Владислав Крапивин - Синий город на Садовой Страница 46

– Дядя Федор, а ты-то как?

Федя был так себе. Голова болеть не перестала, температура – тридцать семь и пять. Если бы не классный час, можно было бы завтра с полным правом не пойти в школу. Но ведь решат, чего доброго, что Кроев струсил.

"А может, с утра отлежусь. Завтра ведь со второй смены".

Такое дурацкое было в школе № 4 расписание: по субботам восьмые классы учились с двух часов. Причина тут была в тесноте, нехватке кабинетов и прочих неурядицах. Народ роптал. Директор Ольга Афанасьевна и учителя уговаривали: дело, мол, временное, только на первую четверть…

Утром и в самом деле стало полегче. В середине дня, правда, опять загудела голова, но Федя терпеливо отсидел четыре урока. Классный час был пятым.

Федя понимал, что при своем "вареном" состоянии да еще при беспокойных мыслях о Нилке едва ли он сегодня сумеет крепко воевать за справедливость. Но когда все расселись, когда появились Дим-Толь и Ольга Афанасьевна, Федя опять ощутил нервное возбуждение. Жгучесть недавней обиды.

А Бориса Хлорвиниловна не пустила: "Извини, голубчик, но у нас автономия и суверенитет, а ты из другого класса… Ну и что же, что друзья! Потом все узнаешь…"

Дим-Толь, усмехаясь, устроился на задней парте. Ольга Афанасьевна села у стола.

– Ну, начнем, – вздохнула Флора Вениаминовна. – Хотела я говорить про успеваемость, да сегодня не до того. Иди, Федя, сюда, рассказывай…

И Федя вышел к доске. И сбивчиво, но с накалом поведал, что случилось позавчера. Дим-Толь при этом смотрел в темное окно. С таким лицом, будто ему хочется насвистывать.

Флора Вениаминовна прочитала Федино заявление в совет.

– Ну, времена пошли, – бросил с места Дим-Толь. – Скоро первоклассники в ООН писать будут.

– Дмитрий Анатольевич, ну зачем вы так, – укорила Ольга Афанасьевна. – Мальчик действительно имеет право, если считает, что он обижен. Давайте разберемся…

– Да в чем разбираться-то? Я его разве обвинял? – Дим-Толь разгорячился не хуже восьмиклассника. – Я сказал "утащил пленку". В том смысле, что забрал с собой. А не украл… А он в коридоре берет меня за грудки и кричит: "Кайся при всех!" Я кто ему, мальчик, да?.. И я действительно не помню, разрешал ли я ему брать пленку. Помню, что он унес, но с позволения или, так сказать, по своей инициативе, не знаю… Да мне не жалко, списанная же!

– Да в том, что ли, дело, жалко вам или нет! – вскипел Федя. – Меня теперь вором называют! По вашей милости!

– Кроев, Кроев, – сказала Хлорвиниловна.

– А чего "Кроев"? Я… официально требую извинения!

– Ну-у… – Дим-Толь поднялся. – Если так официально, тогда я тоже… Докажи, что эту пленку я тебе подарил. Есть свидетели?

– Дмитрий Анатольевич… – с улыбкой произнесла Ольга Афанасьевна.

– Нет, я официально: есть свидетели, Кроев?

"А совесть? Есть она у вас?" – чуть не сказал Федя. Но понял, что вот-вот разревется от такого подлого приема. И тогда в классе раздалось:

– Я свидетель. – И встал Гуга.

Ну уж чего-чего, а такого не ждал никто!

– Ага, я свидетель, – в тишине подтвердил Гуга. – Вы, Дмитрий Анатольевич, разговаривали с Шитиком… с Кроевым то есть в кабинете, а я в это время отодвигал от дверей куль с алебастром. Ну и весь разговор слышал. Вы говорили: "Да забирай ее, все равно это мусор". Ну, в общем, такой был смысл… Официально подтверждаю…

Опять повисла тишина. Вопросительная. Чем же, мол, теперь это кончится?

Дим-Толь иронически развел руками:

– Ну, если так… мы живем вроде бы в государстве, которое борется за звание правового. Вынужден принести Кроеву свои извинения. А засим – честь, как говорится, имею… – Усмехаясь, он сделал поклон и зашагал из класса. Все молча смотрели ему вслед. А когда вышел, загалдели – дело кончено, можно по домам.

Хлорвиниловна пыталась было угомонить "неуправляемую массу":

– Подождите! Еще вопрос об итогах сентября… А впрочем, ну вас, убирайтесь… Кроев, ты доволен?

– Вполне, – буркнул Федя.

Бориса в коридоре не было. Не стал ждать, значит. К Оленьке небось рванул… Ну и правильно! Как там Нилка?

Федю догнал Гуга:

– Вот так, старик. Выручил я тебя?

– Выручил… Даже не ожидал. Сколько я должен? – И вспомнил, как в сентябре честно вручил Гуге пятерку за летнее избавление от шпаны. Вернее, четыре пятьдесят. Полтинник-то Гуга был должен с июня.

– Нисколько. За справедливость бьемся бескорыстно.

– А ты уверен, что тут справедливость? – усмехнулся Федя. – Ты же наугад… Не был ты у двери и разговора не слышал.

– Не слышал. Но я же точно знаю, что он был.

– Откуда?

– Ну, Шитик ты мой ненаглядный! Посмотри на себя. Разве ты похож на тех, кто ворует в школьных кабинетах учебное имущество?

Федя уловил у Гуги свои собственные интонации. Сказал с досадой:

– А сейчас по внешности не определишь.

– А я не по внешности… Ты хороший парень, на таких надежда в будущем…

Федя не обиделся на насмешливо-снисходительный тон. Скорее удивился:

– Надежда? А разве не на деловых людей… как ты?

– Это само собой, – с удовольствием согласился Гуга. – Но такие, как ты… без них тоже нельзя. Кто-то должен думать и о душе. А то вымрем ведь… Ну, будь! – И ушел.

Федя побрел в раздевалку, размышляя, куда пойти: домой или к Оле? У гардероба его окликнула Ольга Афанасьевна:

– Кроев! Зайди быстренько в мой кабинет.

Значит, ничего не кончилось? Он пожал плечами. Извинение извинением, а сейчас начнется воспитание. Он пошел рядом с директоршей. И вспомнилось:

– Ольга Афанасьевна! А ведь я и вам говорил, что Дим-Т… Дмитрий Анатольевич мне пленку отдал! Летом рассказывал, когда мы насчет штор в школу приходили! Разве вы забыли?

– Верно! Да-да-да, был разговор… Ты прибегал весь такой… пылающий идеей. Веселый, загорелый, в трусиках. И Боря Штурман с тобой…

– Ну вот! А теперь…

Она поняла наконец:

– Да ты что! Думаешь, я тебя на проработку веду? Тебя кто-то по телефону разыскивает. Очень срочно…

Ox, что опять случилось?

Звонила Оля:

– Федя, а Боря с тобой?

– Нет! Я думаю, к тебе побежал… Ты что, из-за этого звонишь в кабинет директора?

– Федя… Нилка пропал…

– Как – пропал?

– Ну, так… – Она всхлипнула. – Его папа звонил. Ушел утром в школу и до сих пор не вернулся…

Нилкины молитвы

Все-таки сбылся он, этот страшный сон, который не раз видел Федя. Исчезновение, мука неизвестности. Правда снилось про Степку, а произошло это с Нилкой. Но Нилка… он ведь тоже почти как брат. И от мысли, что, может быть, нет его уже на свете, заходилось сердце…

А каково отцу его и матери?!

…Выяснилось, что в школе Нилка был, отсидел вместе со всеми четыре урока, потом оделся, вышел на улицу, и больше никто Березкина не видел. Теперь, к вечеру, уже обзвонили или обежали всех его одноклассников. Никаких следов. Звонили и в милицию. Сперва дежурный успокаивал: не ночь же, мол, еще, чего паниковать! Гуляет где-нибудь пацан. Кое-как убедили, что не такой это "пацан", который где-то шастает в одиночку, он всегда с друзьями. Дежурный "сигнал принял". Обещал звонить, если что выяснится. У Березкиных телефона не было, дали номер знакомых, которые жили двумя этажами ниже. Никто, конечно, туда пока не звонил.

Злорадствуют теперь небось в милиции: это вам не кино снимать! Как беда стряслась, к нам же и кинулись! Да черт с ними, пусть злорадствуют! Лишь бы Нилка нашелся!

Когда Федя, Борис и Оля прибежали к Березкиным, Нилкина мать плакала не переставая. Аркадий Сергеевич старался держаться спокойно. Однако говорил уже без всякой уверенности:

– Ну ладно, ладно, Роза… Найдется же… Может, решил прокатиться за город, у мальчишек такое бывает… – И снова расспрашивал ребят: не говорил Нилка вчера о каких-нибудь своих планах, не намекал ли на что-нибудь?

Нет, не говорил, не намекал. Только горевал о том, что мать изо всех сил настаивает на отъезде. Да и какие могли быть у него планы, отдельные от Бориса, Оли, Феди? Немыслимо это. Если только… Если… Борис первый решился на вопрос:

– Аркадий Сергеевич.. А вдруг он нарочно? Ну, чтобы вы не увозили его… и не расходились?..

Нилкин отец глухо сказал:

– Я уже думал… Неужели Нил способен на такое?.. – Руки и очки у него дрожали.

"Вы же способны… так его мучить…" – подумал Федя.

Сиди не сиди, горю не поможешь. И где искать – не придумаешь. Пришлось расходиться по домам. Нилкин отец обещал, что позвонит Феде сразу, хоть среди ночи, если что-то станет известно.

– И вы звоните, если вдруг что… В любое время. Хозяева телефона предупреждены, они хорошие люди…