Владислав Крапивин - Ковер-самолет Страница 5

– Уважаемые полководцы! Я хочу спасти вас от увечий, а дом от разрушения.

Мы переглянулись. Неужели мы довели бедную тетю Валю до такого отчаяния, что она решила нас выселить с вышки?

– В чулане у меня есть ковер, – сообщила тетя Валя. – Конечно, не очень новый, но… Если выбить из него пыль, почистить, можно постелить у вас наверху. Тогда будет гораздо меньше грохота и синяков.

Ковер? Ура! На ковре можно устраивать соревнования по классической борьбе (и по неклассической тоже). Можно просто лежать рядышком друг с другом и болтать про все на свете. Можно вытащить ковер на крышу и загорать там, не боясь расцарапать пузо о кровельные листы. Можно сделать из него чум или кибитку и жить, будто кочевники!

Это взрослые думают, что ковры нужны только, чтобы вешать на стенку или класть на пол. А мы-то знали настоящую цену вещам!

Ковер, свернутый в большую трубу, стоял в самом углу чулана. Мы, конечно, бывали здесь не раз, но не обращали на него внимания: он был полузадавлен всякой рухлядью. Пока мы добрались до ковра, я успел поцарапаться о сломанную птичью клетку, а Витальке на голову упал дырявый шелковый абажур.

“Труба” выглядела внушительно. Я похлопал по плетеной изнанке ковровой материи. Она была жесткая и шероховатая.

– Тяжеленный, наверно, – вздохнул я.

– Это точно. Свалится – придавит, как мышат, – “утешил” Виталька. – Ну, взялись…

Ковер оказался поразительно легким.

– Как из пенопласта! – изумленно сказал Виталька.

Мы без труда выволокли ковер в коридор. Потом взвалили на плечи и торжественно понесли на двор. Виталька шагал впереди, и рыжий шелковый абажур качался на его голове, будто колокол.

– Выбейте пыль как следует, – сказала вслед тетя Валя.

Мы развернули ковер на траве. Он был небольшой: длиной метра три, а шириной около двух. Грязно-серый. Пахло от него кладовкой, плесенью и старыми мешками.

– Жуть, – сказал Виталька и выдернул у забора могучий стебель прошлогоднего репейника. А я отыскал у крыльца палку от швабры.

Мы врезали по ковру с двух сторон, и пыль поднялась, словно дым над вулканом. Ковер пружинил и подпрыгивал, как живой. Мы чихали, хохотали, а тетя Валя с крыльца уговаривала нас пылить не так сильно, иначе соседи вызовут пожарную машину.

Наконец мы выдохлись. Прочихались. Ветерок унес пыльное облако. И тогда мы разглядели узор на ковре. Ну, узор как узор. Ничего особенного. Какие-то зубчатые треугольники по краям и угловатые загогулины, а в середине – два больших квадрата, положенных друг на друга так, что получилась восьмиугольная звезда. А в этой звезде была другая, похожая на шестерню. Ковер после чистки остался серым, а рисунок был красновато-коричневый, выцветший и расплывчатый. Чуланный запах мы выбили из ковра не до конца. А ворс, там, где он не вытерся от старости, стал после наших ударов ершистым и колючим на вид.

Не все ли равно! Мы так устали! Мы посмотрели друг на друга и разом бухнулись на ковер.

Я падал, зажмурившись. Поэтому первое ощущение было особенно удивительным. Казалось, я упал не на старый ковер. На что-то другое – мягкое, шелковистое, теплое. Живое.

Я изумленно открыл глаза и сел. Мои ладони скользили по ковровой щетине, которая выглядела жесткой и кусачей. А казалось, что я глажу ласкового зверя с короткой, но пушистой шерстью. Виталька сидел на корточках и обалдело смотрел на меня.

Я ему ничего не сказал. Я лег ничком и прижался к теплому ковру голыми руками, ногами, щекой. Я купался в этой ласковости. И вдруг почувствовал, что от ковра пахнет не только плесенью и мышами. Пробивался запах чего-то незнакомого, южного, загадочного. Словно кто-то втер в ковровую ткань семена заморских трав.

Вздохнул я и открыл глаза. И увидел, что Виталька лежит, как и я. Носом ко мне.

– Вот это да, – сказал он, улыбаясь и не отрывая щеки от ковра.

Я промолчал, потому что в самом деле “вот это да”.

– Наверно, его тети Валин дед из какой-нибудь Персии привез, – проговорил Виталька. – Тетя Валя говорила, что дед много путешествовал, когда молодой был.

– Наверно, его делали старые мастера, а теперь этот секрет утерян, – сказал я.

– Наверно… – сказал Виталька.

Мы медленно перевернулись на спину.

– А тетя Валя? – спросил я. – Разве она не знала, что он… такой?.. В чулан запихнула.

– Может, знала, да забыла, – откликнулся Виталька. – Она же… ну, в общем, немолодая уже. Пожилые люди про многое забывают.

– Память у нее хорошая, – заступился я.

– Ну, хорошая… А может, она и не понимала, какой это ковер. Она ведь на нем не валялась, как мы.

– Почему? – удивился я.

Виталька хмыкнул:

– А ты видел ее фотокарточку, когда она девчонкой была? Платье чуть не до пяток, кружева всякие, бант на спине, ботинки высоченные с пуговицами. Попробуй поваляйся.

Я пожалел тетю Валю, которая лишена была такого удовольствия, сладко вытянулся на ковре и опять погладил его.

– Как живой, да? А мы его, бедного, палками…

– Ничего, – утешил Виталька. – Зато чистый стал… А мы с тобой – наоборот.

Он согнул потемневшую от пыли руку и подул на нее. А я увидел на его локте красную капельку.

– Смотри, поцарапался, – сказал я.

Виталька улыбнулся и тронул каплю мизинцем. Она разломилась пополам, выпустила прозрачные крылышки и улетела в густую траву.

– Божья коровка, улети на небо… – запоздало сказал Виталька.

– А по правде они могут на небо улететь? Высоко, как самолеты? – спросил я.

– Не-а, – сказал Виталька. – Им зачем? Они же травяные жители.

– Ну а если захочет? Вдруг захочет?

– Она не захочет, – сказал Виталька. – Это ты, может, захочешь, потому что ты человек. А она же просто так, божья коровка.

Я лежал, раскинув руки. Левая ладонь оказалась в траве, и между пальцами попал высокий стебелек одуванчика. Я машинально теребил его, а сам думал вот о чем: если бы я даже был божьей коровкой, все равно попробовал бы лететь выше и выше. Конечно, там на высоте давление другое, холод, воздуха мало, но я летел бы, пока хватит дыхания.

Я представил, что вот так, лежа на спине, начинаю медленно подниматься к одинокому облаку, насквозь просвеченному июльским солнцем.

Показалось мне, что шевельнулась под ковром земля, а все пространство слегка сдвинулось. Так бывает, когда голова на миг закружится. Стебель одуванчика, который я держал, скользнул вниз, пушистая головка проскочила между пальцами, растеряв семена. Потом я увидел, что уходит вниз рассохшаяся бочка, стоявшая неподалеку.

– Мама! – заорал я и бухнулся в траву.

Крепко бухнулся. Потому что от ковра до земли было уже метра полтора…

Даже сейчас, когда я вспоминаю тот случай, мне делается неловко. Ведь что ни говори, я испугался и бросил Витальку. И слегка утешает меня лишь то, что Виталька поступил так же: заорал и плюхнулся на землю. Только с другого края ковра.

Мы сидели в примятой траве и перепуганно таращились друг на друга.

– Ты чего? – сказал Виталька.

– Чего “ты чего”? – сказал я.

– Как это ты? – спросил он.

– Я никак. Я ничего, – ответил я, потому что понял наконец: Виталька думает, что это мои шуточки.

Ковер плавно, как большой бумажный лист, опустился между нами. Я икнул и сказал:

– Это он.

Виталька задумчиво осмотрелся, зачем-то заглянул под ковер и опять вопросительно уставился на меня. В моей голове стремительно прыгали всякие догадки и фантастические мысли: “Может, было незаметное землетрясение и нас плавно тряхнуло?.. Может, у нас обоих сон или гипноз?.. Может… Может…”

А что “может”, в конце концов?!

Я опять икнул и спросил Витальку:

– Попробуем?

– Н-ну… давай… – сказал он без восторга.

Мы осторожно, как на горячую плиту, сели на ковер.

– Н-не поднимается, – сообщил Виталька.

– Значит, показалось.

– Обоим?

Я икнул третий раз и потер ушибленное место. Ничего себе “показалось”.

– Ты чего-нибудь делал, когда он… это самое? – шепотом спросил Виталька.

– Ничего я не делал. Я о нем даже и не думал совсем.

– А о чем думал? – требовательно спросил Виталька.

– Сейчас… Ну, кажется, о божьей коровке… Долетит она до облака или нет.

– Значит, о полете, – обрадованно сказал Виталька. – Значит, так… Попробуем! – Он прищурился и скомандовал: – Вперед! Полетели!

Ковер не шелохнулся.

– Вперед! Старт! – повторил Виталька и даже поерзал, словно подгонял ковер.

Тот не двигался.

– Хочу подняться до крыши, – сказал Виталька почти жалобно.

И мне захотелось. Страшновато было, но все равно захотелось, чтобы ковер шевельнулся, чтобы стена дома плавно заскользила вниз и узорчатый карниз под крышей оказался у наших глаз.

И тогда… Тогда это случилось!

Нас приподняла ласковая сила, и мы увидели перед собой кромку железной крыши и старое деревянное кружево карниза: хрупкие завитушки и зубцы с круглыми отверстиями. Из одного отверстия, как из иллюминатора, озадаченно глядел на нас воробей.