Сватоплук Грнчирж - Происшествие кончилось в пятницу Страница 4

Наконец Ирка обратился к Петронилу:

— А что ты услыхал с самого начала? Ну, самое первое.

Петронил проглотил слюну и открыл рот:

— Погоди, что же это было? Кто–то сказал: «Отдай это Всеведу. Или отвези на…» Петронил умолк и задумался. Робинзон попробовал пошутить:

— А может, Долговязому, Толстому и Остроглазому?

Но Петронил не обратил на него внимания.

— …на какую–то улицу. Начинается на «м», позабыл… Это фамилия знаменитого художника…

— Манес[2], — выпалил Ирка.

Петронил все еще вспоминал, а Ирка продолжал:

— Маржак!

— Нет, не Маржак. Я даже не знаю такого художника.

— Наверное, Манес. Ну конечно, Манес. Улица Манеса! — воскликнул Петронил. «Отвези это на улицу Манеса!»

Ребята помолчали.

— А кто, собственно, тебе все это говорил? — спросил Ирка. — И вообще, что это? Какая–нибудь рация?

«Слушайте, — тихонько окликнул их Робинзон и присел на ступеньку.

Там кто–то свистит, — прошептал Ирка и храбро взял пудреницу в руку. Свист вдруг резко оборвался. Ирка протянул ее Петронилу и заметил: — А свистит–то плохо, фальшивит!

И начал сам высвистывать какой–то веселый мотив. Долго еще стояли ребята на лестнице у музея. Петронил умоляюще смотрел на друзей: что они посоветуют?

Ирка вздохнул:

— Поехали домой. Верни ее сестре, может, она объяснит тебе, в чем дело.

И вдруг неожиданно Робинзон начал размахивать у них перед носом своим каменным топором.

— Нет, — запротестовал он, — нет, пошли на улицу Манеса. Ведь пудреница нас просила. Пошли, и все.

Ирка попытался вспомнить, где эта улица находится.

Потом стали спрашивать у прохожих. Удивительно, но им сразу объяснили: «Тут неподалеку, где начинаются Винограды». И ребята согласились с Робинзоном.

— Рукой подать, — сказал регулировщик на перекрестке и кивнул в сторону музея.

— Главное, не надо ехать на трамвае, обрадовался Робинзон (у него оставалось всего шестьдесят геллеров на обратную дорогу).

ГЛАВА ШЕСТАЯ

рассказывает о том, как Робинзон исправил надпись на афише и что из всего этого вышло.

«Подать рукой» — это было, конечно, преувеличение. А впрочем, улица оказалась не очень далеко.

И вот ребята наконец стоят в начале длинной, серой, скучной улицы. На стене дома табличка: «Улица Манеса».

— Я бы не сказал, что здесь нас ждут, — заметил Робинзон и переложил топор из одной руки в другую.

Ребята ничего не ответили. Наконец Ирка двинулся вперед. Ребята последовали за ним. Они шагали вдоль сумрачных домов. Рядом с простыми, строгими зданиями стояли дома, богато украшенные скульптурами, лепными украшениями в виде гирлянд цветов и позолоченными надписями на фронтонах, но однообразная серая окраска, облупившаяся штукатурка и мрачные подъезды делали их скучными и навевали грусть.

Но вот серое однообразие домов и тротуаров нарушила веселая пестрая стена, на которой теснились афиши. Строго говоря, это был деревянный забор между двумя домами. Петронил еще издали попытался разобрать большие красные буквы на самой яркой афише.

— Ц–и–р… цирк…

Какой цирк?

— П–при–бы–вает…

Но какой?

— Старая афиша, — махнул рукой Робинзон, — она тут с осени висит.

Они прошли еще несколько шагов и остановились.

— «Прибывает цирк Буш».

— Так и будем здесь топтаться? — громко спросил Ирка, в нетерпении поглядывая на уходящую вдаль улицу.

— А относились ли эти слова вообще к нам? Откуда и кому известно, что у меня есть эта штука? — И Петронил достал из кармана пудреницу.

Между тем Робинзон, которому всегда есть до всего дело, вытащил огрызок карандаша, одним махом зачеркнул слово «прибывает» и вывел крупно: «уехал». «Цирк уехал».

— Так, — удовлетворенно молвил он и добавил огромный восклицательный знак.

— Ой!

Это крикнул Петронил. И не без причины. Для того чтобы соорудить под восклицательным знаком точку, Робинзон так стукнул по афише зажатым в руке карандашом, что доска оторвалась и свободным концом едва не угодила Петронилу по лбу. Робинзон потерял равновесие, но тут же снова возвратился в исходное положение. А в общем ничего особенного не случилось. Петронил даже не упрекнул Робинзона.

Оторванная доска все еще слегка раскачивалась. Робинзон отодвинул ее, всунул в щель голову и в удивлении закричал:

— Посмотрите, ребята, вот это да!

Теперь стало ясно, что забор, оклеенный разноцветными афишами, закрывал пустырь. Во время войны здесь бомба угодила в дом. Остались лишь стены, подвалы да груды кирпича. Пустырь порос травой и лопухом. Тут и там стройные акации тянули к солнцу ветви, густо облепленные гроздьями белых цветов.

Робинзон заинтересовался. Он огляделся и, так как улица Манеса была пустынна, неожиданно ловко проскользнул в сад. Доска качнулась и закрыла лазейку. Ирка и Петронил переглянулись и пожали плечами. Но через мгновение они все трое уже были на пустыре. Робинзон в восторге бегал по остаткам фундаментной кладки и вопил:

— Ребята, до чего же здесь здорово! Совсем археологические раскопки! Это наверняка развалины крепости Само!

Ирка, снисходительно улыбаясь, озирался вокруг. Робинзона особенно заинтересовали глубокие ямы — когда–то здесь были лестницы, они вели в подвалы.

— А я вас вижу! — послышался откуда–то девчачий голосок.

Ребята вздрогнули и оглянулись. За кучей кирпичей под акацией сидела худенькая девчонка. На шее у нее красовался выгоревший пионерский галстук, а на коленях лежали гроздья мелких цветов акации. Она совала цветы в рот и высасывала из них сладкий сок.

Мальчишки с удивлением глядели на нее. Наконец Робинзон бросил ей насмешливо:

— Так, значит, ты нас видишь?

— Ага! — Девочка наклонила голову набок, и светлые волнистые волосы сползли ей на левое плечо. — А вообще, что вы тут делаете? — спросила она. — Смотрите, если Брикнар узнает…

— …так будет знать, — отрезал Робинзон. Пусть девчонка не воображает, что их легко испугать!

— Вы бы лучше спрятались, — доброжелательно посоветовала девчонка. — Если он сюда придет…

— Мы? Прятаться? — начал было хорохориться Робинзон, но тут же умолк.

С девчонками из своего класса он обычно разговаривал именно таким тоном, но сейчас такой тон почему–то казался ему неподходящим. Хорошо, что его позвал Ирка.

— Беги сюда, в подвал! Говорящая пудреница, позабытая, лежала в кармане у Петронила. До чего же интересно, до чего таинственно было в подземелье!

— Сюда, храбрые охотники, сюда! — раздался через минуту под мрачными сводами голос Робинзона. — Здесь разбил свой лагерь враждебный клан!..

Ребята нашли Робинзона в одной из ниш. Он стоял согнувшись и держал в руке лук, натягивая тетиву.

— Вот где тебе было суждено найти друзей! — смеялся Ирка. — Но сейчас, к сожалению, они отправились на охоту на мамонта…

Детские игрушки, — усмехнулся Робинзон и показал на стенку, где висело еще несколько луков. — Зато мой каменный топор…

— Но ведь ты еще ничего о нем не знаешь, — возразил Петронил, когда в руках у Робинзона снова появился его драгоценный топор.

Робинзон уселся на камень. Под руку ему попалась подходящая палка, и он принялся мастерить топорище. Узкий конец он просунул в отверстие. Подобрал ветку, содрал с нее кору и, словно лентой, обмотал ею палку и топор. Интересно, что сказала бы та девчонка, узнав, что у Робинзона есть каменный топор…

Робинзон поднялся, отряхнул штаны, попытался пригладить свои непокорные вихры и начал было выбираться из подземелья на солнышко, как вдруг на него навалилось что–то тяжелое, обхватило за шею, скрутило и пригнуло к земле.

— Ребята… — успел он только прохрипеть.

Но Петронил с Иркой не смогли прийти к нему на помощь. Они тоже были повержены на землю. Все трое извивались на земле, атакованные неизвестным врагом.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

убеждает нас в том, что и на Виноградах можно попасть в плен. Кроме того, эта глава учит играть в футбол на четверо ворот.

Тот из вас, кто представлял себе (подобно Ирке) Брикнара свирепым седовласым сторожем, будет разочарован.

Тот из вас, кто представлял себе Брикнара здоровенным, кровожадным дворником (так думал Робинзон), будет тоже разочарован. А тот, кто себе его вообще никак не представлял (а никак его себе не представлял Петронил), разочарован не будет, а будет скорее удивлен.

Перед нашей троицей на осыпающемся фундаменте стоял высокий, плечистый мальчишка. Он стоял, по–хозяйски, широко расставив ноги, и покачивался с носков на пятки, заложив руки за спину. Прищурив глаза, он насмешливо разглядывал пленников. На земле у его ног стоял другой мальчишка, тощий и кудрявый.