а то заворот кишок получится. Не получится! Начали!

Сдернули с Васьки шапку, вынесли на балкон, через перила перекинули и напоследок давай утешать:

— Будь умницей, мурлыка! Помни, мурлыка: дисциплина — залог успеха! Счастливого полета, Васенька!..

И каких только страхов не натерпелся бабкин славный кот! Никогда и в голову ему не приходило, что выпадет на его долю такое, что столь жестоко нарушится его безмятежная жизнь! Никому никогда не узнать, какие муки терзали Васькино сердце!

А бабушка Арина тем временем проснулась. И покамест мальчишки готовили ее любимца к необычному путешествию, вскипятила себе чай, налила в старинную чашку и вышла на балкон почаевничать на чистом воздухе. Уж больно нравилось ей потягивать ароматный чаек с вареньем. Но в тот день варенья у нее не было, а была у бабушки Арины тарелка свежей лесной земляники. Пахучие ягоды стояли перед нею на столике, на балконе, и сами в рот так и просились. Вытянет бабушка Арина губы, подует на блюдечко, отправит за щеку ягоду и кусочек сахара и даже глаза зажмурит от удовольствия. Родинка на морщинистой шее бабушки Арины так и подпрыгивает.

Пот прошибает бабушку Арину, а она знай себе подливает в блюдечко да потягивает чай. И захотелось ей получше небо разглядеть, какую погоду оно предвещает на завтра, — и остолбенела бабка в тот же миг. С голубого неба опускалась самая настоящая серая мышка. Хвостиком так и сяк вертит, лапками перебирает, — на балкон норовит попасть. А над мышкой раскачивается плавно самодельный парашют. Вот наполнило его ветром и понесло вместе с мышкой прямо на балкон, на столик с земляникой-ягодой.

Бабушка Арина, сказать по секрету, побаивалась серых мышей и рот раскрыла, чтобы закричать: «Спасите, люди добрые!», как вдруг новое чудо заставило ее перекреститься по старой памяти. На большом парашюте спускался с неба кот Васька. И так жалостливо мяукал, что бабка едва не заплакала сама. Всякий страх пропал перед такой противной зверюшкой, как серая мышь. А мышка изловчилась да и выскользнула из ниток и шнурков: земляника рассыпалась по столу, парашютик на перилах повис, а мышка в мгновение ока юркнула в первую попавшуюся щель.

Медленно парил в воздухе кот Васька. Глядя на бабушку Арину круглыми от ужаса глазами, проплыл мимо балкона. Издал свое истошное «мяу!»— и дальше, вниз. Не может глаз оторвать от любимца бабушка Арина, вцепилась руками в перила балкона и изо всех сил старается подсказать, посоветовать коту, что надо делать:

— Котик мой родной, левее бери, левей! А то зацепишься за провода… Вот так! А теперь правей, Васенька, правее…

А там, на высоте шестого этажа, затаили дыхание мастера парашютного спорта. Никак не ожидали они, что проснется бабушка Арина в самый разгар полетов, что вздумает чаи распивать на балконе и увидит своего любимца подвешенным за парашютные стропы. Однако непредвиденное произошло.

— Вот вам и теория парашютного дела! — ворчал конопатый Женька из 17-й квартиры. — Вот вам и практика! Достанется на орехи, запомним на всю жизнь! Прятаться надо, пока не поздно…

Гляди, какой догадливый Женька! Что прятаться надо, об этом все сразу подумали. И Янка — первый.

А кот едва коснулся лапами земли — как бросится со всех четырех, во избежание новых парашютных полетов, да как махнет прямо на стену. Никто бы не мог сказать, каким чудом взлетел он на спасительный бабкин балкон. И через минуту он уже лежал на коленях бабушки Арины и обрадованно мурлыкал, чувствуя, как заботливые пальцы распутывают нитки и развязывают узлы у него на животе.

А эти самые нитки-шнурки и петли-узлы напомнили бабушке Арине про виновников всей истории с мышью и котом, вдруг

очутившимися в воздухе между небом и землею. Расправила она купол Васькиного парашюта и сразу все поняла.

— А я-то с ног сбилась, день-деньской ищу свой фартук! Весь дом перерыла — нет! И совсем новехонький еще! Ну ладно, Янка-Яночка, подожди, узнаешь ты у меня, как из бабушкиных фартуков парашюты для котов мастерить, ох узнаешь!..

Угроза эта была бы еще опасна, если б Янка попал под горячую бабкину руку. Да не зря ведь знал он, что такое тактика. Впрочем, может, и не тактика никакая, а просто опасение получить затрещину подсказало Янке, что лучше пока переждать, пусть малость поостынет бабкин гнев. До позднего вечера просидел он за сараем. Потом за дровяником прятался. В подъезде торчал. Ночь надвигалась. Куда тут деваться? Высунулся Янка, видит — свет на кухне, бабушка Арина с чайником к плите идет. Пойду, решил, может, и обойдется как-нибудь. И предстал наш славный парашютист пред не очень ясные от старости очи бабушки Арины. Знал, что чай все-таки делает ее ласковее. И впрямь — поглядела она на Янку, покачала головою да и говорит:

— Ишь ты, нашелся авиатор! А фартук мой где? Фартук, спрашиваю, куда задевал?.. Да садись ты за стол, пока чай не остыл. А вернется отец из командировки, все ему будет доложено, так и знай!..

Отхлебнул Янка чаю, откусил хлеба с маслом, давай уговаривать бабушку Арину: мол, ничего такого особенного и не случилось, дескать, коты с крыши падать привычные и без всякого парашюта, и с ними ничего не делается. И вообще, должна бабка понять, что причина тут одна — теория.

— Ты мне зубы не заговаривай. Ешь лучше да спать! Вот приедет отец из Гомеля, такую тебе теорию пропишет — вовек не забудешь. Ишь ты, теория ему нужна, так он за фартук, за Ваську — и был таков!..

Спорить с бабушкой Ариной бесполезно. Невдомек ей, старенькой, что без теории в наше время не проживешь, не то что не полетишь!

Стояли прозрачной синевы дни ранней осени. Небо было чистое, светлое, — хоть ныряй да купайся в его бездонье. Тянулись по воздуху длинные и лохматые пряди паутины, и солнце золотило серебряную белизну их, — над лесом, над лугом, над полем.