Татьяна Миронова - Необычайное путешествие в Древнюю Русь. Грамматика древнерусского языка для детей Страница 5

Несмотря на ранний утренний час, народу на улице было много. Привлеченные скрипом телег, выходили из ворот любопытные бабы в высоких шапочках (потом ребята узнают, что шапочки эти называются "повойниками"), перекинув коромысла через плечо, легко семенили по воду девушки в сарафанах и простых холщовых рубахах, головы их были повязаны широкими лентами. Голопузые ребятишки сновали возле телег, тянулись на цыпочки, чтобы разглядеть пойманных.

И уже не оставалось сомнений ни у Мити, ни у Прохора, что перед ними самые настоящие русичи из какой-то неведомой им древности. Прохор, приподняв голову, торопливо вглядывался в людей, дворы, постройки, пытаясь угадать время, в которое их занесло.

Дома здесь были устроены так, как обычно их ставили на Севере и на Западе Руси. Бревенчатые, двухэтажные, они свысока глядели верхними резными оконцами на улицу. Нижние этажи, хозяйственные, их называли "клети", там хранились припасы, зимой жил скот, подслеповато смотрели на свет узкими щелями прорубленных окошек. Дворы были обнесены высокими заборами и крыты тесом, через отворенные ворота, часто с затейливой резьбой, виднелись то притушенный горн кузни, то островерхая крыша медуши - деревянного кладезя меда, то гончарный круг, возле которого мокла, разбухала в корыте глина. Все это: и дома, и дворы, и медуши, и кузни, такие вот обожженные в печи горшки, выставленные во дворах остывать, - бытовали на Руси века, и Прохор не находил зацепки угадать, в какое время живут эти люди. И на одежде жителей не мог он определить время. Женщины шли в простых синих поневах, под поневой выказывались холстинные белые рубахи, у иных с пущенной по рукаву красно-черной крестовой вышивкой. "Такие наряды, доставшиеся от прабабушек, пожалуй, и сейчас найдешь в сундучке у иной новгородской старушки", - подумалось попутно Прохору. И схватившие их молодцы одеты были как-то обыденно и безлико: все в холщовых портах и широких навыпуск рубахах, подвязанных плетеными ремешками. Вот и Митька, кстати, очень похоже на них одет, такая же простая рубаха без воротника, просторные льняные штаны, подвязанные ремешком. "Да куда же мы попали, елки-моталки, в какой век? "

Прохор устало положил голову на слежалую солому и стал разглядывать пленника, из-за которого они так неосмотрительно выскочили в перелесок. Тонкая, склепанная из мелких металлических колец рубашка с короткими, па локоть, рукавами доходила всаднику до бедер и была натянута поверх красной холстинной рубахи. Плетение кольчуги ладилось затейливо и искусно. Синие грубой шерсти штаны были заправлены в желтые из мягкой кожи сапоги - видать, не простого звания был всадник. Но главное - шлем! Такие шлемы с закрывающей шею кольчужной бармицей носили древнерусские воины в тринадцатом веке. Похожий шлем, принадлежавший князю Ярославу Всеволодовичу, отцу Александра Невского, хранится в Оружейной палате. Да, почти такой, та же стрельчатая форма, и завершается острием. Правда, тот, Ярослава Всеволодовича, украшен золотыми чеканными пластинами с изображением русских святых. А в остальном один к одному. Так же вот приклепан стальной наносник с полукружьями для глаз. В общем, красивая работа! Выходит, что? Мы в тринадцатом веке?

Прохор тотчас вспомнил цифры, вычеканенные на крышке люка в раскопе - 1240 год - год Невской битвы! Ничего себе! Занесла их судьба. 

Чувствуя, как затекают свинцовой немочью туго спеленутые веревкой руки, Митя пытался хоть чуть пошевелить ими. Всю дорогу, как и Прохор, он мучился догадками, в какое время они попали, и если для Прохора подсказкой могли стать одежда, оружие, постройки, то Мите ответ мог дать язык, и он всю дорогу напряженно прислушивался к возгласам, раздававшимся во дворах, к плачу и покаянному крику наказанного матерью малыша, к коротким перемолвкам шедших позади телеги мужиков, пытался определить, каким временем отзываются напевный, скорый их говорок, слова и весь строй их речи.

- Како ударю тя въ лобъ палицею, - кричал увлекшийся игрой мальчишка своему товарищу, собираясь закатать ему добрый щелчок. И Митя смекал, что те самые сверхкраткие, о которых он еще недавно толковал увязавшимся за ними Ване и Васе, уже утратились, преобразовались в обычные звуки. "Раз сказано "лоб", значит, мы в древнерусской земле не ранее конца двенадцатого века, - размышлял Митя,

- а вот та девица рассказывает подружке о том, что случилось на "торожку", на торге, на базаре. В новгородских берестяных грамотах такое встречается не раньше тринадцатого века. Стой-ка! Что это он там говорит? - Митя глянул на идущего рядом с их телегой Микулу, передававшего своему молодцу грамоту и негромко сказавшего в напутствие:

- Пришли ми челов?къ на жеребьци.

"Человекъ! Ага! - Митя торжествовал, если можно было торжествовать в этот невеселый для них час. - Он сказал: "пришли человекъ", а не "пришли человека". Так могли говорить только до конца тринадцатого века, не позже. Получается, мы в тринадцатом веке! ". И еще не сразу освоившись с ошеломившей его догадкой, Митя, прежде чем поделиться с Прохором своим открытием, жадно ловил слова, все сильнее укрепляясь в своей правоте. Наконец он повернулся к Прохору:

- Это тринадцатый век!

- Да, - сосредоточенно думая о своем, кивнул Прохор, - получается, что так.

Наши мальчишки, услышавшие этот короткий разговор, испуганно переглянулись и крепче прижались друг к другу, незадачливые кладоискатели сразу поняли, что не разыгрывают их, не пытаются обмануть и не веселый спектакль ожидает их по приезде, а неведомое и грозное дознание. Обоз втянулся па постоялый двор. В два этажа массивные хоромы украшало высокое крыльцо в кружеве затейливой деревянной резьбы. Толпа домочадцев высыпала по двор и окружила телегу с пленниками. Все с интересом разглядывали Прохора, диковинным казалось древним русичам его одеяние.

Микула тем временем наклонился над пленником в кольчуге и грозно вопросил:

- Кую весть везлъ еси князю?

Всадник ответил угрозой:

- Отпусти мене, Микуло, а то князь слобод? насилье съдееть.

- А, песъ поганый, - Микула разгневанно затряс бородой, - изморю тебе въ погреб?. А князь намъ несть господинъ. Правителя въ сей земли надъ нами нетуть.

Микула махнул рукой своим молодцам:

- Полоненыихъ въсадити въ погребъ.

Подхватили нашу четверку и с ними упрямого русича, развязали руки, бросили в бревенчатый без окон сруб, на тяжелый засов заперли.

Пленники огляделись. Стены сруба высокие, сложенные из толстых и гладких бревен. Потолок плотно прилегал к стенам, лишь в одном месте оставляя узкую щель, через которую пробивался в темницу свет.

- Какой же это погреб? - Вася озадаченно по жал плечами. - В погребе сыро, холодно, там картошку держат, соленья всякие. А здесь дом, только без окон.

- Погребом в Древней Руси еще и тюрьма называлась, - разъяснил Васе Прохор. - А еще тюрьму называли "порубъ".

- А мы что, правда в Древнюю Русь попали? - еще теплилась в Ване маленькая надежда.

- Да, - жестко отвечал Прохор. - Ничего не поделаешь, ребята, как это ни фантастично звучит, но мы с вами оказались в Древней Руси, да еще в тринадцатом веке. И приняли нас, видно, за врагов, так что давайте подумаем, как нам из этой истории выпутаться. Языка-то никто, кроме Мити, толком не знает, прочитать я еще прочту, а что сказать, - он вздохнул. - Вам, бедным, еще сложнее.

- А вы нас научите, - с готовностью откликнулся Ваня. - Мы понятливые, - он толкнул Васю в бок, и тот торопливо поддакнул:

- У меня в школе но русскому языку пятерка за год.

- Тут понятливости мало, - вмешался Митя. - Вот здешние жители, как, впрочем, и все древние русичи, "окают", говорят "порохъ", "добро", а вы "акаете", у вас эти слова звучат: "порах", "дабро".

- Да ну? - изумился Ваня.

- Ну да, - горько усмехнулся Митя. - Помимо знаний, нужны навыки, чтобы не сбиться на "аканье". Тут столько надо знать и практиковаться долго, чтобы хоть чуть понимать, а уж говорить... - Он удрученно махнул рукой, отошел от ребят и подсел к молча следившему за ними пленнику в кольчуге:

- Мы есмъ галичане. Не сведаемъ, кто суть ворози наши. Пленник недоверчиво взглянул на Митю и с неохотой ответил:

- Слобожане ти суть. Новъгородьстеи земл? Чудиновьстеи слободы чернiи люди. А Микула есть слободы староста.

- Брате, въ кую вину полонили тебе суть? Пленник долго молчал, прежде чем продолжить:

- Путята есмь, княжь гридь. Послалъ есть мене князь гонець искати. А похитили суть мене слобожане, дабы князю досадити.

- А гоньца обрелъ ли еси? - уточнил Митя. Княжеский посланник качнул головой:

- Пропалъ есть гонець. Въ Гюрьгевъ не доехалъ и ко князю не воротилъ ся. Переяли суть княжю грамотицу.

- Стой! - У Мити дух перехватило от догадки. Так вот что за бересту нашли они в мешочке! - Въ грамот? той тако глаголеть ся: "Поклонъ игумену Арсенiю отъ Вышаты. Пришли кънигы кънязю съ Митяемь. Кънязь идеть брати дань въ слободу... "