Юрий Иванов - Сестра морского льва Страница 4

— Замри! — грозно сказал Толик, опуская весла в воду. — Не дыши, Короед, перевернемся.

Стиснув краюху зубами, парень с челкой застыл, как статуя, и подмигнул Волкову. Гребок, другой… из зеленоватой глубины выплыло дно, покрытое ровными, будто подстриженными под гребенку водорослями. Мелкая рыбешка прыснула в разные стороны, пугаясь тени от шлюпки. Еще гребок, и под килем заскрежетали камни. Приехали. Втроем, рванув, они выволокли шлюпку на гальку, быстро разгрузили и столкнули в воду. Яростно поплевав в ладони, Толик отправился к сейнеру за другой партией груза, а Волков отошел от воды и осмотрелся. Подходили люди; они шумели, громко переговаривались, смеялись и осматривали с любопытством Волкова, здоровались. Казалось, время тут остановилось, не сдвинулось — все те же звуки, все те же запахи. Вот только не видно знакомых лиц, все другие, все незнакомые люди шли к берегу. Еще одна шлюпка подвалила; женщина в красном свитере выпрыгнула из нее прямо в воду. Бич выскочил на гальку и с ликующим лаем ринулся куда-то. Толик окликнул Волкова, и тот начал принимать от него ящики и складывать в штабель.

— Мужчины! Пошевеливайтесь! Аркаха, опять перекур? Тебе бы только жевать… Ну что уселся? — сердитым голосом распоряжалась женщина в красном свитере. — Дядя Костя, ты ж еще крепок, как дерево, а ну включайся в работу… Эй-эй, куда поволокли ящик с водкой? Ставьте тут. Толик, а ну выдь из шлюпки и дуй за лошадью. Ваганов и вы двое: быстро идите за телегой. Толик, я кому сказала?

— Все Толик да Толик! — возмущенно выкрикнул бородатый мальчишка. — Ты меня, Мать, совсем загоняла! А кто груз с сейнера таскать будет?

— Давай весла, — сказал Волков, подходя к мальчишке, и тихо спросил: — Сэр, я путник, прибывший издалека… Кто эта грозная женщина? Жена вождя вашего племени?

— Мать? Нет, не жена… Она сама вождь нашего племени: председатель сельсовета, — ответил Толик, немного помедлив, а потом, поддав ногой шиповатый крабий панцирь, с еще большим возмущением опять выкрикнул: — Без Толика тут бы вся жизнь зачахла!

Через час сейнер был разгружен. Трое мужчин прикатили за оглобли телегу и начали укладывать на нее ящики, а Мать ходила возле и, шевеля губами, что-то подсчитывала, сверяясь в бумаге. Как и мужчины, она была в высоких резиновых сапогах и плотных, забрызганных водой брюках. Вид у нее был строгий и воинственный, как у майн-ридовского делавара, вышедшего на тропу войны.

Волков щелкнул зажигалкой. Приятно ломило мышцы рук и спины, ладони горели. Женщина, достав папиросу из помятой пачки, подошла к нему, быстро, внимательно взглянула в его лицо черными сощуренными глазами и прикурила. В одном ухе у нее блестела золотая сережка в виде простого колечка, а в волосах, стянутых узлом на затылке, серебрились пряди.

— Кто будешь-то? Зачем приехал? — спросила она, разгоняя ладонью перед лицом дым. — С ревизией, что ли, какой? Так у нас все в ажуре.

— Да нет, какой я ревизор, — усмехнувшись, сказал Волков. — Когда-то я тут работал. И вот потянуло.

— Турист, значит?

Ну почему турист? — возразил Волков, почувствовав нечто оскорбительное для себя в этом слове, и, желая сменить тему разговора, спросил: — А чего пирс-то не сварганите? Помню, был тут небольшой. Все легче разгружать сейнеры будет. Ведь пирс…

— Пирс, пирс… а где взять деньги? Людей?

— Тут и работы-то троим мужикам на три дня, — сказал Волков. — Лесу на острове до черта: вбивай бревна в дно в два ряда да вали между ними каменья. Сто лет простоит.

— Возьмись и сделай, — предложила женщина сердито, а потом, немного подумав, уже другим тоном сказала: — Послушай-ка, а может, действительно, а? Раз ты знаешь, как это делается…

— Я ведь приехал отдыхать, а не работать, — ответил Волков, уминая табак в трубке. — Где бы мне остановиться, Мать?

— Алька, иди-ка сюда, — окликнула женщина девочку и, когда та подбежала, сказала: — Возьми человека к себе — Скомкав окурок, она добавила, обращаясь к Волкову: — Душу ты мне растравил с пирсом. Уж молчал бы. Пирс-то нам во как нужен! Как начнем к зиме готовиться: мучение. Уголь, соль, продукты, кирпич — все на шлюпочке. Ну где же этот чертов мальчишка подевался?

— Идемте, — сказала Алька, дернув Волкова за рукав. — Бич, за мно-ой!

Сокрушая хрусткие обломки раковин, Волков неторопливо шагал вслед за девочкой. Сколько раз ходил он когда-то этим путем: в горку, от бухты к поселку. Все те же седые, от налета соли на стенах, дома под гофрированными цинковыми крышами и легкая, словно цемент, мягкая пыль на дороге; лодки, лежащие возле домов вверх днищами.

А вот этих развалин не было. Тут раньше старинный дом возвышался. Говорят, что в нем был до революции «салун», принадлежавший торговцу пушниной Баранову. Попросту говоря — трактир. И назывался тот салун «Морской бродяга». Когда-то в нем пили, плясали, совершали сделки на покупку-продажу котиковых и бобровых шкур, в кости тут резались на деньги, дрались. Потом там был клуб поселка, от «салуна» сохранились лишь разбитое пианино фирмы «Циммерман» да дыры в стенах, и Ленка Пургина утверждала, что дыры эти — отверстия от пистолетных пуль. В том салуне, как говорила девушка, не только дрались, но порой и постреливали друг в друга. Ведь кто тут только не бывал!.. Русские, американцы, японцы, скандинавы… Зверобои, золотоискатели, китобои и просто бездомные бродяги, искатели острых ощущений; все отчаянная, решительная публика… «Не знаю, как насчет стрельбы, но я играл на том пианино для Ленки „кошачий вальс“ и „собачью польку“», — подумал Волков, поставив чемодан. Было очень приятно вспомнить об этом, и он с грустью осмотрел развалины старинного дома: они часто засиживались тут. Поселок уже спал, а они оставались в большом пустом доме, на чердаке которого потерянно скулил ветер. И горела бронзовая, очень старинная тоже, как уверяла девушка, сохранившаяся с «тех» времен лампа… Он играл, а Ленка стояла рядом, слушала и улыбалась. Представляла, наверно, как смешные собаки танцуют польку, а Сашка возмущался, он считал, что Валерка ведет нечестную игру, увлекая девчонку недозволенными приемами.

Он подхватил чемодан и осмотрелся: Ленкин дом стоял сразу за речкой, которая течет через поселок. Он хорошо помнил — на стене дома сохранилась медная пластина с надписью: «Российско-Американское акционерное общество». В самом центре пластины — песец, а посредине песца отверстие. Они в те дни спорили по всякому пустяку. Это на спор с ним Ленка на восемьдесят шагов из карабина «арисака» всадила пулю в самый центр пластины.

…— Во-олк! Ну где же вы? — послышался голос девочки. — Я вас зову-зову, а вы как оглохнувший. Идемте быстрее.

— Иду-иду, — отозвался Волков, ступая на разбитый бревенчатый мостик, под которым, пенясь, прыгала по камням мелкая речонка. — Эй, Бич, ко мне!

Пес кинулся к нему знакомиться. Потрепав жесткую, как половая щетка, морду, Волков мельком взглянул на дом Ленки: вдруг сейчас откроется дверь?.. Интересно, узнала бы она его? Стоп-стоп, Бич, лизаться не надо.

Вдруг послышались тяжкий топот и крик:

— Держи ее, гаду! Держи-и-и!

Волков отскочил. Вздымая копытами пыль, гулко прогрохотав по бревнам мостика, пронеслась мимо черная, с длинной гривой и хвостом чуть ли не до земли лошадь. За ней без сапог и свитера, размахивая уздечкой, бежал бородатый мальчишка; по его осунувшемуся лицу текли струйки грязного пота. Бич тотчас присоединился к погоне. Делая вид, что вот-вот схватит лошадь за ногу, пес почти скрылся в клубах пыли, а лошадь косила на него веселым карим глазом и фыркала. Нижняя мягкая губа ее немного отвисла, и казалось, что лошадь на бегу дружески улыбалась Бичу, решившему принять участие в этой забавной гонке.

— Лошадь одинокая. Она совсем-совсем одна на острове, — сказала печально девочка, поглядев вдоль улицы. Лошадь уже миновала поселок и теперь поднималась в гору, а Толик, несколько поотстав, лез за ней. — Никто на ней не ездит, ничего не возит целыми месяцами. Понятное дело, лошадь и дичает. Ага. Ну вот мы и дома.

«Кстати, а где и кто ее родители? — подумал Волков, поднимаясь по скрипучим ступеням. — На котиковом лежбище? Сезон забоя вот-вот должен начаться».

Алька распахнула дверь. Висела она на одной петле, а вторая чуть держалась на вылезших из разболтанных гнезд винтах. В прихожей пахло душистыми травами; бабочка-крапивница билась в запыленное окно. Алька поймала ее и выпустила.

— Она только меня и слушается, — сказала девочка. — Вот захочу и…

— Кто «она»?

— Ой какой вы непонятливый! Да лошадь же! Вот захочу, позову, она и прибежит. И знаете еще что? Она меня любит катать на себе. Мы даже можем на нее вдвоем сесть, она си-ильная… И ей весело. Ну так мне ее жалко, ну такая она одинокая, просто ужас. Мойтесь, я полью.

На кухне уже топилась печка и посвистывал носиком чайник, а на сковородке жарилась картошка. Шумно вдыхая вкусные запахи, в кухню вбежал запыленный пес, решивший, видимо, что глупо гоняться за лошадью, когда время катится к обеду. Чихнув, Бич долгим, внимательным взглядом поглядел на Волкова и помахал хвостом. Волков подмигнул ему, и пес занял выжидательную позицию возле порога.