Крис Ридделл - Юная леди Гот и призрак мышонка Страница 5

– Какие у тебя замечательные тапочки! – сказала она.

Вместе они обогнули западное крыло и углубились в Тылы внешнего сада (бескрайние). Вокруг плотной стеной стояли спутанные заросли вереска, боярышника, лесного купыря. Крыша старого ледника едва виднелась – и никаких следов альбатроса и Полярника.

– Пойдём-ка лучше сюда, – сказала Ада, на всякий случай увлекая Эмили подальше от ледника.

Они утоптали высокую траву на небольшой полянке, стараясь избежать кусачей крапивы и колючего тёрна. Закончив, Эмили спустила с плеч свой деревянный ящичек, отсоединила от него складной стульчик и баночку. Затем уселась, поставила ящик на колени, и, откинув медные защёлки, открыла его. Внутри оказалась медная фляга с водой и целый набор акварельных красок с такими названиями, как «Неаполитанская жёлтая», «Ализариновая малиновая», «Хукерова светло-зелёная» и «Пейнова серая».

Эмили наполнила водой баночку, извлекла из папки плотный лист бумаги и, приложив его снаружи, поставила папку себе на колени. Ада тоже закончила утаптывать траву и уселась рядом.

– Что ты собираешься нарисовать? – спросила она.

– Это вот дерево, – ответила Эмили, указывая кисточкой на огромный ствол с жёлтыми листьями и ярко-малиновыми цветами. – Зелюк-Хрюкотун. Великолепный экземпляр!

– А я нарисую монстра, – ответила Ада, открывая коробку с мелками. И быстро добавила: – Воображаемого.

В действительности же она изобразила Полярника – в его широком бушлате, с белым лицом, желтоватыми глазами и чёрными ногтями. Завершал рисунок альбатрос на плече. Ада заштриховала его белым мелком.

– Богатое у тебя воображение! – заметила Эмили. – Надо же, вообразить такое!

– А ты очень талантлива, – поспешила сменить тему Ада.

Когда рисунок Эмили высох, она положила его в папку и собрала все принадлежности.

На обратном пути Эмили споткнулась обо что-то и растянулась на земле. Ада помогла ей подняться и раздвинула высокую траву.

Перед их глазами предстал торчащий из гравия колышек – один из тех, что вкопал Метафорический Смит. «Путь в Потайной сад», – гласила надпись на нём.

– Путь изрядно зарос, – сказала Ада. – Но если приглядеться как следует, его всё ещё можно обнаружить.

– Вот это да! – восхитилась Эмили. – Пойдём же туда скорее!

Они повернулись и двинулись по едва заметной тропе. Порою им приходилось пригибаться под низкими ветками, порой – перепрыгивать через запутанные кустики ежевики, но они всё шли и шли, углубляясь в Тылы внешнего сада (бескрайние).

Неожиданно перед ними выросла высокая стена с маленькой деревянной дверью. На двери висела кованая медная табличка с выгравированной надписью: «Потайной сад». Ада толкнула дверь. Та медленно приоткрылась, скрипя ржавыми петлями. Ада взяла Эмили за руку, и они вошли внутрь.

Потайной сад пребывал в диком беспорядке.

Трава вымахала в рост девочек. Растения всех форм и размеров теснились одно к другому. Всевозможные цветы росли плотным ковром, узловатые переплетённые сучья старых деревьев, свисавшие до земли, боролись за место под солнцем.

Ада и Эмили шли по дорожке рука об руку. После нескольких крутых поворотов и петель, как в лабиринте, она вывела их ещё к одной стене, выше прежней, с деревянной дверцей – меньше прежней. На ней тоже красовалась медная табличка, надпись на которой гласила: «Самый потайной сад».

Эмили толкнула дверь.

Затем Ада толкнула дверь.

Затем они толкнули дверь вместе, но это не помогло: дверь не поддавалась.

– Вот незадача, – расстроилась Эмили. – Мне так хотелось поглядеть.

Ада отошла на шаг и заметила замочную скважину.

– Она заперта, – заявила она. – И я ничуть не удивлюсь, если у Мальзельо окажется ключ… Ох, я совсем забыла! Ведь нынче среда! Я должна сегодня пить чай с отцом в большой галерее! Мне надо бежать домой переодеваться. Мы исследуем это место в другой раз.

– Если ты ещё не передумала вступать в Чердачный клуб, – сказала Эмили, когда они забрались на венецианскую террасу, – мы с Уильямом будем ждать тебя в десять часов на верхней площадке главной лестницы.

– Увидимся! – из последних сил выдохнула Ада и помчалась дальше – в сторону своей гардеробной. Вечерний наряд для среды уже ждал её. Она мигом накинула венгерское платье и жакет, а затем влезла в громоздкие башмаки. Часы двоюродного деда [5]на каминной полке в её спальне пробили пять.

«Я не должна опоздать! Я не должна опоздать! Нельзя опаздывать!» – шептала себе под нос Ада, несясь по коридору и старясь грохотать башмаками как можно больше. Подойдя к большой галерее, она затопала ногами изо всех сил.

– Входи, – произнёс лорд Гот спокойным и учтивым голосом.

Ада, печатая шаг, вошла в комнату. От её движений дрожали чайные чашки.

– Да-да, я тебя вижу, – сказал лорд Гот. – Можешь больше не топать.

При этом, заметила Ада, он старался не смотреть на неё.

– Проходи, – продолжил отец, – и налей чаю.

Лорд Гот сидел в одном из крылатых кресел под высоким окном. Он был облачён в сапоги и бриджи для верховой езды, синий фрак с меховым воротником и манжетами. На шее у него красовался один из тех великолепных шёлковых галстуков, что были введены в моду самолично им: в его честь их так и называли «готическими». Он сидел, заложив ногу за ногу. На коленях покоился идеально начищенный мушкет.

Ада сделала небольшой книксен, обратив внимание, что глаза отца беспокойно мигнули, встретившись с её собственными.

Он отвёл взгляд и, пока Ада наливала две чашки китайского чая из стоящего на столе серебряного чайника, изучал портреты предков, висевшие на стене галереи. Ада протянула одну чашку отцу и уселась в пустующее кресло с другой чашкой в руках.

Поначалу они молчали. Но Аду это ничуть не беспокоило. Лорд Гот был знаменитейшим английским поэтом, и Ада очень гордилась отцом. Она сделала глоток китайского чая.

Лорд Гот взглянул в высокое окно на пригибающуюся под ветром зелёную траву оленьего парка. Вдалеке, в лучах клонящегося к закату солнца, мирно паслось стадо безумно дорогих пёстрых китайских оленей.

Затем лорд Гот поместил свою чашку на столик и окинул задумчивым взором безукоризненную лепнину большой галереи.

– Мальзельо доложил мне о пропаже его любимой мышеловки, – сказал он наконец спокойным и учтивым голосом. – Сомневаюсь, впрочем, что тебе что-нибудь об этом известно.

Ада уставилась в свою чашку.

– Не нравится мне Мальзельо, – сказала она тихо.

– Мальзельо никому не нравится, – согласился лорд Гот. – Но он в Холле дольше, чем кто-либо в состоянии вспомнить. И к тому же, – продолжил лорд Гот, – он мне необходим для комнатной охоты. Так что, пожалуйста, никаких больше хождений вокруг Купальни Зевса.

– Купальни Зевса?

Зелёные глаза Ады сверкнули любопытством.

– В заброшенном крыле, – пояснил лорд Гот, поворачиваясь наконец к дочери. – Её возвели для третьей леди Гот. Там Мальзельо держит своих комнатных фазанов.

Лорд Гот запнулся. Ада увидела, как по лицу её отца пробежала привычная ей тень боли и грусти.

Он поднялся и, подхватив мушкет, подошёл к окну.

– С тех пор, как мисс Делакруа нас покинула, ты слишком много времени предоставлена сама себе, Ада, – спокойно сказал он. – Я полагаю, самое время позаботиться о новой гувернантке.

Ада вздохнула и поставила свою чашку на стол.

– А теперь, с твоего позволения, – продолжал лорд Гот холодно, – мне нужно немедленно пострелять в садовых гномов.

Ада вышла из галереи и отправилась в свою комнату, где её уже ждал ужин.

Приподняв серебряную крышку с серебряного подноса, она обнаружила на нём фирменный сырвич (два ломтя хлеба с ломтиком «Голубого громмера» между ними), яблоко из кухонного сада и стакан отвара бузины.

– Уверен, пахнет восхитительно, – раздался тоненький голосок совсем рядом.

Ада посмотрела вниз и увидела Измаила, слабо переливающегося на турецком ковре.

– Но поскольку я призрак, я не чувствую запаха. И аппетита у меня нет, – добавил он грустно.

– Ты где пропадал? – спросила Ада.

Измаил пожал плечами.

– Там-сям, – ответил он неопределённо. – Но я всегда буду возвращаться сюда. Потому что, похоже, ты единственное живое существо, которое меня видит и слышит.