Семь фунтов брамсельного ветра - Крапивин Владислав Петрович Страница 4

Люка требовала, чтобы я немедленно попробовала на себе косметику, но я показала глазами на Лоську и крутнула пальцем у виска.

Лоська в наши разговоры деликатно не встревал. Молча глотал чай, расправился со спасенным куском торта, потом еще с одним и еще… Он старался есть аккуратно, ложечкой, но иногда забывался, спешил и вытирал пальцы о свои многострадальные штаны. Мы с Люкой тоже сели к столу. Люка вдруг посмотрела на Лоську.

– Слушай, ты заболеешь. Один ребенок не может сразу съесть столько торта.

– Я же не совсем уже ребенок, – миролюбиво разъяснил он и глянул на меня: можно еще?

Я наконец сообразила:

– Лосенок, ты, наверно, не завтракал!

Он посопел и кивнул:

– Мама, когда уходила, сказала “пожарь картошку”. А мне было лень чистить.

– Давай я тебе яичницу сделаю, это лучше чем торт.

Он покачал опять синими носочками и сказал шепотом:

– Если не трудно…

Я поставила на газ сковородку, покрошила молочную колбасу, залила ее белками и желтками. Скоро Лоська, уже не думая о торте, уплетал глазунью, и его щеки (и без того чумазые) украсились желтыми полосками. А мы с Люкой пили чай, и та продолжала разговор о подаренной косметике. О том, какая она качественная, французская и популярная. Мне оставалось только кивать.

Лючка – она не то чтобы красавица, но уж-жасно обаятельная (это все говорят). С золотистыми кудрями, алым ртом, зелеными глазами. Вся такая тоненькая, будто девочка Суок из “Трех толстяков”. И улыбаться умеет так, что мальчишки млеют. Манеры у Люки отработаны. Она занимается в эстрадном детском ансамбле “Гадкие утята”, манерам там специально учат. И косметикой пользоваться учат. В ансамбле это не мода, а необходимость – чтобы танцоры и певцы выразительнее смотрелись на сцене. Так не раз объясняла Люка.

4

Недавно я была на концерте “Гадких утят” во Дворце детского творчества – Люка меня туда почти насильно притащила, потому что к эстраде я совершенно равнодушна. Я высидела до конца и даже вежливо похвалила. А сейчас она опять принялась вспоминать это выступление.

– Помнишь ту песню, “Еду-еду я…”? Ее теперь все напевают. Просто шлягер получился. Лучшее произведение нашего Костика.

Костик (а еще “Костюньчик” и “Костячок-толстячок” – это не в глаза, конечно) был руководитель ансамбля. Кругленький, пожилой, но очень бодрый, с лысинкой-блюдцем и жизнерадостным лицом. В общем-то славный. Но песенку щадить я не стала. Она показалась мне такой глупой, что запомнилась от начала до конца. Даже привязалась и порой вертелась в голове.

Еду-еду я в автоИ гляжу на белый свет.В поле зренья все не тоИ тебя в том поле нет.Ты меня не разлюби!Би-би-би!Би-би-би!Я уселся в самолетИ гляжу я с высоты.На душе тоска, как лед:Где же ты? Где же ты?Я страдаю на лету.Ту-ту-ту!Ту-ту-ту!Я пешком по всей ЗемлеОбошел сто тысяч верст.Плавал я на корабле,Средь морей холодных мёрз.На каком ты берегу?Гу-гу-гу!Гу-гу-гу!Вот на берег я сошелИ смотрю – навстречу ты!Сразу стало хорошо,И в душе моей – цветы!Расцвела моя мечта!Тра-та-та!Тра-та-та! 

Мы с Лючкой подруги с незапамятных, с ясельных времен и поэтому не боимся говорить друг другу все, что думаем.

– Ужасно примитивная песня. Для дикарей с острова Нямба-Бамба. “Би-би-би”, “гу-гу-гу”… А если бы последняя строчка была “И сошли мы с корабля”?

Люка сморщила переносицу:

– Фу! При ребенке…

Я хмыкнула про себя. “Ребенок” в тех местах, где он бывает, слышит и не такое. Хотя… в самом деле нехорошо. Впрочем, Лоська заскребал сковородку и не обращал на нашу беседу внимания (или делал вид).

Люка продолжила мое воспитание. Голосом нашей классной Олимпиада Андриановны:

– Ты, Евгения, циничная особа. Несмотря на то, что из культурной семьи…

– Не циничная, а прямолинейная. Сказано: “Не родись красивой, а родись правдивой”…

– Не “правдивой”, а “счастливой”. Или ты думаешь, счастье там, где правда? – словно драматург Островский из учебника вопросила Лючка.

– Ну, если судьба красотой не наградила… Хорошо вам в “Утятах”, вы там все такие… стройные и фотогеничные.

Люка пригорюнилась и сказала, что им в ансамбле совсем не хорошо. Могут закрыть.

– И все другие творческие коллективы тоже…

– Почему?!

– Из-за ППЦ. Ты разве ничего не слышала? Даже по вечернему каналу в местных “Новостях” говорили.

Я ничего такого не слышала (и канал-то этот почти не смотрю, там только про грабежи и аварии на дорогах).

– А что такое ППЦ?

– Ну, темнота… Не “что”, а “кто”! “Полномочный представитель центра”. Из Москвы прислали чиновника, милицейского генерала, будет здесь главным. В столице недовольны, что у губернаторов стало слишком много власти, вот и рассылают по стране таких представителей, чтобы наблюдали и руководили. Укрепляли “стержень централизованной власти”.. Ты правда, что ли, не в курсе?

– А при чем Дворец?

– Да пойми же ты! Губернатор где располагается? В ре-зи-ден-ции! В бывшем роскошном доме миллионера Кунгурова, в памятнике старины. А его московский начальник разве захочет сидеть в обычном кабинете? Ему тоже резиденция нужна, да получше губернаторской, чтобы не потерять имидж. Вот и приглядели для него наш Дворец.

– Совсем офонарели, да? Выгонять тыщу ребят ради одного генерала!

– Во-первых, не тыщу, а почти две. А во вторых, ради не одного генерала, а со свитой. Знаешь, сколько у него будет заместителей! А у тех – свои заместители, референты, секретари, курьеры. Охрана… А дворцовские кружки, говорят, растолкают по разным клубам. Ну, их-то, может, и растолкают, а такие коллективы, как наш – куда? Театральный, оркестровый… В субботу все ребята и взрослые работники Дворца хотят пикеты устроить на площади. С плакатами.

– Лючка, я тоже пойду!

– Пойдем.

– И я, – облизав вилку, сказал Лоська.

– Обязательно, – сказала я. – Ты этого генерала сразу перепугаешь, такое чучело. Как ты ухитряешься извозиться за несколько минут? Иди умывайся…

– Ладно. Спасибо за яичницу. И за торт… – Лоська выбрался из-за стола, поддернул штаны и пошел в ванную. Я за ним, чтобы умыть “чучело” собственноручно, а то измажет полотенце.

Лоська не противился, только фыркал. Люка в это время убрала со стола. И сказала, что теперь ей “срочно надо еще в одно место”.

– Вечером позвоню. Пока…

Мы с Лоськой остались одни и посмотрели друг на друга.

– Может, погуляем? – спросила я.

– Давай!

– А куда пойдем?

– Может быть, туда… к дереву? – Он слегка затуманился. – Или… это слишком печально для дня рожденья, да?

– Нормально…

И мы пошли на пустырь за сгоревшей табачной фабрикой. Это было довольно далеко, но нам куда спешить? Мы брели по переулкам, где ярко, почти как в мае, вновь цвели одуванчики. Было солнечно, однако совсем не жарко, хорошо так. Говорили о недавнем телесериале про пришельцев (чепуха сплошная, одно и тоже, надоело), о том, что скоро в школу, а неохота; о моих глобусятах, о новом появлении НЛО над деревней Кулябкой, о сбежавшем из цирка трехметровом удаве (жаль, что поймали, не добрался до родины) и ни о чем серьезном.