Михаил Лыньков - Миколка-паровоз (сборник) Страница 45

Снаряжали они специальных солдат, чтобы те улучили удобную минуту и подстрелили необыкновенного пулеметчика. Но где там! Неуклюжий с виду, боец бегал так ловко и проворно, так хорошо прятался на бурой земле и среди кустов, что уследить за ним было почти невозможно.

Так сделался Мишка настоящим фронтовым воином. А вскоре и в герои начал выходить. Заговорила о Мишке-пулеметчике вся дивизия.

Как-то раз поздней ночью переходили красноармейцы через глубокую и широкую реку. Мишка с пулеметчиками переправлялся на другой берег. На плоту были пулемет и запас патронных лент. Мишка сидел и настороженно прислушивался к всплескам весел, к ночной тишине на берегах, к едва различимым голосам бойцов, — рядом плыли другие плоты. На них были красноармейцы.

Тишину нарушали редкие винтовочные выстрелы. Стреляли с того берега. Белополяки открывали огонь вслепую: постреляют, постреляют куда попало — и опять тишина. И не подозревали, небось, что приближается к ним беда.

Слушал Мишка вражеские выстрелы, вспоминал мать-медведицу, родную берлогу, залитый ярким утренним солнцем малинник. Вспоминал Бородатого, который остался в обозе. Вспоминал и начинал тужить помаленьку. Но вот заслышал он приглушенный короткий лай Жука — пес тоже где-то поблизости переправлялся через реку — и повеселел, приободрился, сунул когтистую лапу в воду и освежил морду.

Было уже недалеко до берега. И тут их заметили. Белополяки подняли неистовую стрельбу. Засвистели вокруг пули, поднимая фонтанчики брызг и вспарывая пенистые дорожки на водной глади. Заметил Мишка, что надувные понтоны, которыми обвязан был плот, шипят, пробитые пулями. Шипят, выходит из них воздух, набок кренится плот. Мишкины лапы уже в воде, холодной, глубокой, стремительной. Еще минута — и перевернется плот, пойдет пулемет на дно, захлебнутся в воде пулеметчики. Недолго думая, спрыгнул Мишка в реку, нырнул под воду с головой. Вынырнул, схватил зубами веревки, которыми были привязаны пробитые пулями понтоны, и поплыл к берегу, подтягивая за собою весь плот.

Тяжело плыть по реке. Сбивает волна. Относит в сторону течением. Но старается Мишка изо всех сил, широко загребает четырьмя лапами, тянет. Ему бойцы-пулеметчики помогают, подбадривают:

— Тяни, Мишутка, тяни… Выручай, дружок…

Слышит этот шепот Мишка, пуще старается. Вот почувствовал что-то твердое под ногами. Ага, дно! Остановился на минутку, передохнул, отряхнулся. Спрыгнули с плота пулеметчики, подхватили на руки пулемет, патронные ленты и — по пояс в воде — к берегу. Пособили Мишке, усталому, выбраться на сухое место.

Мишка и освоиться не успел с новым берегом, как возле замшелого камня рванул пулемет огненной лентой, застрочил, заговорил. Поднялся свинцовый вихрь над берегом, горелым запахло в ночном влажном воздухе. Заметались перепуганные белополяки, а наши красноармейцы тем временем продолжали переправу. Плот за плотом, будто волна за волной, приближались и приближались. Стрельба усиливалась. Громкое «ура-а!» огласило тьму. И стал берег нашим.

Так с участием Мишки была добыта еще одна наша победа. Спас он пулемет и пулеметчиков, которые решили успех боя. Из разных полков приходили красноармейцы, чтобы посмотреть на сказочного артиста, поздравить его, воздать славу и сказать красноармейское «спасибо».

Славу с Мишкой делил и Жук, верный товарищ и побратим. Он тоже одним из первых оказался на вражеском берегу.

Но друзья не задирали носа перед Бородатым и друг перед дружкой. Они потихоньку делали свое скромное дело: нужно было — артистическое, нужно — боевое. Смотря по обстановке. Разгорелся бой — Мишка патроны подносит, Жук в разведку направляется. Тихо — показывают красноармейцам проклятую «гидру капитализма». Да и другие номера тоже приходилось показывать часто красноармейцам разных полков.

Жаль было, что Бородатый, который не умел плавать и вынужден был переправляться через реки с обозом в последнюю очередь, отставал и томился в одиночестве. Он стоял обычно на том берегу, болталась на ветру его борода, слышался жалобный голос, выводивший неизменное козлиное:

— Бе-э-э-э…

Заслышав этот голос, Мишка подмигивал Жуку, и тот заливался веселым басистым лаем:

— Гав-гав-ау… Гав-гав-гау-у…

Это, видимо, означало: «Не скучай, дорогой, скоро встретимся!»

Мишка и сам был бы рад как-нибудь приободрить друга, да где ему было тягаться с Жуком.

Бородатый и в самом деле вскоре догонял своих закадычных друзей, бурно выражая при этом свою радость: он и подскакивал, и наставлял рога, и бородой потряхивал, и пытался, по примеру Мишки, на голову встать, но, правда, из этого ничего не получалось — смех один, да и только. Тогда от полноты чувств он хватал большущий клок сена и почти торжественно преподносил его в подарок Мишке и Жуку. Те вежливо отказывались от щедрого подарка, но все-таки не упускали случая в знак благодарности лизнуть приятеля в бороду или в нос. Лизнут — и давай чихать.

Никак не мог козел отказаться от привычки лакомиться махоркой. К тому же перепадала ему и трофейная махорка, а уж от нее-то несло черт знает чем. Неисправим был Бородатый! Но что ты поделаешь с ним! Товарищ ведь. Потому прощался ему этот махорочный грех.

КАК МИШКА БЫЛ УКРАДЕН И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО

Популярность Мишки росла с каждым днем. Стали бойцы пулеметной команды замечать подозрительное поведение некоторых делегаций, которые являлись к ним вроде подивиться на необыкновенного артиста и вояку. Уж больно щедро иногда кормили эти делегаты Мишку сахаром, приносили увесистые куски мяса, мед где-то раздобывали. Ясно, подкупить Мишку хотели. Злой умысел таили, не иначе, — переманить Мишку из третьего батальона к себе.

Мишка довольно безразлично относился ко всяким Проявлениям почета и уважения к своей особе. Не волновали его умиления перед героизмом и артистическими талантами. Больше внимания он уделял подношениям. Все, что приносилось ему, употреблял в пищу солидно и старательно. Не обижал, конечно, и своих дружков — Бородатого и Жука.

А в подношениях и лакомствах, которые так охотно принимал Мишка, как раз и крылась опасность. Была разоблачена Мишкина слабость к разным лакомствам.

Однажды ночью, перед самым наступлением, всполошилась пулеметная команда. Пропал Мишка! Был Мишка — и нет Мишки!

Не маленький, кажется, не иголка какая-нибудь, а отыскать не отыщут никак. Обшарили все кусты придорожные, все канавы и овражки, обоз вверх ногами перевернули, — может, на телеге где спрятался косолапый? — никаких следов обнаружить не удалось.

Спрашивали Бородатого, допытывались у Жука, но какой с них спрос! Ходили оба понурые, злые, печальные. Тосковали по Мишке. Бородатый перестал даже махорку выпрашивать у красноармейцев.

Невеселые думы о пропавшем без вести товарище охватили козла.

— Бе-э-э-э… — плаксиво тянул он время от времени.

Прошел день, еще один. Неделя минула. А Мишки все нет и нет. Ни слуху ни духу о батальонном артисте.

Красноармейцы первого и второго батальонов стали подсмеиваться над третьим. Особенно над пулеметчиками.

— Ага! Не уследили за своим баловнем. Отблагодарил он вас, нечего сказать. Собрался и прочь… Теперь к вам ни Жука, ни Веселую Бороду пускать не будем. Их еще потеряете. Никудышние из вас хозяева!

Попробуй-ка спокойно сносить такие издевательства!

— Неужели батальону нашему изменил, переметнулся? — недоумевали бойцы третьего. — Куда девался? Может быть, в лес потянуло медведя, в родную чащу, в кусты да малинник?..

И так и сяк судили-рядили красноармейцы — не находили ответа. А дни были горячие: переходы, маршевые броски, бои почти каждую ночь. В этой сутолоке мало-помалу забывать стали про Мишку.

Однажды полк разместился на отдых. Близилась ночь. Разложили костры, обогрелись, поужинали, спать легли. Перед рассветом дозорные неподалеку от расположения третьего батальона наткнулись на любопытную сцену. На полянке сидели Мишка, Бородатый и Жук и справляли то ли шикарный бал, то ли поздний торжественный ужин. Всевозможные яства были сложены под ветвями елки. Тут были таранки, консервы, лопатка кабана, добрых два десятка селедок. Поодаль разбросано несколько пачек махорки.

Мишка верховодил почтенной компанией. Сидел на пеньке и старательно разбивал о камень консервные банки. Банки плющились, прогибались, а Мишка только покрякивал. Бац! — брызги в разные стороны. Мишка облизывается и принимается угощать Жука. Бородатый, как существо травоядное, консервов не трогал, жевал селедочный хвост, отплевывался, а потом вскакивал и несся к ручейку, чтобы утолить жажду. Напьется воды и примется за сахар. Махорку оставлял на десерт. А Мишка и Жук уплетали все подряд: не разбирались они в деликатесах.