Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах Страница 4

Но всё это было ещё впереди, хотя для Рольфа оказалось достаточно и первого дня: в нём проснулся охотник. Он испытывал весёлое волнение и жгучий интерес. Тем более что ничего отталкивающе-жестокого в происходящем не было. Скукум, правда, повизгивал, когда енот его кусал, но продолжал в весёлом азарте рваться вперёд. И Рольф всем сердцем предвкушал радости настоящей охоты на енота, когда Скукум пройдёт школу обучения. Как этот час был не похож на тяжёлое, унылое существование, которое он влачил в доме дяди! Даже резкий запах енота его зачаровывал. Глаза мальчика горели от возбуждения, и он не заметил появления на сцене третьего человека, привлечённого шумом травли. Но Скукум оказался более бдительным и оглушительным лаем известил о появлении незваного гостя на обрыве над вигвамом. Опухшее лицо и свирепые усы было легко узнать даже на расстоянии.

— А-а, так вот ты где, паршивец! — крикнул любящий дядюшка. — Ну, я тебя, бездельника, проучу!

Собака была привязана, индеец казался робким и безобидным, а мальчик перепуганным, и Мик совсем расхрабрился. Он грузил дрова на телегу в лесу по соседству, и в руках у него был ремённый кнут. Минуту спустя в воздухе взвилась чёрная змея и обвилась вокруг ног Рольфа, опалив его огнём. Мальчик вскрикнул и кинулся бежать, но дядя не отставал, усердно орудуя кнутом. Куонеб, решив, что это отец Рольфа, дивился такой отеческой любви, но не вмешивался: строгое повиновение отцу — одна из важнейших индейских заповедей. Пока Рольфу удавалось увёртываться от большей части ударов, но дядя сумел оттеснить его к подножию обрыва и полоснул кончиком кнута по лицу. На щеках осталась багровая полоса, словно от ожога раскалённой проволокой.

— Попался! — взревел негодяй.

Вне себя от отчаяния, Рольф схватил два тяжёлых камня и метнул первый в голову дяди. Мик уклонился, но второй камень угодил ему в бедро, и он взвыл от боли. Рольф быстро поднял ещё несколько камней и крикнул:

— Только подойди! Я тебя убью.

Багровая физиономия стала пепельно-серой. Но тут же Мик забрызгал слюной от ярости. Конечно, щенка подучил индеец. Ну, ничего, он с ним после посчитается. Изрыгая ругательства и угрозы, седовласый забулдыга побрёл в лес, к нагружённой телеге. Он заметно прихрамывал.

5. Прощай, дядя Мик!

Раздумия приносит ночь, приносит день с собой дела.Но сумрак прятаться велит: не свет, не тьма, а полумгла.

Одно Рольф понял твёрдо: его дядя — трус! И всё-таки правым он себя не чувствовал: как-никак он развлекался, вместо того чтобы заниматься делом. И он решил сразу же вернуться домой, что бы там его ни ожидало. Обрушившуюся на него брань он пропускал мимо ушей. Попрёки давно стали для него привычными, и, пожалуй, сдержись тётка на этот раз, он испытал бы что-то вроде разочарования. Но ей и в голову не пришло сдерживаться, и Рольф работал молча и усердно под обычный аккомпанемент.

Мик вернулся поздно вечером. В этот день он подрядился возить дрова Хортону, почему и оказался возле Длинной запруды. По пути домой он завернул в трактир и домой добрался совсем осоловелый, что-то угрожающе бормоча.

На следующий день в воздухе запахло грозой. Рольф случайно услышал, как дядя честит «неблагодарного паршивца, который только даром чужой хлеб ест». Однако этим всё как будто и ограничилось. Целых два дня тётка даже ни разу на него не замахнулась. На третью ночь Мик куда-то исчез. Вернулся он через сутки с каким-то приятелем. Они приволокли клетку с курами, а утром Рольфу было строго приказано «к сараю не подходить».

Он долго крепился, но, когда представился удобный случай, залез на сеновал, посмотрел и увидел красивую лошадь. На следующий день дверь сарая, как всегда, стояла распахнутой и внутри было пусто.

Вечером достойные супруги принимали гостей, которых Рольф прежде не видел. Их шумное веселье не давало мальчику уснуть, и до него доносились обрывки фраз, то непонятные, то достаточно ясные: «Ночная работка всегда выгоднее дневной!» И прочее в том же духе. Потом он расслышал собственное имя, и чей-то голос произнёс:

— Пошли, разберёмся с ним сейчас!

Догадаться, что задумали буйные пьяницы, подстрекаемые старым негодяем, было нетрудно. Он услышал, как они, спотыкаясь, двинулись к лестнице. Потом кто-то крикнул:

— Э-эй, кнут-то не забудь!

Рольф понял, что речь идёт о его жизни: от виски они совсем озверели. Вскочив с постели, он быстро запер дверь на щеколду, плотно скатал старый лоскутный половик, положил его на постель, собрал одежду, вылез в окно, нащупал ногой какую-то опору и повис так, что глаза его оказались вровень с подоконником. Вверх по лестнице протопали тяжёлые, неуверенные шаги, кто-то дёрнул дверь, она не открылась, но затем с треском поддалась, и в комнатушку ввалились смутные фигуры. В одной из них Рольф узнал дядю. На половик посыпались удары. Останься он в постели, конечно, палка и кнут переломали бы ему все кости. Пьяницы весело ржали, словно это была какая-то игра. Рольф не стал больше ждать. Он спрыгнул на землю и бросился прочь, понимая, что назад не вернётся.

Но вот куда бежать? Сначала он машинально направился в сторону Реддинга. Всё-таки это было единственное знакомое ему место на земле. Но, не пройдя и мили, вдруг остановился. Из леса на западном берегу Асамука донёсся лай собаки, выслеживающей енота. Мальчик повернулся и зашагал на этот звук. Конечно, найти собаку — ещё не значит найти её хозяина; но, когда лай приблизился, Рольф испустил три условных крика, и Куонеб сразу отозвался.

— Я больше туда не вернусь, — сказал мальчик. — Они хотели забить меня насмерть. Найдётся в твоём вигваме место для меня на день-другой?

— Ак, идём, — ответил индеец.

И впервые в жизни Рольф проспал остаток ночи на свежем лесном воздухе. Спал он как убитый, и Куонеб еле разбудил его к завтраку.

6. Скукум предлагает дружбу

Рольф опасался, что Мик проведает, где он прячется, и явится с полицейскими за сбежавшим племянником. Но неделя прошла без происшествий, а затем Куонеб отправился в Мьянос, где узнал, что, во-первых, Рольфа видели у Круглого пруда, на северной дороге, и, по общему мнению, он уже давно вернулся в Реддинг, что, во-вторых, Мик Киттеринг надолго попал за решётку по обвинению в краже лошади и что, в-третьих, жена Киттеринга, не дожидаясь суда, перебралась к родне в Норфолк, а дом поручила чужим людям.

Деваться Рольфу было некуда, и с каждым проходящим днём становилось всё яснее, что он останется у Куонеба. Какого мальчишку такая мысль не привела бы в восторг? Безжалостная тирания, тяжёлый, беспросветный труд, лишавшие его юную жизнь всякой радости, остались позади, и сбывалась мечта о свободном существовании на лоне дикой природы — мечта, которую он лелеял долгие годы, почерпнув её в затрёпанном, зачитанном до дыр томике «Робинзона Крузо». Ему казалось, что он обретает родную стихию, словно освобождённый от пут орёл, который бросается с горного утёса, чтобы взмыть ввысь вместе с вольным ветром.

Знаменательный день, когда Скукум начал своё обучение, врезался в память Рольфа навеки. И с этих пор запах енота всегда пробуждал радость, пусть в дальнейшем он знаменовал и не такие уж приятные происшествия.

— Куда ты идёшь, Куонеб? — спросил мальчик, проснувшись как-то на рассвете и увидев, что индеец взял песенный барабан и греет его у огня.

Куонеб указал на вершину скалы, и впервые Рольф услышал песню, приветствующую восход солнца. Позднее он узнал «Песню удачной охоты» и песню «Когда на сердце черно». Это были хвалы или моленья, обращённые к Великому Духу, к Великому Отцу, и Рольфу открылись глубины духовного мира индейцев, о которых соседи в Реддинге и дядя Мик говорили как о тупых животных. Недавняя горькая жизнь быстро изглаживалась из памяти мальчика, а новая приносила ему всё больше радостей. Рольф не замедлил убедиться, что и пресловутое равнодушие дикарей к физическим страданиям и отсутствию комфорта — чистейшая выдумка. Никакой индеец не станет покорно их терпеть. Наоборот, он скрашивает и облегчает своё существование как только может, и в первую очередь заботится об удобном ложе. На второй же день Рольф под руководством Куонеба изготовил себе кровать. Сначала он обтесал два чурбака толщиной в четыре дюйма и длиной в три фута[5] каждый, с глубокими зарубками по бокам. В зарубки он вставил две крепкие шестифутовые жерди. После этого они срезали семьдесят пять прямых ивовых прутьев и переплели их полосками ивовой коры так, что получилась циновка длиной в шесть футов, а шириной в три. Прикреплённая к жердям, она превратилась в отлично пружинящий матрас, а когда её накрыли парой одеял, получилась прекрасная постель — сухая, тёплая, достаточно приподнятая над землёй. В дополнение кровать была снабжена водонепроницаемым пологом, и какая бы гроза ни бушевала снаружи, парусиновое покрытие вигвама и пологи надёжно защищали спящих от дождевых струй и брызг. Нет, на такой кровати Рольфу спалось даже лучше, чем на прежних, не говоря уж о новообретённом наслаждении — всю ночь дышать чистым лесным воздухом.