Михаил Водопьянов - Полярный летчик Страница 35

Поразительные перемены произошли здесь за очень короткий срок. Только два года назад на мысе была организована научная зимовка. Тогда здесь стоял лишь десяток куполообразных яранг чукчей, а кругом снежная пустыня. Полярники привезли с собой строительные материалы, но в первое время жили в палатках. Быстро выросли несколько жилых домов, склад, здание радиостанции с высокими мачтами. На мысе Шмидта стал расти небольшой заполярный посёлок. Исконные кочевники – чукчи ещё не очень охотно переходили к оседлости. Но с помощью полярников несколько семей уже построили вокруг станции добротные жилые дома.

Чукчи только начинали приобщаться к цивилизации. Этот маленький северный народ охотников и оленеводов, живущий на огромном пространстве Чукотского полуострова, раньше грабили русские и иностранные купцы-хищники. В начале этого столетия чукчи платили за бутылку «огненной воды» – спирта – двадцать оленей. Чтобы приобрести плохонькую охотничью винтовку у американского купца (Америку от Чукотки отделяет не очень широкий пролив), чукча должен был положить на землю кучу белоснежных песцовых шкурок высотою с ружьё. Чукчи все поголовно были неграмотны. Они вымирали от голода и болезней, так как лечились только у колдунов-шаманов…

В середине тридцатых годов, примерно в то время, когда я оказался на мысе Шмидта, чукчи отправили письмо в «Правду». Я его переписал из газеты:

«…Раньше, до Советской власти, в наших головах было темно, как в большую ночь зимой, когда нет солнца. Мы все видим, что стали другими. Лучше охотимся, лучше живём. Мы теперь ходим в баню, чисто моем посуду, умеем печь хлеб. Нам понравилось носить нижнее бельё, и мы его стираем. У нас есть европейское платье, и, когда не холодно, мы его носим. Мы уже не инородцы, как называли нас до революции. Теперь мы – граждане, как все, кто живёт и хорошо работает на советской земле».

В день нашего прилёта стояла нормальная для этих мест зимняя погода – сорок градусов холода. Было ясно, но когда я шагал по посёлку, то заметил, что начала играть тонкая позёмка. Над стылой землёй поднимались низкие снежные смерчи. Это верный предшественник пурги. И на самом деле, вскоре разразилась злейшая пурга, сухая и морозная. Она застала меня в гостях у чукотской семьи. Мы находились не в дымной тёмной яранге – шалаше из звериных шкур, а в новеньком деревянном, просторном доме, даже с «городской» – правда, самодельной – мебелью: столом, скамейками, не то нарами, не то широкой деревянной кроватью, заваленной оленьими шкурами.

В доме было так жарко натоплено, что его обитатели ходили полуголыми. Я тоже остался в одной нижней рубашке. При свете керосиновой ларцы блестели смуглые мускулистые тела двух мальчишек, черноголовых, с чуть раскосыми тёмными глазами. Это были внуки знаменитого по всему побережью охотника за морским зверем Тымнатуге. Старшему – Ване – было четырнадцать лет. Его брату – Мише – двенадцать. У всех юных чукчей русские имена.

Мы ели варёную оленину. Запивали её бесчисленными кружками крепчайшего чая и беседовали под рёв пурги за бревенчатыми степами. Вернее, я отвечал на вопросы, сыпавшиеся один за другим. Больше всех спрашивали Ваня и Миша.

Эти ребята, знакомые с самым современным видом транспорта – самолётом, очень смутно представляли себе паровоз, не понимали, какая сила двигает вперёд автомобиль, и не знали, что такое троллейбус. Их интересовало буквально всё: и какая охота в Москве (?!), и в каких огромных каменных зданиях учатся школьники столицы… Они видели Кремль на экране кинопередвижки у соседей-зимовщиков, и теперь мой тёзка допытывался:

– Говорят, что часы на Спасской башне за сто километров видать даже с самолёта. А стрелку их один человек не поднимет. Правда это?

– Правда, ребята. Но только поближе… Я сам не раз низко летал над Красной площадью и хорошо видел стрелки часов. Время не успевал разглядеть, некогда было, боялся, как бы не задеть крышу какого-нибудь высокого здания.

Не один час тянулся вечер вопросов и ответов, пока я не услышал о том, что мой «М-10-94» находится здесь, неподалёку. Хозяева мои из вежливости молчали. К тому же всем захотелось спать. Первыми улеглись Ваня и Миша, за ними и взрослые.

Но мне не спалось. Было жарко и нестерпимо душно. Я ворочался на груде оленьих шкур, которые мне постелили на ночь, и думал о своём самолёте, и вспоминал рассказ Флегонта Бассейна о его полёте на остров Врангеля.

Рассказ бортмеханика

– Прилетели мы с Фарихом, Петровым и Ивановым на мыс Северный, то есть Шмидта, заправились, отдохнули и тронулись дальше. Погода стоит хорошая, а какая на острове, не знаем. Радиосвязи с Врангелем нет. Радиста мы только везём туда, – рассказывал Бассейн.

Погода в Арктике коварна и изменчива. Лётчик, отправляясь в полёт, никогда не знает, что ждёт его впереди, через какие-нибудь сто километров, – солнце или пурга, будет хорошая видимость или непроницаемый туман закроет всё внизу. Так было и на этот раз. Вскоре Фарих повёл «М-10-94» по компасу – над облаками, низко ползшими над водой, льдами и землёй. Тщетно он пытался найти «окно» в серой облачной пелене. Пилот хотел уже вернуться обратно на мыс Северный, как до его плеча дотронулся Бассейн, потянулся к уху и крикнул:

– Земля под нами видна!

Фарих сделал крутой разворот – и верно: в узкую щель между облаками он увидел долину, окружённую невысокими горами. Стал снижаться под облака, но испугался – можно напороться на гору. Поднялся выше – и снова земля скрылась из виду. Нырял он из облака в облако и совсем потерял ориентировку. Что делать?.. Надо рискнуть! Фарих нырнул в густое облако и выскочил из него над самой долиной, наполовину покрытой снегом. В начале июня снег тает кое-где и в Заполярье по ущелью. Бурлила речушка, нёсшая с гор поток весенней воды. По её сторонам ровные ещё заснеженные площадки. Решив подождать здесь, пока не прояснится, Фарих повёл самолёт на посадку. Лыжи плавно коснулись земли. Необычно короткий пробег, треск, и машина, скособочившись, замерла, уткнув конец левого крыла в землю.

– Слезай, приехали! – растерянно буркнул лётчик.

– Не везёт так не везёт, – мрачно пробормотал бортмеханик.

Первым делом Бассейн стал осматривать самолёт. Ногой оттолкнул трухлявое брёвнышко-плавник, занесённый сюда бог весть когда океанской волной. Его прикрывал тонкий слой снега. На эту гнилушку и наехал самолёт при пробеге.

Все молчали, с опаской ожидая приговора бортмеханика.

– Дело ясное, – сказал наконец своё веское слово Флегонт. – Сломан лонжерон фюзеляжа, в который упирается передняя нога шасси. У нас нет подходящих инструментов и материалов. Мы не сможем даже выровнять самолёт. Как мы поднимем крылья?!

– Домкратом разве нельзя поднять? – спросил радист.

– Под домкрат и крыло надо что-то подложить, а что найдёшь в тундре? И шага домкрата не хватит!

– Видимо, какие-то козлы надо подставлять, чтобы освободить шасси, – заметил Петров.

– Правильно, – подтвердил механик, – но для этого самолёт нужно подвесить.

– Да-а, – протянул Фарих, – тут уж ничего не придумаешь. Придётся нам топать ножками на зимовку!…

Положение потерпевших аварию было незавидным. На острове Врангеля, гористом и диком, трудно встретить человека. Открытый двести лет тому назад, этот остров до 1926 года был совсем необитаем. Первым, кто перебрался сюда с несколькими семьями эскимосов, был коммунист полярник Георгий Ушаков, ставший потом известным исследователем Арктики, доктором географических наук. Он начал строить здесь зимовку, на которой провёл три года, оторванный от Большой земли, не имея вначале даже радио. Эскимосам-охотникам понравилось на острове: здесь было множество песцов и медведей, а прибрежные воды так и кишели моржами и тюленями. Приехавшие на время остались навсегда. Потом здесь поселились и их сородичи. Расширилась полярная станция. Но всё равно остров был почти безлюдным – что значат каких-нибудь пятьдесят – шестьдесят человек при его просторах?

– Хоть приблизительно скажите, товарищ Фарих, далеко мы находимся от зимовки? – спросил Петров.

– Не знаю. За неделю или дней за десять, наверное, дойдём… Чтобы не блуждать, снимем компас и пойдём на юг, выйдем на берег, там повернём направо, а по берегу прямо дойдём до бухты.

– Здорово! – воскликнул Бассейн. – Там сядем на пароход и без всякой заботы, спокойно поплывём… А машину, можно сказать историческую машину, на которой челюскинцев спасали, просто бросим тут!

– Мы вернёмся сюда с людьми и привезём на собаках всё необходимое для ремонта, – неуверенно сказал Фарих.

– Тоже замечательная идея! – подхватил Бассейн. – Пока найдём зимовку, вернёмся, произведём ремонт, снег стает, будет голая тундра, а с неё на лыжах не взлетишь – колёс у нас нет… А про белых медведей забыли? Они ведь чертовски любопытные. Обязательно придут к самолёту, крылья порвут…